Часть I

Как только не называют Валерия Меладзе в околоэстрадных кругах: Мистер Хит, Последний Романтик, даже Мармеладзе (за волшебный голос, на который публика западает сильнее, чем на сладкую грузинскую чурчхелу). При этом бесспорно одно: артист не принадлежит к когорте поп-звезд, о которых сплетничают, — он из тех избранных, кого слушают...

Фамилия вроде бы обязывает Меладзе быть хитрым и изворотливым («мело» по-грузински означает «лиса»), но уже при первом знакомстве с ним понимаешь: этот человек физически не способен юлить, плести закулисные интриги и махать кулаками за право закрывать сборный концерт. Единственная уступка сценическим нравам — крашеная шевелюра, из-под которой все равно проступают седые виски.

Напрасно твердят продюсеры, что интеллектуалы на эстраде не приживаются, — своим успехом, да и самим фактом существования на музыкальном Олимпе, певец тысячу раз опроверг этот навязший в зубах стереотип. Валерию всегда была ближе музыка сложная, изысканная, достаточно сказать, что его первый альбом вышел в Германии в немецкой серии «Музыка для интеллекта», а гастролируя в 21-22 года по забытой Богом Кемеровской области, он исполнял рок-сюиту на слова Арсения Тарковского. «Что мне делать, о посох Исайи, с твоей прямизной? Тоньше волоса пленка без времени, верха и низа», — пел он со сцены труженикам заводов и шахт, причем для простых работяг эти эстетские стихи звучали немногим понятнее, чем название защищенной им кандидатской диссертации — «Интенсификация обменных процессов в ионидном фильтре с псевдовиброожиженным слоем катионита»...

Тщетно тогда Валерий и его брат Константин возили на последние деньги в Москву кассеты со своими записями — на телевидении и радио их ждал от ворот поворот. В то время на весь Союз гремели другие кумиры — «Ласковый май», «Мираж» и «Кар-Мэн», но только где они — эти фанерные, дутые величины, кто их теперь помнит?

Меладзе сегодня не только успешный артист, но и респектабельный бизнесмен: хозяин ресторана «Ритм&блюз кафе», открытого сообща со Стасом Наминым и Андреем Макаревичем, владелец строительной фирмы, которая возводит в Москве торгово-развлекательные комплексы... Нынче у него одних галстуков полторы тысячи, а в его загородном доме на Рублевке с комфортом может разместиться весь могучий грузинский род (когда-то в стандартной батумской трехкомнатной квартире на первом этаже умудрялись жить 12 человек: кроме их семьи, бабушка, а также дядя со своей женой и детьми).

Между прочим, до недавних пор Валерий с присущей ему самокритичностью считал себя аномальным грузином. Все-таки позади 11 лет в Украине, 15-й год он живет в Москве, стал, между прочим, заслуженным артистом Российской Федерации. В Батуми Меладзе ходил в русскую школу, поэтому по-грузински осмеливается говорить, только хорошо выпив, — стесняется ошибок. Вот и в песнях его слышна, скорее, цыганская тяга к вольнице, а неподражаемой грузинской кухне он давно предпочитает японскую — из-за низкой калорийности. «Я повсюду иностранец и повсюду вроде свой», — вдохновенно поет он. Похоже, мой собеседник не ожидал, что наступит недобрый час, когда закипит в его жилах горячая южная кровь и он ощутит себя пресловутым «лицом кавказской национальности».

«РОДИТЕЛИ НАЗВАЛИ МЕНЯ В ЧЕСТЬ КОСМОНАВТА БЫКОВСКОГО»

— Современная эстрада (можете со мной не согласиться) — пристанище довольно серых, малокультурных и не слишком образованных людей. Будучи прекрасным певцом и на редкость интеллигентным человеком, на этом фоне вы выглядите счастливым исключением, эдаким вымирающим мамонтом... Кстати, если не ошибаюсь, на самом деле вы не Валера, а... Валерьян?

Семья Меладзе, Батуми, середина 60-х... Константин и Валерий с родителями Шотой Константиновичем и Нелли Акакиевной

— Так получилось (смущенно), что родители назвали меня в честь космонавта Быковского, который незадолго до моего рождения полетел в космос, но когда папа пошел оформлять документы, женщина в загсе сказала: «Имени Валерий не существует — есть Валерьян». Так в метрике и записали.

— По аналогии с космонавтом Николаевым, очевидно: он — Андриян, вы — Валерьян...

— Да (улыбается), и так в моих документах значится до сих пор.

— Кризис среднего возраста, через который многие мужчины проходят, вам лично знаком или вы его проскочили?

— К огромному сожалению, меня эта напасть тоже не обошла стороной. Начался он лет в 38, а последняя мощная вспышка случилась полтора года назад, когда мне набежало 39 лет и 364 дня, — то есть за день до 40-летия.

— С чем эта вспышка была связана?

— Трудно сказать — видимо, почувствовал, что пересек жизненный экватор. Наверное, из-за того и не отмечают мужчины 40-летие, что у них что-то в голове происходит, возникает какой-то страх или потребность в переосмыслении жизни, переоценке ценностей. Вроде бы ты чего-то добился, но вдруг закрадывается сомнение: а так ли живешь, то ли делаешь? Каждый ведь человек, даже вполне успешный, в какие-то моменты что-то упускает из виду, не доделывает, не доводит до точки... В итоге скапливаются ситуации, за которые ему неудобно, стыдно перед людьми. Все это на меня тогда и навалилось, хотя на следующее утро хандру как рукой сняло. Почти год меня это никоим образом не беспокоило, я даже думал, что неприятности позади, но в 41 (улыбается) все началось опять.

— Даст Бог, быстро закончится... Знаю, что седеть вы начали в... 18 лет — это что, примета ранней мудрости?

— Я, конечно, не прочь объяснить все особой мудростью, но в первую очередь сказалась генетика, а во-вторую, наверное, склонность к сильным переживаниям.

— Переходящим в депрессию?

— Депрессия, по крайней мере раньше, больше одного вечера у меня не длилась, и, как правило, вечерняя грусть и тоска приводили наутро к вспышке активности, выбросу новых планов, идей. Какой-то химический процесс происходил в организме, вследствие чего дикая грусть переходила в исступление и самобичевание: мол, что-то не так у меня. Потом следовала тяжелая ночь, но рассвет приносил прояснение. Это, правда, не слишком часто случалось, и я научился не столько даже бороться с такими проблемами, сколько раскладывать в голове все по полочкам. Знаете, что помогает? Ходьба. Одеваюсь так, чтобы не узнали, — и на улицу: во многих городах гуляю.

— И как «маскируетесь»?

— Грима, естественно, не накладываю. Надеваю шапку, какой-нибудь свитер, чтобы максимум прикрывал, но лицо все равно не закроешь, а темные очки уместны, только если солнечная погода стоит... Есть у меня, впрочем, один секрет: иду с той же скоростью, что и прохожие. Если иногда нужно миновать какое-то достаточно людное место, напускаю на себя деловой вид и, как настоящий шпион, стараюсь ни с кем не встречаться взглядом. В России живет довольно известный человек — бывший разведчик — так он тоже долгое время никому не смотрел в глаза. Потом, правда, научился...

— Это случайно не Штирлиц?

— Почти — тоже работал в Германии. В общем, когда, идя, ты не вглядываешься в чьи-то глаза, сливаешься с толпой автоматически. Я, кстати, заметил, что очень многие смотрят под ноги, причем особенно почему-то с утра...

— Просто под ногами зачастую можно найти больше, чем в чьих-то глазах...

— Наверняка это так, вдобавок в глазах лучше искать что-нибудь ближе к вечеру.

— Говорят, в детстве вы хулиганили, дебоширили и после школы пошли почему-то чинить телефонные автоматы...

— Скорее, я шалуном был, чем хулиганом, во мне бурлила не злость, а энергия... На уроках усидеть спокойно не мог — мне все время хотелось сорваться с места и куда-то лететь сломя голову.

Думаю, среди мальчишек много таких, и задача взрослых — не ругаться, не пинать этих ребят, а направить их энергию в хорошее русло. Да, действительно, из-за непоседливости школу я окончил далеко не блестяще. Некоторые предметы любил, некоторые были мне совершенно неинтересны, но со временем я это все наверстал. Не поверите, но старший брат Костя тоже не ахти как учился...

— ...не может быть!..

— ...однако у него на то были другие причины — все время о чем-то думал.

— Теперь понятно, о чем, — о музыке!

— Костя вообще очень творческий человек, а что касается меня, с первого раза в вуз я не поступил. Еще повезло, что не пришлось устраиваться грузчиком или разнорабочим, — без всякого образования взяли на телефонную станцию. Я, честно говоря, неплохо разбирался в электронике, занимался радиотехникой — в принципе, мечтал связать с этим свою жизнь, но, как видите, пути Господни неисповедимы.

«Я ЧАСТО ДУМАЮ: В КАКОЙ МОМЕНТ С НАМИ, СО МНОЙ И КОСТЕЙ, ПРОИЗОШЛО ЧУДО?»

— Каким же, спрашивается, ветром грузинского мальчика из добропорядочной батумской семьи занесло в Николаевский кораблестроительный институт?

Валерий Меладзе с продюсером Евгением Фридляндом

— Сейчас, оглядываясь назад, во всем видишь то ли какую-то закономерность, то ли Божий промысел — настолько витиеватым, извилистым путем мы, в конце концов, попали на сцену... Первым в Николаев уехал учиться Костя.

— А почему именно в этот город? Там у вас жил кто-то из родственников, знакомых?

— Вообще никого не было. После школы брат поступал в медицинский (он был бы, наверное, неплохим врачом), но какие-то предметы знал очень хорошо, какие-то, видимо, недостаточно — словом, пролетел мимо. Пошел на Батумский судостроительный завод, потому что там когда-то работал наш папа. Раньше ведь хочешь не хочешь, а трудоустраиваться надо было обязательно, и родители не представляли, чтобы мы после школы бездельничали, — это было исключено. К тому же мог прийти участковый милиционер и спросить: «Почему это вы нигде не работаете? На какие деньги живете?». Удивительно, но мест всем хватало.

Тех, кто определенное время отработал на судостроительном, посылали от завода на учебу в Николаевский кораблестроительный институт: через несколько лет они должны были вернуться домой дипломированными специалистами. В итоге Костя поступил туда по лимиту...

— ...а потом, наверное, написал: «Валера, приезжай, здесь хорошо»...

— Было еще смешнее. Костя, может, и не хотел бы, чтобы к нему приезжал младший брат: это же лишняя обуза — за мной смотреть, а он всегда чувствовал ответственность за меня, хотя разница в возрасте у нас всего два года. Вероятно, ему и доставалось больше — по старшинству...

— На Кавказе к старшим традиционно относятся с пиететом...

— Увы, я это понял, когда уже повзрослел, а до этого никак не хотел мириться с ролью младшего брата, не понимал, почему должен слушаться Костю (иногда мы даже, мягко говоря, конфликтовали — как все нормальные мальчишки). Короче говоря, я было думал идти в радиотехнический или энергетический институт, но в итоге даже не сдал туда документы — сразу отправился в Николаев.

— Дальше с таким голосом прямая дорога была для начала в художественную самодеятельность. Как вы думаете, певцу на сегодняшней эстраде отменные вокальные данные необходимы или вполне можно без них обойтись?

— По-моему, очень хорошо, просто здорово иметь такой голос: иной раз на концерте я просто им упиваюсь, и это не хвастовство, а констатация факта. С возрастом я научился владеть голосом безукоризненно, могу работать практически ежедневно. Бывает, даю и по два концерта в день, даже по три, и он при этом звучит, я могу петь. Конечно, это фантастическое наслаждение, а самое огромное несчастье — это когда что-то неладно со связками. Был период — практически полгода, — когда меня донимали проблемы. Происходила какая-то ломка, но после нее голос чуть изменился, причем в лучшую строну — стал сочнее, мощнее...

— Возмужал!

— Это случилось в 30 с небольшим лет. Да, я перестал брать какие-то ноты, но c таким братом, как Костя, совершенно из-за этого не переживаю. Он переориентировался, начал писать иначе...

— Хорошо, конечно, иметь такой голос, но есть немало голосистых ребят, у которых все равно что-то не складывается. Я где-то читал, что ваш друг однажды вам бросил в сердцах: «Ты непрушный грузин и вообще неудачник, ничего у тебя не получится». Было такое?

— Понимаете, человеку, который хочет пробиться наверх, нужны сумасшедшая вера и ослиное, если хотите, упрямство, ведь для успеха должны быть в наличии многие факторы, очень многие...

— Для начала нужно, чтобы звезды на небе сошлись...

— Конечно. Я часто думаю: в какой же момент с нами произошло это чудо, потому что обычными, заурядными причинами, то, что случилось со мной и с Костей, не объяснить. Ну сами судите: из маленького провинциального города мы приехали в другой, тоже провинциальный, но чуть побольше... Мне, честно говоря, не хотелось возвращаться в Батуми, идти на производство, где предстояло каждый день заниматься одним и тем же... Корабли — это, в принципе, интересно, но не десятилетиями кряду...

Я, если честно, не допускал даже мысли о том, что в 24 года, после окончания института, впрягусь в лямку и буду тянуть ее до самой пенсии. Меня это дико пугало — я вообще однообразия не выношу — года работы на телефонной станции хватило с лихвой, чтобы это усвоить. Я тогда начал неистово заниматься и в итоге достаточно уверенно поступил в институт, правда, на третьем курсе вдруг спохватился: вот получу диплом, и что дальше — куда денусь потом? Решил идти в аспирантуру. Нагло пришел к заведующему кафедрой и заявил: «Знаете, я бы хотел в нашем вузе остаться».

Я ведь неплохо учился, однако особых перспектив не было, и отсрочка на два года плюс возможность остаться при институте представлялась мне все-таки более творческой работой. Я даже, будучи аспирантом, принимал какие-то зачеты. Думаю, стал бы впоследствии не очень строгим экзаменатором, но в то же время, если бы кто-то из разгильдяев мне не понравился или начал хамить, наглеть, как-то неадекватно себя вести, я бы, конечно, его давил...

— Какая-то звезда тем не менее вас вела? Чувствовали вы какой-то манок, увлекающий и уводящий совершенно в другую сторону?

— Была абсолютнейшая вера в то, что у меня все получится, — даже когда мой товарищ в достаточно тяжелый момент сказал: «Ты непрушный, тебе не везет...». Кто-то тогда ездил в Польшу, кто-то в Югославию — все пытались по мере сил зарабатывать и мне советовали: «Иди петь в ресторан, там же неплохо платят»... Впрочем, нас с Костей никогда не тянуло просто зашибать музыкой деньги.

Большинство молодых людей ошибаются, когда мечтают: вот, мол, сейчас выйдут на сцену, станут известными и богатыми... Не надо за этим гнаться, нужно пытаться прежде всего самовыразиться, найти что-то новое, и тогда все остальное придет само по себе. Необходимы какие-то ориентиры, и у нас, видимо, был правильный — мы хотели делать музыку и вообще не думали о деньгах. Поэтому несколько лет сидели в студии с группой «Диалог», с Кимом Брейтбургом, и нас это устраивало, потому что знали, куда направляемся.

«ДАВАЙ, — СКАЗАЛ МНЕ ПРОДЮСЕР, — ТЫ БУДЕШЬ БОЛГАРИНОМ МЕЛАДОВЫМ»

— Нащупывая собственный стиль, вы понимали, что такого до вас еще не было?

Нормально, Валерий! Отлично, Константин! Братья Меладзе, 70-е годы...

— Если совсем откровенно, мы всегда думали, что нашей музыке на российской (тогда еще советской) эстраде аналогов нет, и всегда ужасались тому, что там происходит. Тогда, я вам скажу, выдающегося было не так много, но все познается в сравнении — глядя на то, что творится нынче, я понимаю: все-таки то было время незаурядных артистов и музыкантов. Существовал серьезный отбор — и телевидение, и сцена подтягивали людей до какого-то уровня, а сейчас они (посмотрите любой российский музыкальный канал, да и все информационные) стали уже подстилаться под публику. Причем за эталон зрителя взят не интеллигентный, красивый, умный, развивающийся человек...

— ...а среднестатистический обыватель...

— ...который, по большому счету, и составляет сегодня большинство не только в России, но и во всех бывших республиках СССР. К сожалению, эти люди не очень хорошо живут и зачастую к лучшему не стремятся. Вернее, иметь достаток хотят, но не желают работать, что-то для этого предпринимать. Мало того что находят разные оправдания своей бедности и плохой жизни, так при этом еще и озлоблены. Естественно, периодически им требуются зрелища, которые отвлекали бы от недобрых мыслей и даже пугали, поэтому часть телепрограмм занимается постоянным запугиванием.

Любые новости с утра если включить, лучше их вообще не смотреть, потому что, коль угораздило, не хочется уже выходить из дома. Тут же, после всего этого, тебе подсовывают какой-нибудь идиотский юмор на уровне — ну, я не знаю... Разве что работяги у станка могут так поприкалываться, какие-то истории пошлые рассказать... Раньше, по крайней мере, была цензура — она отсекала не только много незаурядного, но и в первую очередь пошлость.

— Это правда, что перед дебютом на большой сцене продюсер Евгений Фридлянд предложил вам взять псевдоним?

— Да, причем по аналогии с Киркоровым. «Слушай, — сказал он, — давай ты будешь болгарином Меладовым».

— А чем ему фамилия Меладзе не нравилась? По-моему, музыкальная: Меладзе, мелодия...

«Сначала я сомневался: бороться ли с комплексом провинциала, а потом, наоборот, взял и его в себе просто взлелеял. Зачем становиться столичным парнем с соответствующей атрибутикой? Лучше останусь самим собой»

— Просто в то время наша страна разваливалась...

— ...и болгар больше любили?

— Видимо, Фридлянд боялся, что отношение к грузинской фамилии будет не очень позитивным. Как в воду глядел — прошло лет 12, и действительно, в России возникло к грузинам какое-то предубеждение. Кстати, только со стороны власти. Люди относятся к нам прекрасно, как и всегда, хотя я думаю, что дети, которые растут сейчас на этой странной идеологии...

— ...вернее, при ее отсутствии...

— Тем не менее периодами вспышки какие-то происходят... Так вот, это поколение будет вполне — как это называется, когда людей начинают делить по национальности? — ксенофобским или, если воспользоваться неологизмом, нацболовским.

— Вы, однако, на псевдоним не пошли...

— Ну конечно же, нет!

— Перед папой и мамой было бы стыдно?

— Да, и вообще, как-то это все некрасиво... Отказываясь от фамилии, человек практически отрекается от своих корней — как же можно? Мне кажется, это не совсем правильно. Судя по корню, наша фамилия обыкновенная, мы никогда не относились к знати, у нас в роду не было графьев и князей. (Хотя каждый грузин обязательно говорит: «У меня предки — князья». Кто ж тогда, спрашивается, землю пахал?).

— Обычно разводы продюсеров с их подопечными происходят очень болезненно, с обильным выбросом взаимных обвинений в прессе, с обменом нелицеприятными репликами, со скандалами, драками, иногда даже с убийствами. Ваш развод с Фридляндом завершился на редкость цивилизованно — как этого удалось добиться?

— Вероятно, и у него, и у нас с братом изначально были какие-то моральные рамки, устои...

— ...плюс, разумеется, обязательства...

— Да, хотя о них чаще всего забывают. На самом деле, существовал контракт, согласно которому Женя вообще не должен был вникать в наши музыкальные, творческие дела, а мы не должны были вторгаться в его сферу. В какой-то момент ему показалось, что мы недостаточно хитовые: дескать, Костя пишет не суперзабойные песни, а я слишком уж рафинированно их пою. Нам в свою очередь казалось, что Женя не очень усердно нами занимается, потому что как раз в тот момент у него было еще несколько проектов, в том числе «Парк Горького» (в качестве тур-менеджера Фридлянд организовал им грандиозный тур по России). Он большой профессионал и, если чем-то загорается, здорово это делает, но мы для него стали тогда второстепенными.

«УЖЕ ИМЕЯ ЖЕНУ И ДОЧЬ, Я ЖИЛ НА 10 ДОЛЛАРОВ В МЕСЯЦ»

— Наверное, и вы понимали, что выгоднее все-таки остаться вдвоем с братом...

— Ни в коем случае! Поверьте, мы никогда во главу угла не ставили деньги. В начале 90-х я жил на 10 долларов в месяц, иногда на пять... Ходил в продовольственные магазины, покупал картошку по 12 копеек или около того, а ведь у меня уже была семья: жена, дочка старшая. С тех пор доллар, естественно, девальвировался, сейчас на эти деньги не проживешь, а тогда казалось, что если у меня было бы 50 баксов в месяц, я вообще зажил бы роскошно. Не решая, конечно, глобальных проблем, но вполне прилично — иногда даже в кафе бы ходил.

— Вы с братом давно работаете вместе, но, насколько я знаю, так и не подписали контракт...

— Конечно... Кстати, Костя об этом даже не заикался, и мы никогда с ним на эти темы не разговаривали. Когда только начинали, люди со стороны говорили: «Слушайте, подпишите какой-то контракт. Все в жизни бывает — пойдут деньги, и начнутся конфликты», но как дружеские, так и братские отношения мы всегда стараемся ставить выше любых финансовых ситуаций...

— Видимо, хорошо воспитаны...

— Ну откуда-то же это впитали — наверняка от родителей... В семье, где и мама, и папа — инженеры, денег всегда не хватало, жили от зарплаты до зарплаты, тем не менее мама ухитрялась каким-то образом еще откладывать или одалживать, а потом отдавать. В какую-то лотерею они играли с подругами: скидывались по червонцу... Сначала одна всю сумму брала, в следующий месяц другая, и вот таким образом мама возила нас в Москву, в Ленинград — показывала музеи. (Смущенно). Я пытаюсь откровенно вам отвечать, но постоянно уклоняюсь куда-то...

— Не куда-то, а в нужную сторону. Сегодня российская эстрада, по сути, поделена между разными кланами, и начинающим исполнителям сразу же говорят: если не войдете в клан, например, Пугачевой, рассчитывать вам особенно не на что... Перед вами такой выбор стоял?

— У меня как-то не было такой потребности — куда-то входить, хотя все равно всегда остается ощущение (и сейчас оно у любого артиста есть!), что вот если бы, скажем, дружил с тем же «АРСом», меня больше крутили бы на их каналах. Или если был бы оэртэшным, имел бы доступ в его эфир, где без конца показывают «Фабрику звезд», а я туда не попадаю. Речь ведь не столько о кланах, сколько о каких-то организациях — в общем, нужно с кем-то дружить. Кстати, это когда-то Алла Борисовна очень серьезно влияла на ситуацию на эстраде — потом ей это, кажется, перестало быть интересно.

— Надоело?

— Видимо, да.

— Как многие коллеги, вы ездили к ней с поклоном на дачу, пытались стать ее фаворитом?

— Никогда. У нас даже была щекотливая ситуация, но, по-моему, после нее мы зауважали друг друга еще больше. Как-то на очередных «Рождественских встречах» оказалось слишком много участников, и Алла Борисовна стала отсекать почему-то именно взрослых, заслуженных исполнителей. Естественно, когда она объявляла, что кто-то выбывает, у людей это вызывало раздражение, некоторые пытались ей что-то высказать...

Я допускал, что тоже буду отстранен, тем более что — так получилось! — опоздал на репетицию, и ее помощница меня предупредила: «Вероятно, тебя из программы исключат». — «Да? — переспросил. — Ну ладно, тогда я пошел». — «Нет-нет, — услышал в ответ, — останься, побудь». Я отсидел весь концерт, потом на собрание артистов пришел, и в самом конце Алла Борисовна произнесла: «Знаешь, Валера, наверное, ты тоже не будешь участвовать». В тот миг во мне боролись два человека...

«ТЕБЕ ПАСПОРТ, ГОВНЮК? СЕЙЧАС ПОЛУЧИШЬ ПО ПОЛНОЙ ПРОГРАММЕ»

— Кровь предков взыграла?

— Спрашивается: зачем меня надо было мариновать столько времени — можно ведь было сразу сказать. И все-таки от упреков я удержался. Поблагодарил ее, пожелал, чтобы все прошло хорошо... На прощание мы поцеловались, и я спокойно ушел, но дал себе слово, что больше никогда не буду в ее программах. Во-первых, я никак от нее не зависел, а во-вторых, все равно, конечно, самолюбие было задето.

Несколько лет я отказывался от любых приглашений — даже когда звонили, звали в те же «Рождественские встречи», но прошло время (видимо, нужна была какая-то пауза), все химические процессы в организме отбурлили, да и ситуация изменилась, и я с удовольствием спел в одном из концертов...

Помните, когда Алла Борисовна уходила, а потом вернулась, была подготовлена программа «Сюрприз для Аллы» или что-то в таком духе? Я тогда искренне обрадовался ее возвращению. В шоу-бизнесе личностей стало мало, и мне жаль, что такие крупные фигуры, как Алла Борисовна, на него перестали влиять. Сейчас тон на эстраде задают люди, которые далеки от творчества и занимаются только бизнесом...

— ...а также корпорации...

— Да, в свое время еще Владимир Ильич Ленин с Карлом Марксом...

— ...и Фридрихом Энгельсом...

— ...говорили о транснациональных корпорациях, о монополиях. Действительно, всем сейчас заправляют корпорации-монополии, которые решают чисто финансовые вопросы.

— Чисто конкретно финансовые вопросы...

— Вот-вот, и им совершенно безразлично...

— ...есть ли у артистов душа...

— Какое там творчество? Им неинтересно, как человек к этому шел, что чувствовал, вкладывал ли какие-то силы? Целый пласт исполнителей одним махом сменили на других, которые ни капельки не выше уровнем, напротив — намного хуже. Теперь все заполонила «Фабрика звезд», а недавних кумиров выбросили на свалку, потому что многие из них не сориентировались, как в этих условиях жить, как пролезть на экран или куда-то еще.

— Плохое слово «пиар», и тем не менее сегодня без него никуда... Вы никогда не были замешаны в каких-либо скандалах, не участвовали в пиар-акциях. Это позиция, характер или воспитание?

— Если сложить воспитание и характер, получается позиция... Во-первых, я ужасно не люблю, когда интервью, которое дал, излагают не совсем корректно. Если мои слова как-то перевраны (пусть даже немножко, чтобы художественно приукрасить текст), меня это раздражает: я же так не говорил! Уважаю журналистов, которые могут что-то сократить или вырезать, но сохраняют именно тот смысл, что я вкладывал, однако появилось множество молодых репортеров, которые почему-то мгновенно вытеснили всех взрослых...

— Та же «Фабрика звезд», только в журналистике...

— Абсолютно, и ориентация прессы стала совершенно другой: выпятилась гламурная, дорогая, глянцевая, где, особенно если освещается светская хроника, мелькают одни и те же лица. Они же, кстати, мельтешат и на телеканалах, поэтому читателям и зрителям все это, кажется, стало не так интересно. С другой стороны, дело, может быть, в том, что я сам в этом варюсь и все уже мне набило оскомину...

— Когда вы, человек порядочный и достойный, окунулись с головой в шоу-бизнес, какие у вас возникли соблазны?

— Сейчас подумаю... (Пауза). Знаете, не столько соблазны возникли, сколько вылезли комплексы — например, комплекс провинциала. Сначала я колебался: бороться с ним или нет, а потом, наоборот, взял и в себе его просто взлелеял. И правда, если я родился где-то в глубинке, зачем становиться столичным парнем с соответствующей атрибутикой? Лучше останусь самим собой и впишусь во все то, что происходит (конечно, для этого нужно крепко встать на ноги).

Не секрет: многие артисты в жизни — натуры сомневающиеся, рефлексирующие. Среди них хватает хороших, нормальных людей, но иногда смотришь, что они творят на публике или перед включенными камерами, и поражаешься. Почему не имеют рамок? Почему вообще такие? По-видимому, их второе «я» искусственно создано, потому что им кажется, будто богеме так надо себя преподносить. Порой второе «я» побеждает, и тогда артист забывает, кем он был и как себя раньше вел. Конечно же, это беда. У некоторых перелицовка происходит мгновенно. Ты помнишь: был вот такой парень, а каким стал? Что с ним произошло? Поразительно!

— Вы сами-то от популярности не устаете, вам она не надоедает?

— Это, так сказать, палка о двух концах. С одной стороны, когда узнают, живется намного легче. Во всем, начиная с бытового уровня — допустим, те же гаишники остановили или еще что-то... Вместо себя, кстати, я никого никуда не отправляю, все вопросы предпочитаю решать сам. Представьте, захожу в паспортный стол, а там — 100 человек: демобилизованные солдаты, гастарбайтеры, кто угодно... Тут главное — не пускать вокруг себя круги водяные, и если спокойно себя ведешь, как правило, какой-то сумасшедшей реакции не бывает. Если же с тобой зашли три секьюрити и ты начинаешь качать права: «Немедленно откройте, мне нужен паспорт» — тогда все!

— Народ на дыбы: «А-а-а! Так тебе больше всех надо?..

— ...Тебе паспорт, говнюк? Сейчас получишь по полной программе»... Следует, правда, сказать, что все равно при встрече люди больше артистам улыбаются, чем прочим смертным, и если я, например, куда-нибудь попадаю, вижу вокруг много приветливых, радостных лиц.

— Это создает настроение?

— Конечно, хотя иногда популярность все-таки тяготит... С утра хочется пройтись — я, как уже говорил, люблю прогулки. В течение того часа, что иду быстрым шагом, я медитирую, мысли упорядочиваются, и важно оставаться не узнанным...

— А бывают случаи панибратства?

— Ну как же без этого... На днях вот во Львове очень неприятная история приключилась. Когда подошел к поезду, двери в вагоны еще были закрыты, а неподалеку стояли две пары. Они сразу же оживились: «О! Меладзе!». — «Да нет, просто похож». — «А я тебе говорю, это он»... Стоят и чуть ли не на весь перрон говорят, как я одет, еще что-то... Одна дамочка даже вокруг меня обошла: «Да, Меладзе!».

Извините, но я же, в конце концов, не пустое место — как можно себя так вести? «Ну ладно, — прошу, — хватит. Я что, телевизор? Почему вы при мне меня обсуждаете?». Сзади донеслось тут же: «А, звезда!» — вот тут, блин, у меня кровь просто вскипела. Прямо на вокзале устроить дебош, драку нельзя, причем стоим вдвоем: я и парень-администратор — все! Никаких охранников, да и не стал бы я за их спины прятаться. Это некрасиво — если мужчина хочет разобраться, он должен сам все решать. Короче, из-за двусмысленной ситуации весь вечер мое настроение было испорченным.

«СЕЙЧАС В МОЕМ ЛИЧНОМ РАСПОРЯЖЕНИИ ДВА ДЖИПА: БЫСТРЫЙ И ОЧЕНЬ БЫСТРЫЙ»

— Неужели вы такой впечатлительный?

«В начале 90-х я жил на 10 долларов в месяц, иногда на пять. Никогда во главу угла я не ставил деньги». Валерий Меладзе с женой Ириной

— Да, и в эти моменты мне не хочется быть известным. Зачем? Чтобы какие-то люди себя так вели?

— А бывает, что поклонники напрягают: «О Валера! Можно снимок на память»?

— Я очень часто фотографируюсь — в принципе, проще иногда согласиться на это, чем объяснять, почему ты не хочешь. Если отказываешь, люди чувствуют себя оскорбленными. Это провинциальная, дурацкая привычка — я всегда боюсь кого-то обидеть, а с другой стороны, иной раз человек в два раза младше подходит. Кто его так воспитывал, что он обращается на ты, чего-то еще требует? Кто ты? Почему я должен с тобой фотографироваться?

— Недавно я был свидетелем любопытной сцены. На одном из торжественных мероприятий к стоящим рядышком Леониду Кравчуку и Леониду Кучме подошел неказистый парнишка: «Можно мне с вами сфотографироваться?». Как культурные люди, президенты сказали: «Пожалуйста», и тогда, ничтоже сумняшеся, этот тип их обнял за плечи...

— Какое хамство!

— Хорошо, что охранники успели сбросить его руки, но попадаются же такие интересные ребята...

— Ну, я скажу, когда кто-то кладет мне на плечо руку, меня клинит.

— Почти как у Евтушенко: «Кому на плечи руки класть?»...

— (Заводится). Меня это так бесит! Ну хорошо, подойди культурно, спроси разрешения, встань, и пусть кто-то щелкнет, но чтобы еще руку мне на плечо? Слышишь, пошел вон отсюда! Нет, я вообще в шоке: где этих людей воспитывают? Панибратство и бесцеремонность страшно меня раздражают — как и любого, наверное, нормального человека.

— В советское время Грузия жила очень зажиточно, и мы с молоком матери впитали стереотип: если грузин — значит, обязательно богатый...

— (Смеется).

— Недавно я прочитал, что вы входите в сотню самых богатых грузин. Не помню уже место, которое в этой сотне, согласно подсчетам составителей, заняли (вообще не понимаю, как это можно сосчитать!), но, если им верить, у вас сегодня что-то около 200 миллионов долларов...

— Думать о ком-то, что он очень богат, — это абсолютно по-грузински, одним словом, самая грузинская черта. На мой взгляд, во всем этом списке суммы в десятки раз завышены, про некоторых там вообще написали, что денег у них больше, чем у Абрамовича. Ну не может маленькая Грузия иметь такое количество миллионеров.

— Это смотря какой урожай мандаринов...

— Я посчитал: чтобы скопить 200 миллионов долларов, мне надо на протяжении 10 лет без выходных и праздников, каждый божий день зарабатывать от 50 до 100 тысяч долларов.

— Это же как надо петь!

— Это как надо пахать! Чушь несусветная! Понимаете, меня поражает журналистская безответственность. Свобода слова — это же не вседозволенность, а выливается все в полный произвол какой-то незрелой личности, которая имеет доступ к тому или иному средству массовой информации.

— Тем не менее вам было приятно себя в этом списке увидеть?

— Если честно, время, когда я раздувал щеки, прошло. Да, иногда тянет в компании заявить с пафосом: мол, у меня все в порядке — есть деньги, дом, несколько машин, но тогда к тебе начинают соответственно относиться, то есть мыльный пузырь надо постоянно оправдывать. На это уходит очень много времени, сил, и, в конце концов, наступает момент, когда чего-то от тебя ждут, а ты не можешь этого сделать, тем самым разочаровывая окружающих.

Мне уже давно надоело делать вид, что я лучше, чем на самом деле есть. 200 миллионов имеют единицы западных суперзвезд, которые долгие годы работают и продают гигантское количество альбомов, но все прекрасно знают: в России и в Украине уровень доходов у артистов совершенно не тот.

— На альбомах, конечно, не разживешься...

— Чтобы ворочать такими деньгами, которые мне приписывают, я должен или быть западной суперзвездой, или иметь какую-то скважину... Да, я член совета директоров одного из российских банков (этот орган призван наблюдать за работой банкиров, которые перед нами отчитываются, а мы вправе давать им какие-то рекомендации), но состою там в качестве свадебного генерала: сам банк мне не принадлежит, я не являюсь его учредителем...

— ...пока...

— Даже если бы банк был моим, все равно у меня не было бы 200 миллионов... Вот сижу и оправдываюсь — знаете, почему? Во-первых, не хочу делать вид, что денег у меня больше, чем есть (разумеется, мне вполне хватает на жизнь, но я вовсе не олигарх), а во-вторых, и это самое ужасное, такие газетные мифы напрямую бьют по безопасности моей семьи, что меня удручает, пугает и раздражает. Это абсолютная безответственность, причем подавать на автора в суд бессмысленно: единожды опубликованную ложь не исправишь и десятикратным опровержением.

— Слава Богу, сегодня вопрос о том, чтобы жить на 10 долларов в месяц, перед вами уже не стоит: вы имеете хороший дом, со всех сторон, в общем-то, защищены и, если верить газетам, каждые полгода меняете автомобили. Интересно, какие марки вам больше нравятся?

— Сейчас в моем личном распоряжении два джипа: быстрый и очень быстрый.

— Какой грузин не любит быстрой езды!

— Вах! Видимо, на смену прежней любви к резвым коням в нашем народе пришло увлечение машинами, а потом все-таки большую часть жизни мы проводим в автомобилях и можем себе позволить такую марку, чтобы нам это нравилось... У меня «ауди»-Q7, причем я взял дизельную — в противовес «поршу кайен турбо», который очень прожорлив, она мало ест. Мне надоело ежедневно свой «порш» заправлять, поэтому выбрал машину, одного бака которой хватает на пять дней. Ну и в семье есть еще «железные кони».

«В МОСКВЕ СО МНОЙ МНОГО ЧЕГО СЛУЧАЛОСЬ»

— Вы выглядите человеком миролюбивым, и трудно поверить, что однажды даже в драку ввязались, когда вас подрезал какой-то автомобиль...

— Это было уже давно... Странно (задумчиво) — откуда вы знаете?

— Кто-то из ваших коллег рассказал...

— А-а, может быть... Вообще, должен сказать, что человека, который в большом городе неосторожно себя ведет, поджидает масса неприятных, неожиданных ситуаций. Со мной в Москве много чего случалось — даже когда уже стал известным. Как-то раз на Кутузовском проспекте, там, где он переходит в Можайское шоссе, меня начали подрезать...

— Было поздно?

— Три часа ночи. Там, если знаете, есть отрезок очень широкой, прямой дороги, где автомобилисты часто устраивают гонки. Они как бы предлагают друг другу помериться силами: кто быстрее?

— Ночные забавы...

— Вот-вот. Уже после этой истории я прочитал, что существует такая подстава, а тогда и в мыслях ничего не было: подумал, что меня вызывают на соревнование. Я поднажал: «Хотите узнать, кто круче? Ну что ж, давайте — пожалуйста!». Обогнал их и еду себе спокойно, а они, видимо, подумали, что я удираю. Смотрю — опять подрезать начинают. Остановился, выхожу (причем я был в костюме, а навстречу люди в дубленках). «Что случилось? — спрашиваю. — Вы что, до самого дома будете за мной гнаться?

— Смотрите-ка, не побоялись выйти...

— Ну а чего там — у меня в жизни разные ситуации бывали, и я знаю, что могу их разрулить. К тому же я занимался борьбой и восточными единоборствами, хотя драться, правду сказать, не люблю.

— Сколько их было?

— Трое на одного. В такие моменты рукопашная не помогает — надо быть просто предельно осмотрительным. В общем, не успел даже ничего предпринять, как получил чем-то по голове.

— Сразу, без лишних слов?

— Практически да. На мне тогда еще были очки, так они вообще сложились (я, кстати, после этого сделал операцию и теперь обхожусь без них). Милиция, как положено, проехала мимо — все нормально! Потом стали мы разбираться. Их машина была сильно разбита сзади, но я-то знал, что здесь ни при чем, а они напирали: твоя работа!

— Вы хоть назвали себя?

— Зачем? Они сразу сказали: «Мы тебя узнали».

— И это их не остановило?

— Нет, совершенно. Я отдал им свои права. «Завтра, — предложил, — на этом же месте встречаемся. — Вы считаете, что я должен вам за разбитую машину деньги? Хорошо, привезу». Ну, естественно, собрал я компанию...

— ...представителей маленького, но гордого грузинского народа?

— Разные подобрались люди... Не скрою, я был полон решимости как следует наказать наглецов, но... они не приехали.

— А как же права?

— Сделал себе новые... Прошло уже лет этак восемь, и вдруг какие-то люди передают через моего родственника: «Слушай, у нас тут права Валерины»... Я им: «Не надо мне ничего — скажите только, где эти «корочки» взяли. Кто вам их передал — хочу этих парней увидеть!». Увы, те только руками развели: «Мы и сами не в курсе, потому что документы нашли»... До сих пор меня эта ситуация жутко бесит, но я понял, что просто надо быть осторожным. В конце концов, ни один человек от таких неприятностей не застрахован...

...По-моему, я первый раз эту историю рассказываю. Не хочется предстать перед читателями в не слишком лицеприятном свете...