Говорят, что молчание - золото, но в присутствии народной артистки России Клары Новиковой это, по меньше мере, неубедительно, а по большей - смешно. Послушав киевлянку Клару и ее неизменную спутницу, а по сути, второе "я", тетю Соню, женщины как заклинание повторяют: "Какой же надо быть умной, чтобы иногда быть немножко дурой". Или: "На всем белом свете есть две категории мужчин, которые не подходят нам, женщинам, - голубые и мертвые, причем первые хуже, потому что они наши соперницы"...

К прекрасному полу Клара явно благоволит, а вот мужчин ее острый язычок сражает наповал. Только этим обстоятельством можно объяснить то, что известный московский журналист Юрий Зерчанинов очень долго не решался сделать ей предложение. Так долго, что в загс они отправились уже с крохотной дочкой на руках. При этом слегка оробевшего (и онемевшего?) жениха поддерживали свидетели - писатель Аркадий Арканов и режиссер Петр Фоменко, которые за словом в карман не лезут.

Перечислять этапы большого артистического пути Новиковой смысла нет: украинская школа в Киеве, эстрадно-цирковая студия, диплом ГИТИСа, премия "Золотой Остап", книга "Моя история" и так далее. Скажу лишь, что, посмотрев на Клару, которая не один год работала в его театре миниатюр, Жванецкий однажды прозрел и изрек: "Над женщиной не хочется смеяться - ее хочется смотреть". Ну как тут с Михал Михалычем не согласиться?

"Не смей садиться с ним на скамеечку, - сказала подруга, - потому что он будет приставать и, возможно, целоваться"

- Я глубоко убежден, что женщине-артистке намного сложнее стать знаменитой, чем мужчине. Что уж говорить о так называемом разговорном жанре, где сильный пол доминирует! Вы, Клара, несмотря ни на что, смогли добиться популярности и славы...

- Димочка, а знаешь, о чем я подумала? Если бы ты со мной говорил по-украински, я все прекрасно бы понимала и, более того, могла бы отвечать. В последние свои гастроли по Украине я вообще пытаюсь общаться со зрителями по-украински.

- Получается?

- Получается. Правда, возникло много слов и выражений, которых я раньше никогда не слышала. Ну, скажем, я себе и представить не могла, что коробка передач в машине называется скринька перепихунцiв. Или взять слово "хмарочос"...

- Да, раньше хмарочосiв не было...

- Вот именно... А еще я очень рада, что у тебя в гостях. Я буду говорить "ты", ладно?

- Конечно!

- Мы столько лет знакомы, что это дает мне право...

- Клара, я много раз слышал от вас, что вы мечтаете переехать в Киев, который так любили, купить квартиру и жить здесь, ходить по улицам своего детства. Это правда?

- Киев я не любила, я продолжаю любить, и каждый раз, приезжая сюда, испытываю всплеск эмоций. Действительно, я мечтаю, чтобы какое-то свое гнездо здесь у меня свилось.

Когда моя дочь была еще маленькой, я брала ее с собой на всякие-разные гастроли. Однажды привезла ее в Киев, и, с восторгом на меня глядя, она сказала: "Да, мама, ты не в деревне родилась!" (смеется).

Я киевлянка и благодарна за это судьбе, хотя, наверное, выходец из деревни так же счастлив, что он родился вдали от шума городского, и до беспамятства любит свой косогор, околицу, колодец. Каждый любит свою деревню! Я - свою. Добавлю, что в Киеве осталась квартира моих родителей, и я очень надеюсь, что когда-нибудь смогу с ней что-нибудь сделать...

Сейчас мы находимся с тобой на Подоле, по дороге сюда я ехала мимо клуба - раньше он назывался "Пищевик". Это для меня уже памятные места - здесь прошел мой первый концерт. Смешно тогда получилось... Я никак не могла понять, почему в зале не смеются, а потом выяснилось, что все зрители из общества глухонемых. Все-таки они смеялись, но не так и позже. Оказывается, с ними была переводчица, которая им транслировала, что я говорю, поэтому реакция была чуть-чуть невпопад...

Ой, а рядом же схили Днепра! Увидела их - и перед глазами, во-первых, выпускной вечер, а во-вторых, первое мое свидание.

Я достаточно поздно стала на свидания бегать - мне было, наверное, лет 15. Обычно девочки начинают раньше... Как-то возвращалась из Жовтневого палаца, где занималась в художественной студии, после спектакля. Это были "Дороги" Розова, и главную роль играла Ира Дука - сейчас вiдома актриса, звезда Русской драмы. На остановке ко мне подошел молодой человек, блондин. "Я вас заметил в спектакле", - говорит. (А у меня там была роль в массовке - я через грузовик перелезала. Не представляю, как можно было меня вообще рассмотреть)... Этот человек, для меня уже взрослый, хотел со мной познакомиться. "Я студент театрального института", - сказал он, а для меня это был манок - я тоже хотела поступать в театральный.

Свидание было назначено на следующий день на семь вечера. Мы с подругой Лидой сели в троллейбус, который шел на Крещатик, оторвали билетики... Один оказался счастливым. Лида закричала: "Ты должна его съесть!", и я послушно съела... Мы ехали, уцепившись за поручень, и горячо обсуждали план. Она говорит: "Только не смей садиться с ним на скамеечку". Уже темнело...

- Сгущались, как пишут в романах, сумерки...

- "Смотри, не садись, потому что будет приставать и, возможно, целоваться. И знай: я буду рядом! А чтобы ты не сомневалась, буду ходить вокруг и громко топать".

Студента звали Леня Краст - до сих пор помню эту фамилию. Потом уже выяснилось, что у него много жен и трое детей, но тогда я ничего этого не знала. И вот мы гуляем, он что-то рассказывает об импрессионизме, мне это безумно интересно... А Лида ходит кругами и топает, чтобы я понимала: она здесь.

Леня проводил меня домой, вошел в мой двор на Красноармейской, а там на веревке висело белье - предметы туалета, которые женщины тогда носили...

- С начесом?

- Ну да! (Смеется). Они были умопомрачительных размеров и невероятных расцветок: бледно-голубые, розовые. Он посмотрел на это и произнес только одно слово: "Неореализм"...

"Проходя мимо театрального института, я низко кланяюсь в пояс: "Спасибi, що не взяли"

- Когда я пришла домой, папа - а он точь-в-точь моя тетя Соня - спрашивает: "Где ти била?". - "Мы с Лидой, мы ходили...". - "А что ти делала в том троллейбусе? Ти же кушала какой-то билетик?". Я поняла, что попалась. "Да мы оторвали, оказывается, счастливый... и Лида сказала... и я съела". - "Ну а дальше где ти била?". - "Мы с Лидой...".

В общем, папа нас вычислил. Оказывается, он возвращался с работы в том же троллейбусе и стоял рядом со мной, держался за тот же поручень. Увы, я была так увлечена свиданием, что его не заметила. Он услышал наше обсуждение и поехал следом, чтобы посмотреть, куда это мы на ночь глядя...

Знаешь, в связи с этим мне вспомнился анекдот. Девочка приходит домой. Мама: "Где ты была? Мы з батьком не спали". - "Мама, с Веркой ходила в кино". - "Но то до восьми, а дальше где ты была?". - "А потом мы пошли на танцы". - "Ну, на танцы до 12-ти, а дальше?". - "Потом мы с Грицьком ходили в клуню". - "Ну то минутка, а дальше, где ты была дальше?".

- Кларочка, я не случайно сказал, что женщине в разговорном жанре пробиться невероятно сложно. Вокруг одни мужчины, которые так и расталкивают друг друга локтями, изо всех сил топя конкурентов... Как вам удалось выстоять, за счет чего?

- Дим, я никого не расталкивала, честное слово! Вообще, когда я появилась, женщин на эстраде было не так много...

- Вы же, по-моему, в Киевский театральный институт поступали?

- Поступала, и слава Богу, меня не приняли. Теперь, когда мимо него прохожу, низко кланяюсь в пояс: "Спасибi, що не взяли". Могу себе представить... Ну закончила бы я Институт Карпенко-Карого, ну отослали бы меня в какой-нибудь областной музично-драматичний театр. В том городе - не знаю каком, никого не хочу обидеть - ставили тодi українську класику. Скажем, "У недiлю рано зiлля копала". Ну шо би я там грала? Ким би тодi була? В конце концов, обосновалась бы в каком-нибудь Житомире, нарожала бы кучу детей и в результате не стала бы той, кем стала.

Так в моей жизни сложилось, что просто мне ничего не давалось. Если что-то и происходило, то не благодаря, а вопреки. Все нужно было каким-то образом завоевывать, во мне шла постоянная борьба с самой собой, приходилось каторжно трудиться, чтобы хоть что-то сбылось. Не представляю, что было бы дальше, если бы не моя Фаина Соломоновна, к которой я ходила в кружок художественного слова...

Она сказала: "Клара, надо поступать в эстрадно-цирковую студию", а потом, когда после победы на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады меня пригласили в Москву, решительно заявила: "Надо ехать!". Я так боялась... Как, в Москву? Я же там никого не знаю...

- Страшно было?

- Не то слово. Как жаль, что разрушили гостиницу "Москва": это было мое первое обиталище в столице. Дирекция гостиницы сжалилась надо мной и дала комнатку без окон, без дверей под чердаком. Все деньги, которые я зарабатывала, уходили на оплату этого "номера".

Я даже не знала, как искать квартиру, у кого об этом спросить. Выручила Лидочка Яремчук, моя подруга... Ее киевская приятельница сосватала меня некой Марии Исааковне. Это была очаговательная дама, которая потом стала моим пегсонажем. Каждое утро, надев спортивный костюм, она рассматривала себя в зеркало и говорила: "Хогоша канашка!". Вот у этой Магии Исааковны я снимала комнатку, таким было мое начало.

Просто не давались ни концерты, ни деньги - ничего. Всякий раз я хотела вернуться в Киев, и всякий раз Фаина Соломоновна мне говорила...

-..."Тут тебе делать нечего!"?

- Нет - "Если вернешься, порог мой больше не переступишь"... И ее муж Георгий Николаевич согласно кивал: "Да, Кларочка, вы в нашем доме бывать не будете". А это был такой человек... По сей день, если я говорю, каким вижу настоящего интеллигента, представляю его. Георгий Николаевич, который окончил здесь вместе с Паустовским гимназию, умел в жизни все.

- "Да, были люди в наше время!"...

- Были, были! В этом доме я многому научилась, многое впервые узнала, и очень боялась, что меня от него отлучат. Так и осталась в Москве...

"В наказание меня оставили без выпускного платья"

- Многие талантливые киевляне отсюда уехали и совершенно об этом не жалеют, потому что состояться они cмогли где угодно, только не здесь. Сегодня вы на эстрадном Олимпе. Скажите, а вам приходилось для этого чем-то жертвовать, поступаться принципами, пускать в ход свое женское очарование? Случались моменты, когда выбора просто не было?

- Нет, меня, как говорится, Бог миловал. Конечно, претенденты на то, чтобы... ну, ты понимаешь, были. Как правило, чрезмерным вниманием досаждали мужчины, от которых зависело, появлюсь я на телевидении - не появлюсь, будут у меня концерты в престижных залах или не будут. А авторы! Это вообще отдельная история. Все эти люди могли повлиять и на судьбу, и на карьеру...

- Они действовали прямо или намеками?

- По-разному. Чаще делали недвусмысленное предложение и говорили: "Вот если ты то-то, то-то и то-то, будешь иметь это, это и это". Думаю, я действительно могла получить раньше то, что имела позже, но мне такие сделки казались недостойными, невозможными. Хотя я никого не осуждаю. Если человек считает, что этот путь короче и для него вполне приемлем, - пожалуйста. Для меня это неприемлемо!

- Клара, вы, если не ошибаюсь, и на заводе успели поработать?

- Это было здесь, в Киеве...

- И мастер к вам приставал?

- Ну да! Один раз... Откуда ты знаешь?

- Люди рассказывали...

- Это такая история была... Меня же никуда не принимали. Школу я окончила на год раньше, чем мои сверстники, и не поступила в театральный институт. Девочка, 16 лет...

-...хорошенькая...

-...и очень тихая. Наивная еврейская девочка из патриархального дома. У нас без папы даже ужинать не садились - его ждали. Если он в 10 часов приходил с работы, значит, за стол садились в 10.

- И не ели до этого?

- Если что-то у мамы канючили, в ответ слышали: "Вот придет папа!..". Она, кстати, потрясающе вкусно готовила. Потрясающе!

...В нашем доме бывали и ссоры, и скандалы, и ругань - все, что угодно, но семью родители сохраняли. Мама хотела от папы уйти. "Я больше не могу это выдержать", - говорила она. Потом остывала: "Я не боюсь, а дети? Как вы останетесь без папы?". И мы продолжали жить вместе, садились за один стол. Это, между прочим, правильно, потому что за столом происходит обмен информацией...

Мы знали, что у папы стряслось на работе, что мама ходила на базар и сколько там чего стоит. Она рассказывала: купила это, готовила то. Тут же происходили все разборки. Мама укоризненно на нас смотрела: "Вот я сейчас папе скажу. Леня принес двойку? Сейчас он за нее получит!". Бедный Леня, понимая, что его ждет, шептал: "Мама!", а папа, перехватив их взгляды, спрашивал: "Что такое, что такое? Что произошло, что такое было?". И начиналось...

После обеда нам обычно полагался мармелад или зефиринка. "Сегодня будешь без мармелада", - строго говорил папа. Дома, чтобы мы с Ленькой не знали, где что лежит, они говорили на идиш, и когда папа спрашивал маму, где варенье, она отвечала: "Оф дер полочке ин дер баночке". Такой дикий секрет был! (Смеется).

...Я рвалась в артисты и не хотела ничего другого. Папа говорил: "Как, ты пойдешь в артистки и у меня в доме будет катеринщица?!". В слово "катеринщица" (я нигде его больше не слышала) он вкладывал все свое негодование. Но я сказала: "Все равно пойду!", и в результате меня оставили без выпускного платья.

- Так бедно жили?

- Нет, у нас было все, что нужно, кроме выпускного платья. Так я была наказана за то, что ослушалась родителей и не пошла, предположим, в медицину. Папа считал, что у людей в белых халатах: повара, врача, чертежницы, воспитательницы в детском саду - профессии женские, а у всех прочих - нет и его дочь должна непременно ходить в белом халате.

Папа даже привел своего товарища Александра Степановича - тот был главным санэпидемврачом какого-то района. Гость сказал: "Возьму девочку к себе". Я сходила, посмотрела, что у Александра Степановича делают. Оказалось, травят мышей и крыс. Тетки в белых халатах ходили по дворам с ведрами и клизмами и поливали окрестности каким-то составом...

- Девочка Клара не захотела травить крыс?

Клара и Ефим Шифрин: шутить всегда, шутить везде...

- Конечно, я говорила: "Только в артистки!". - "Тогда живи как хочешь!" - отрезал отец, и, поскольку вопреки отцовской воле я поступала в театральный институт, пришла на выпускной вечер в платьишке, которое сама при помощи Фаины Соломоновны сшила.

Как оказалось, у моих одноклассниц были достаточно обеспеченные родители, и я выглядела хуже всех. Потом маме это в укор ставили: "Как же вы допустили, чтобы у вашей девочки не было хорошего платья? Посмотрите, как одета Эммочка - у нее пышные юбки, как одета Лидочка - у нее крепдешин. И что это с Кларочкой?". Со мной учился Владик Гроссман, так его пышная, очень большая мама долго негодовала: "Как это можно было девочку так одеть?".

...Когда я благополучно не поступила в театральный институт, папа был счастлив невероятно. Он тут же стал приводить женихов, знакомить меня с какими-то мальчиками. Однажды привел парня по имени Рома. Такого толстого юношу я никогда в жизни не видела. "Ну и что? - услышала от отца. - Зато его папа окончил ГВФ. И сам Рома учится в ГВФ. Чем тебе плох мальчик, который учится в ГВФ?". Я сдалась: "Хорошо!".

Этот Рома сидел напротив меня, но смотрел мимо - в телевизор. Когда он сделал так носом: ф-ф-ф! (смеется), - у меня был шок. "И папа, - я подумала, - хочет, чтобы это как-то сложилось?".

"С-с-с!" - так он смеялся, этот парень из ГВФ. Папа говорит: "Может быть, дети, вы пойдете в кино?". Я еле дождалась, когда мы вышли из подъезда. "Ты что, идиот? - спросила я толстого Рому. - Тебя водят за руку с девочками знакомиться. А ну пошел!". И это выдала я, тихоня, - меня просто колотило. Сказала и пошла поступать на завод.

"Тебя и на гвоздильный завод не возьмут", - сказали мне"

- Какой?

- Меня в школе как учили? "Все дороги, все пути молодежи открыты - иди и выбирай!". Я выбрала себе "Арсенал", ни больше ни меньше. Я же не знала, что у меня в пятой графе записан не тот пункт...

В отделе кадров "Арсенала" я не то что паспорт показать - рот открыть не успела. Мне сказали: "Велике спасибi, але, знаєте, у нас закiнчився прийом молодi". И тут же спровадили. Потом уже знающие люди сказали: "Ты никуда не поступишь, тебя не возьмут ни на один завод, потому что у тебя не та графа".

Представляешь, какие это были ужасные, чудовищные времена? Люди скрывали свою национальность. Папа и мама исподтишка ходили в подольскую синагогу, стеснялись говорить на улице! По соседству жило очень много еврейских семей, но все они были зажаты своим происхождением...

А вообще двор у нас был интернациональный, - кого только там не было! - и все замечательно общались. Милиционерша тетя Маруся, Белла, Светочка, Вовка черный и Вовка белый - все мы дружили. Нас, послевоенных детей, был полон дом. Когда наши папы дорвались до мам, наделали нас огромное количество, дети пошли косяком. Мы бегали, воевали с 43-м двором...

В общем, все девочки, с которыми я играла, так или иначе поступили в институты, устроились на работу, а я туда мык - не поступила, сюда - не прошла.

Мне говорят: "А на гвоздильный завод пойдешь?". - "Пойду!". - "Так тебя и туда не возьмут!". - "Как это - меня не возьмут на гвоздильный?". И вперед!

- Там что, гвозди делали?

- В том числе! Дядька в отделе кадров спрашивает: "Сколько тебе лет?". Мне было 16 с половиной. "И что, ты хочешь до нас, на наш завод?". Я говорю: "Да! Очень хочу у вас работать". - "Ты хоть видела когда-нибудь, что у нас делают?". А я даже не знала, что гвоздильный - от слова гвозди. Меня повели в цех - показать, что это такое. Откуда-то сверху спускалась огромная тяжелая дура, которая била по проволоке, в результате чего отскакивали обрубки. Потом из них получались гвозди.

Посмотрела я, как выглядят тетки, которые там работали... Все они были похожи на сверлильные станки - в одинаковых фуфайках, с огромными черными рукавицами и черными руками. У них даже лица были в саже. После "экскурсии" меня спросили: "Ну шо? Пойдешь к нам работать?". - "Пойду", - говорю и отдаю свой паспорт. Дядька вдруг изменился в лице и говорит: "Это же я забыл! Тiки вчора ми взяли дiвчинку твого вiку. Тiки вчора, а це ж було у нас одне мiсце". В общем, и на гвоздильный завод меня тоже не взяли...

Устроиться удалось только через райком комсомола - мудрая Фаина Соломоновна отправила меня туда! Там был сектор, который занимался трудоустройством несовершеннолетних (или совершеннолетних?) - в общем, детей. Направили меня на кинокопировальную фабрику - тогда она только открылась...

- Взяли?

- Да, в цех проявки пленки, который работал круглосуточно. Потом выяснилось, что по закону до 18 лет работать в три смены запрещено, то есть налицо было нарушение трудового законодательства, но мне об этом не сказали, и я ходила в три смены: рано утром вставала, ночью возвращалась.

Мастер, кремезный такой дядечка, пощипывал нас, молоденьких девочек, и очень не любил, когда ему в этом отказывали. В цеху проявки, где обрабатывалась пленка, всегда темно - ну как тут не ущипнуть? Кто-то и не возражал, но я быстро оттуда ушла, потому что мне не нравилось, когда меня пощипывают. Мне и потом такие заигрывания не нравились - если б не это, могла бы и раньше выбиться в люди.

"Замдиректора елисаветского мы сразу переименовали в ледверадянського"

- Когда вы в Москве встали вровень или, скажем так, подобрались к тому уровню, на котором стояли Жванецкий, Карцев, Ильченко, Хазанов...

-...Дим, если честно, я и сейчас не считаю, что стою вровень. Михал Михалыч - он так высок... Я, например, придумала для себя единицу измерения юмора - один жван. Я не вправе оценивать, сколько жванов в каждом из нас, но... Просто, когда я стала участвовать с ним в одних концертах...

- В конце 80-х?

- Нет, раньше, после конкурса артистов эстрады, а он прошел в 74-м. Кстати, туда я попала с легкой руки Пал Саныча Захарова, с которым мы работали в Укрконцерте. Это был уже немолодой человек доброты невероятной. На сцене у нас сложились интересные взаимоотношения: он все время меня поучал, а я говорила: "Пал Саныч, ну сколько можно? Ваше время, ваше время! Что вы вообще знаете?". Мы играли извечный конфликт отцов и детей и ничего похожего на нашу пару на эстраде не было.

Он замечательный был артист и многому меня научил, я столько от него получила, тем более после провинциальной филармонии. Меня же после окончания эстрадно-цирковой студии по тем же причинам распределили в Кировоградскую областную филармонию. Заместителем директора там был человек по фамилии Елисаветский - мы тут же его переименовали в Ледверадянського. Он тоже много мне помогал, потому что понимал мои проблемы.

Мою девичью фамилию настоятельно советовали не указывать на афишах - я ведь урожденная Герцер. Чем это неблагозвучнее, чем Герцен, допустим? У кого-то такое сочетание звуков вызывает улыбку? Тем не менее меня попросили сменить фамилию: мол, Герцер плохо смотрится на афише. Моя Фаина Соломоновна была Ковалевская. Я сказала: "Тогда я буду Ковалевской". - "Нет, - возразили мне, - это для афиши длинно".

- Да и Софья уже была!

- В общем, я вышла замуж за Новикова и славно несу эту фамилию, давным-давно с ним разведясь. Даже теперь, когда его, как я узнала, уже нет на свете - царствие ему небесное!

- Новиков был артист?

- Музыкант, барабанщик. Когда я привела его в родительский дом, чтобы познакомить...

-...после Ромы...

- (Смеется). Ой... Виктор, надо сказать, был невысокого роста и очень худенький, субтильный молодой человек с небольшой ногой. А мой папа - огромный, с осанкой величественной. Увидев его, Жванецкий сказал: "Кларка, барон. Барон!".

Однажды мы привезли папу в московскую больницу, чтобы подлечить. У него после войны долгие годы была проблема с ногой - открывались старые раны, и он не мог ходить. Мы взяли на вокзале тележку, на которой грузчики возят чемоданы, поставили стул и водрузили туда папу. Надо было видеть, как он ехал по вокзалу. На телеге восседал, как король Лир в кресле.

- И вот ваш отец посмотрел на Витю...

-...причем не впрямую посмотрел. У нас был здоровенный шкаф с огромным зеркалом. Через него папа окинул будущего зятя взглядом, потом, глядя все так же через зеркало, посадил за стол... Узнав, что Витя барабанщик, он сказал: "Я понимаю, на скрипке можно сыграть сольный концерт, но что можно сыграть на барабане?". Было очень смешно, когда он меня потом спросил: "Что, разве бывают такие мужчинки?". Но со временем с ним подружился...

Папа все принимал, но только потом, поэтому все это стоило мне больших переживаний... Мама - та сразу. Она начала хлопотать, готовить: "Ой, что же он такой худой? Надо его подкормить немножко". В общем, после конкурса артистов эстрады, когда я получила первую премию...

-...да еще фамилию Новикова...

- Нет, в Москве это большого значения не имело. Многие артисты носили нерусские, скажем так, фамилии: Райкин, Миров, Новицкий, Шуров (Рыкунин дворянских кровей), Менакер... Эти фамилии стали Именами, поэтому уже не вызывали нареканий.

- С ними свыклись...

-...свыклись и приняли, а здесь в ту пору многие меняли фамилии, чтобы соответствовать господствовавшим настроениям. Представить себе, что откроются синагоги, что люди будут спокойно себя называть и не стыдно будет сказать, что ты еврей?! Нет, это было невозможно!

Никогда не смогу забыть, как 16 лет назад мой брат уезжал из Киева в Америку... Он окончил мединститут, куда семь (!) раз поступал. На седьмой раз его приняли в Красноярске - здесь не взяли! Ленька женился на девочке, тоже враче. Невестка, очень талантливый человек, ходила на вызовы к детям и получала за это копейки. На то, что зарабатывали, они не могли содержать семью, не могли себя здесь реализовать и уехали.

Мой Ленька собирал спортивные значки - у него была потрясающая коллекция, вывезти которую ему не разрешили. Когда их провожали, были такие рыдания, стоял такой плач! Еще бы - мы думали, что расстаемся навсегда. Представить, что я смогу почти каждый год у него бывать, приезжать туда на гастроли, было невозможно!

...Я не ропщу, потому что родину не выбирают, и я ее люблю такой, какая она есть, какой мне досталась. Говорю это не в упрек - просто вспоминаю свою жизнь. Когда-то из школы (я училась рядом с Республиканским стадионом) меня часто водили в Ляльковий театр. Уже потом я узнала, что когда-то в том здании была синагога. Сегодня она снова открыта - такая красивая...

"Папа взял карманника за грудки, выдавил им трамвайное стекло и выбросил его на улицу"

- Многие киевляне, которые живут здесь с самого рождения, говорят: Киев 60-70-х годов и сегодняшний - два разных города. Декорации кое-где остались, но люди совершенно иные. Это так?

- Да, безусловно, дух города другой. Не скажу, что лучше или хуже, но другой! Так или иначе, центр Киева обживали киевляне, вернувшиеся после войны. Придя с фронта, папа получил квартиру на Красноармейской. Вообще-то, мои родители из Житомирской области. Перебрались сюда порознь, папа учился в киевском ФЗУ...

Он был таким разным - гремучая смесь чего угодно. После войны вернулся контуженый, раненый, с ним что-то случилось. Когда мне было года три или четыре, мы ехали в трамвае по улице Саксаганского. Папа в белом костюме держался за поручень - тряпичный такой треугольник - и вдруг увидел, как какой-то человек залез к женщине в сумочку.

- Карманник?

- Ну да. Папа взял вора за грудки, выдавил им стекло и выбросил его на улицу. "Я контуженый, - кричал, - мне ничего не будет!".

- С характером был человек!

- Он не понимал, как, скажем, можно предъявить удостоверение и пройти без очереди, если стоит женщина с ребенком.

Его позвали работать в торговлю. Казалось бы, не грех позаботиться о себе и своей семье, но холодильник у нас в доме появился позже, чем у кого-либо, телевизор тоже. Папа говорил: "Как я могу это купить, если у людей вокруг ничего подобного нет?". Он был очень принципиальным. Папы не стало в этом году в феврале - он не дожил до 90 лет несколько месяцев...

Он всю Отечественную прошел: Сталинград, Севастополь, - но ужасно не любил, когда показывали фильмы о войне. Ненавидел их смотреть, "Выключи! - говорил, - это бабины сказки". По его словам, на экране показывали театр, а на самом деле было не так, потому что война - это кровь и земля, кровь с землей вперемешку. Вообще, он считал, что его спасла простая сельская женщина... Когда пехоту провожали в бой всей деревней, она повесила ему на шею рушник из-под образа, с которым вышла на дорогу. Папа был уверен, что этот рушник спас ему жизнь.

Ой, а ты знаешь, он поменял день своего рождения...

- Да вы что!

- Мы, дети, знали, что у него день рождения 15 июля, и только когда папы не стало, я увидела в паспорте, что он родился 22 июня - в день начала войны.

- Клара, сегодня юмористы и сатирики говорят, что тем стало меньше, чем в доперестроечные годы... То, о чем раньше на эстраде говорили эзоповым языком, ныне открыто пишут в газетах, показывают по телевидению. Как вы с этой проблемой справляетесь?

- Как-то справляюсь!

- Но многие ваши собратья по цеху плачут. Я не раз говорил на эту тему с Хазановым, и он считает, что сегодня время вообще не для юмора. Дескать, раньше, когда показывали кукиш в кармане, это было интересно. Вы с ним согласны?

- Знаешь, качество юмора действительно изменилось, но Галкин собирает огромные дворцы, Михал Михалыч Жванецкий каждый месяц дает концерт в немаленьком московском зале Чайковского. Понимаешь, у каждого из нас своя публика, и зритель хорошо знает, чего от того или иного актера ждать...

- Михал Михалыч собирает большие залы, Галкин и Петросян - стадионы, Сердючка - мегастадионы. Как вы считаете, к ним приходит разная публика?

- Думаю, одна и та же, просто люди, которые идут на Жванецкого, хотят слышать от него то, что никогда не услышат от Сердючки. Они смеются шуткам Михал Михалыча, догоняя их, и счастливы этим...

- Но догоняют не все...

- Знаешь, скажу о себе. Я тоже счастлива, когда его понимаю. Думаю: "Какая я не дура! Не дура! Я допетрила, о чем он, догнала...". Кто-то догонит раньше, кто-то позже. Приходя на Жванецкого, мы себя уважаем, потому что с ним мыслим, а на Сердючку та же публика идет развлекаться, дурачиться, веселиться... Он талантливый парень, но делает что-то другое, свое. Я вот озвучиваю какую-то женскую тему, хотя, может, не только о женщинах говорю. Казалось бы, столько лет живу в этой истории, но как-то нахожу новые повороты... Наверное, преподношу все чуть-чуть на котурнах, но, в общем, как в жизни.

"Ельцин сказал: "Ой, тетя Соня! Оказывается, вы молодая!"

- Тем не менее ваш жанр кажется мне довольно опасным. Когда выступает вокалист, его невозможно оборвать, прервать (особенно если идет фонограмма), а когда артист произносит со сцены какой-то текст и зал это почему-то не воспринимает, зрители могут брякнуть что-то обидное, иногда даже намеренно пытаются сорвать выступление. У вас такие ситуации были?

- Меня хотели прервать нечасто. Пару раз это было, конечно...

- Но тот же Хазанов говорил, что несколько раз просто прекращал выступление, потому что из зала кричали: "Не смешно!"...

- Понимаешь, Хазанов стал философствовать, а от него ждали совсем другого, того, с чего он начинал. Он был веселым, задиристым, и люди шли на Хазанова, на калинарный техникум. Они собирались посмеяться, даже позлобничать вместе с ним, а он их ожидания обманул...

Я вот так в зале сидела, и одна женщина рядом со мной, как бы обращаясь к Гене, сказала: "Ну я уже все поняла. Давай дальше!". Он делал длинные паузы, безумные. Наверное, что-то под этим подразумевал, но в итоге его выступление перестало быть интересным.

- А у вас было такое во время концертов, когда вы терялись, не могли адекватно реагировать?

- У меня есть спасительная тетя Соня. Если я не скажу, позову на помощь ее, а уж она отбреет, выкрутится. От лица тети Сони я могу импровизировать сколько угодно, а что мне однажды целый час кричали, рассказывать не стану...

- Женщине, мне кажется, легче в таких случаях, чем мужчине, - она может сказать: "Ну что с меня возьмешь? Я женщина...".

- Сказать так - себя унизить. Ну уж нет, с меня возьмешь, потому что я за словом в карман не полезу. Отвечу, как это может женщина, к которой, скажем, пристают на улице.

- Вам приходилось выступать перед политиками высочайшего уровня?

- И не раз. Как-то среди публики оказались Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна - царствие ей небесное! В ту пору Горбачев был президентом, а у меня шел спектакль "Соло для кровати со скрипом", где был монолог капитанши. Капитанша голосом первой леди говорила: "Я познакомилась со своим капитаном, когда он был обыкновенным матросом в далеком южном колхозе, и это я сделала из него капитана"...

Раисе Максимовне, видимо, доложили, что у меня есть такой монолог. В народе за глаза ее почему-то называли обезьянкой, и в спектакле была на этот счет какая-то фраза... В общем, она подошла ко мне, поздоровалась и с нажимом сказала: "Мы вас хорошо знаем!". Отреагировала!

А однажды Борис Николаевич Ельцин после концерта сказал мне: "Ой, тетя Соня! Оказывается, вы молодая!".

Разные были случаи. Сегодня можно все - шути, насколько чувство юмора позволяет... Только твой внутренний цензор подсказывает, стоит говорить какие-то вещи при высоких политиках или нет.

- С Путиным, мне кажется, вы пошутить не рискнете...

- Его жена была у меня на бенефисе, причем я этого даже не знала. Увидела только, что перед началом - незадолго до того, как пускать людей в зрительный зал, - ходят собаки и что-то ищут. Это было в концертном зале "Россия". Я спрашиваю: "Кто-то ожидается?". Мне говорят: "Да!", а какого уровня должен быть человек, чтобы с собаками кресла обыскивать, я же не понимаю. "Высокого", - сказали. Думаю, может, министр или сенатор, и вдруг сообщают, что в зале госпожа Путина. Я давай выяснять, как ее зовут, - вдруг обратиться придется, а мне: "Не обращайтесь никак!".

Во втором отделении она из ложи перешла в зал. Вышла ко мне на сцену с цветами, была очень мила и хорошо говорила. Ее не узнали. Когда она уходила со сцены, я вдогонку сказала: "Это Людмила Александровна Путина", и зал взорвался аплодисментами. Она мне очень понравилась. При ней я шутила про ее мужа точно так же, как и без нее. Она смеялась. Правда, а что ей оставалось делать?

- Мне рассказывали, что на каком-то светском мероприятии вы взасос целовались с Жириновским. Это правда?

- Ну, знаешь! Взасос... Он меня спровоцировал... Он же провокатор!

- А как дело было?

- Какой-то женский журнал - не то "Крестьянка", не то "Работница", а может, "Сударушка" (есть у нас такой в Москве) - отмечал круглую дату. Пригласили и меня. Я пришла после концерта, опоздала, и мое место за столиком оказалось занято. Я была с подругой - композитором Лорой Квинт, и нам говорят: "Не будете возражать, если мы посадим вас за один столик с Владимиром Вольфовичем?". "Все, - думаю, - вечер испорчен". Лорка взвилась: "Ты что, с ума сошла? Не будем мы с ним сидеть!". Но я заупрямилась: "Мне это интересно!".

Нас привели за стол, где обосновался Жириновский со своей командой. Я только сажусь на стул и говорю: "Надеюсь, сегодня вечер пройдет хорошо, без приключений", как он закричал на весь зал: "Смотрите, она еще не успела сесть, а уже командует! Вот так они унижают мужчин!". Я в спинку вжалась: "Ну началось!".

А он между тем раздухарился: "Посмотрите, она - как Миронова. Миронова пережила мужа! Он умер, умер! Она его загнала!". Тут же все папарацци с теле- и фотокамерами примчались за наш стол, и вдруг со сцены послышалось: "Владимир Вольфович, мы очень просим вас поздравить наш журнал". Жириновский продолжал кричать уже в микрофон: "Вы посмотрите на эту Новикову! Она только пришла, она не успела сесть! Они нас унижают... мы умираем, потому что они нас...".

У нас с Лорой шок был, шок абсолютный, а он все кричит: "Иди сюда, на сцену! Иди, Миронова! Боишься?". На слово "боишься"...

-...реакция пошла обратная...

-...меня просто с места подбросило... Как боюсь, чего? Я встала и пошла на сцену. Он продолжал орать. Я говорю: "Дайте мне микрофон". Мне дали, и я рявкнула в микрофон: "Заткнись!". Его как подкосило. Он остановился, а я спокойно продолжаю: "Заткнись! Ты можешь еще кого-нибудь слушать, кроме себя? Что ты орешь? Подойди ко мне". И он идет... "Я тебе нравлюсь как женщина? Посмотри мне в глаза! Ты хочешь меня поцеловать? Ну поцелуй!". И он начал целовать. Да так, что...

- По-настоящему?

- По-настоящему.

- Да, Клара, жизнь, похоже, прошла не зря...

- "Тебе хорошо? - ласково спрашиваю. - Пойдем". Я взяла его за руку и увела на место. И он пошел за мной, как кролик.

"Я называю себя старшей мамой, потому что бабушкой себя не чувствую"

- И чем-то дело закончилось?

- (Усмехается). Конечно, закончилось, потому что, когда мы подошли к столу, я же должна была отомстить...

- За поцелуй?

- Нет, за хамство. Налили водку, которая стояла у нас на столе, - она называлась "Жириновский" - я пригубила ее и сказала: "А теперь я прополосну рот". Вот и все! Он побагровел: "Тебе нужны молодые кобели!". Позвал охранника: "Молодой кобель, иди с ней потанцуй!". - "Почему ты решил, что я должна с кем-то, кого ты мне укажешь, танцевать?". - "Иди потанцуй, кобель!". - "Как тебе не стыдно?" - говорю. И повернулась к охраннику: "Он вас оскорбляет". Тот в ответ: "Это моя работа, я получаю за нее деньги".

- Гениальный он человек, Жириновский, правда?

- Артист, каких немного. На самом деле! Он чувствует аудиторию и, как только понимает, что внимание сфокусировалось на нем, моментально начинает играть и производит впечатление. В Америку он приезжает с "гастролями" и собирает залы! Многие мои знакомые ходили слушать выступление Жириновского (чуть не сказала Жванецкого), потому что этот феномен им интересен.

- Простой русский человек...

-...Владимир Вольфович... Но неужели на этой ноте мы закончим?

- Нет. Я хочу вас спросить, личная жизнь Клары Новиковой состоялась так же успешно, как и творческая?

- В общем, она достаточно успешна. Что мы понимаем под термином "личная жизнь"? То, что не на глазах у всех остальных. Если так, ее у меня почти нет. Вот сейчас я на гастролях и не видела свою семью уже 20 с лишним дней - мы общаемся только по телефону. У моей дочери была и остается ко мне вечная претензия: мол, я ее не воспитывала. Она говорила мне: "Лучше бы ты была учительницей - сидела бы дома и проверяла тетрадки".

Муж говорил: "Вот если бы ты была художницей, сидела бы за печкой и рисовала картинки". Но если бы они не смирились с тем, как есть, уже давно не было бы этого мужа и, может, не возникло бы этой дочери. Моя дочь родила двоих детей. Я называю себя старшей мамой, потому что бабушкой себя как-то не ощущаю. Бабушка песенки поет, сказки рассказывает, книжечки читает, носочки вяжет - сидит дома. А я деньги зарабатываю, чтобы они выживали...

- Кларочка, у вас есть возможность непосредственно обратиться к миллионам читателей "Бульвара". Что бы вы им сказали?

Дмитрий Гордон в окружении прекрасных дам: Клары Новиковой, Надежды Бабкиной и Светланы Моргуновой

- Что моя любовь к киевлянам и всем, кто живет в Украине, безмерна. По-моему, пролетая над этой землей, Бог из ведра плеснул сюда очень щедро и сразу много чего дал. Мы не всегда это ценим, не всегда понимаем, какой красотой владеем. Я вас прошу: берегите то, что имеете! Всем, кто живет в этой стране, - говорю так, потому что, приезжая сюда, прохожу таможенный и паспортный контроль, - я желаю любить друг друга, быть терпимее.

Нас постоянно втягивают в какие-то игры. Естественно, мы не можем жить вне политики, но рядом стоящий человек ничем не хуже каждого из нас. Каждая жизнь - она ценна, и чья-то чужая жизнь не более ценна и не менее, чем моя собственная. Потому надо любить себя и рядом стоящего, рядом живущего человека. С его ошибками, с его плохим характером - уж какой есть, такой есть. Любить и прощать, конечно.

Я рада бы всех вас пригласить к себе в дом, я очень хорошо готовлю и всех угостила бы от души. Мне хочется, чтобы у меня был ресторанчик, куда можно было бы зазывать людей, я знаю, как накормить вкусно и поднять настроение.

А напоследок пожелаю, чтобы у женщин всегда светились глаза и чтобы спутники по достоинству их оценивали. И кошельком тоже. Дорогие мужчины, женщины любят получать подарки, так что не жмотничайте! Дарите им цветы, любите их, и пусть появляются в этой стране счастливые дети, дети любви!

Я понимаю, что немножко романтична, а жизнь есть жизнь. Ну и пусть, быть романтиком никогда не стыдно.