— Признаюсь как на духу: исповедуясь Дмитрию Гордону, я не чувствовал, что телекамеры включены, — это было абсолютно дружеское общение, напомнившее мне «Беседы у камина» Франклина Рузвельта. Если не читали эту книгу, обязательно прочтите: туда вошли радиоинтервью одного из самых любимых народом президентов США. Думаю, так же, как я в свое время, вы будете приятно этим замечательным стилем удивлены и тем, что с создателями цикла передач и с миллионами простых граждан-радиослушателей глава государства общался так, будто они его личные друзья и сидят у него дома, на кухне, за столом...

Конечно же, сравнивать себя со столь выдающейся личностью, как Рузвельт, не смею, однако не могу не отметить, что наша беседа с Дмитрием Ильичом примерно такой же носила характер, словно это не он пригласил меня интервью записать, а я позвал его к себе в гости, на чай и к чаю: мы сели напротив друг друга, и я решил ему, очень молодому для меня человеку, кое-что из жизни своей рассказать, где много всего интересного было и, не сомневаюсь, еще столько же будет...

Не скрою: профессионально я деформирован, и на характер мой, на поведение не могло не повлиять то, что я оперативник и в органах с семидесятого года прошлого столетия служу. То, что никому, даже самому себе, доверять нельзя, люди моей профессии знают, как алфавит или таблицу умножения, потому неудивительно, что больших и, тем более, откровенных интервью уже лет десять я не даю, да и от разговора с Гордоном, с которым дружу давно и к которому очень тепло отношусь, отказывался и отлынивал как только мог. Только его ненавязчивая настойчивость и умение убедить, что это, как говорится, не мертвым — живым нужно, заставили меня всё-таки Димино приглашение принять, о чем я пока не пожалел и, думаю, жалеть никогда не стану, потому что все получилось еще лучше, чем я предполагал.

...Вот сколько знаю Гордона, столько им восхищаюсь. Его талантом. Мудростью. Эрудицией. Феноменальной памятью. Фантастической работоспособностью. Умением сделать так, что бы собеседник сам захотел раскрыться, быть равноценным, до его уровня дотянуться. И постоянным самосовершенствованием и профессиональным ростом, потому что я ведь нашу первую встречу помню — тогда Дмитрий совсем мальчиком мне показался: умненьким, способным, но зеленым еще, сырым, неопытным, а сейчас это настоящий матерый оперативник! Да-да, именно оперативник, сыщик, следователь, детектив — кому как больше нравится, так и называйте, причем он настолько в этом деле силен, что в одиночку за двоих — «доброго» и «злого» полицейских — отлично справляется. Наверняка об этой тактике кнута и пряника, используемой при допросах, вы наслышаны, так вот, мы, правоохранители, ее всегда в паре осуществляем, а Гордону пара уже не нужна — он сам кого угодно расколет!

Еще в конце восьмидесятых я своих коллег убеждал: «Лучшие оперативники из людей с журналистским чутьем получаются». Почему? Именно журналистам (если они, конечно, талантливые) даже самые мелкие детали подмечать свойственно, цепляться за них, в логические цепочки увязывать, раскручивать визави, располагать, на какие-то откровения, эмоциональные реакции провоцировать... «По возможности сотрудников из числа представителей прессы набирайте!» — советовал я, да и сейчас советую тем, кто в спецслужбах трудится, только вот в органы ребята из СМИ что-то не сильно спешат: то ли не заинтересованы, то ли считают, что такая работа чересчур для жизни опасна. Хотя, если вдуматься, журналистская стезя не менее терниста — если, разумеется, снимаешь и пишешь правду...

Я убежден: слабый, трусливый и мнительный в журналисты не пойдет, во всяком случае, Гордон не из таких, иначе не спрашивал бы о криминальных авторитетах, ворах в законе, заказных убийствах, стрелках и разборках, не раскручивал бы на истории, от которых у большинства простых граждан мурашки по коже бегут. Кстати, он так меня раз говорил, что я даже о недоказанных вещах рассказал, чего по закону делать не положено, поскольку это я, милиционер, из своих источников хорошо знаю, как на самом то деле было, а суд ведь не подтвердил... Впрочем, уверен: Дима разузнавал об этом не для того, чтобы против меня как-то использовать и публике очередную «жареную утку» подбросить — ему просто правда интересна, факты, и его зрителям и читателям, которых он не первый десяток лет своими интервью воспитывает и формирует, также.

Когда-то, на излете восьмидесятых, я то же самое делать пытался — народ информировать. С телеэкрана открыто, что такое организованная преступность, объяснял, о всевозможных подстерегавших на каждом шагу опасностях предупреждал, разъяснял, как на удочку кидал, наперсточников и организаторов финансовых пирамид не попасться, и здорово за это потом поплатился. «Ссылка» на преподавательскую работу в Академию МВД — меньшее из наказаний, поверьте мне: о том, как пострадали я и мои близкие, вспоминать сейчас не хочу. После того как в сорок девять лет — в расцвете сил! — меня из системы, которую я же и создавал, вышвырнули, преследования спецслужб начались, со всех сторон на мою голову болячки посыпались... Казалось, уже все, погиб, нет меня, не поднимусь больше, однако, как видите, жив-здоров, выдержал и о расплате за предельно откровенное интервью Гордону даже не думаю. Во-первых, нет в этом мире такого, чего не способен человек вынести, а во-вторых, так что же теперь, молчать о том, о чем молчать просто нельзя?

О том, как с преступностью мы боролись, я ведь не только за себя говорил, но и за Хряпу, за Золотых, других легендарных коллег, которых в живых уже нет, — нужно, чтобы и нынешнее поколение, и те, кто придет после нас, знали, с чем этим людям сталкиваться приходилось и как каждый день своими жизнями ради спасения чужих они рисковали. Кого-то это, может быть, укрепит, кого-то вдохновит, а кому-то смысл простой, но очень важной истины поможет понять: если каждый из нас будет законы соблюдать и не делать ближним того, чего ни за что бы не сделал себе, мир изменится к лучшему — сидеть и ждать, пока его красота или еще что-то спасет, не нужно...
Все то, о чем вы сейчас прочтете, я рассказал Дмитрию Гордону вовсе не для того, чтобы показать, каким был героем, и встречался с ним не с целью по-приятельски посидеть и в уютной обстановке лихие восьмидесятые и девяностые повспоминать (хотя, не скрою, вспомнить те годы было приятно — это же, на какой бы период она ни приходилась, молодость, и я действительно наслаждался, осознавая, что хоть немножко полезного тогда сделал). Прежде всего я эпоху, свидетелем которой являюсь, в той уникальной огромной летописи, которую пишет Дима, хотел зафиксировать, а в том, что последующим поколениям она интересна будет и обязательно при годится, твердо уверен. Прошлое никогда не исчезает бесследно и в небытие не уходит — почти всегда оно первопричина настоящего и лучший урок для будущего.

Из предисловия к книге «Свет и тень» (2014)