"Душа в театре, а популярность - в кино", - заметил однажды Игорь Дмитриев. Что ж, артисту, за плечами которого полторы сотни ролей, виднее. Кого только не играл на своем веку Игорь Борисович - благородных рыцарей и соблазнителей чужих жен, великих князей и прожженных мафиози... Вот только роли партийных вождей ему не доверяли - не та порода. Он настоящий санкт-петербургский аристократ, светский лев - остроумный, ироничный, галантный, наделенный особым лоском...

Респектабельная внешность, изысканные манеры, независимый характер, бархатный голос - все выдавало в нем классово чуждый элемент. Неспроста в свои 77 лет Дмитриев не утратил гордую осанку, для выработки которой в молодости носил на плечах стаканы с водой. Его спина не гнулась, когда зарвавшийся администратор уволил артиста из театра, которому тот служил верой и правдой 17 лет. Он не унизился до оправданий, когда власть предержащие отчитывали его за дружбу с диссидентами Галичем и Шемякиным. Он не просил, не суетился, когда из-за сына, женившегося на американке и эмигрировавшего в Штаты, ему задерживали звание народного артиста.

Игорь Борисович и сегодня свято чтит заповедь своего педагога - великого мхатовца Москвина: настоящий артист должен до конца дней оставаться шалопаем. Думаю, это нелегко, когда ты похоронил любимую жену, а сын и внучки-близняшки живут за океаном и дед видится с ними в лучшем случае раз в год. Но он посмотрит на висящую на стене родной квартиры "Мону Лизу", которую шутник-приятель изобразил с вдохновенным лицом Дмитриева, и улыбнется: жизнь продолжается!

"Какую ни нажмешь кнопку, везде убивают, режут, насилуют"

- Игорь Борисович, столько лет мы с вами общаемся, и все равно каждая встреча для меня праздник. Я уже предвкушаю удовольствие, которое читатели от этого интервью получат...

- Дима, я полвека снимаюсь, выхожу на сцену, но честно скажу: никогда не могу поручиться заранее, что это будет хорошо, увлекательно... Вот нет у меня такой уверенности! Мне рассказывали, что только один артист из известных - был такой Столяров, царствие ему небесное! - всегда пребывал от себя в восторге. У меня этого не бывает, я от лестных слов как-то ежусь. Хотя потом все происходит подчас слава Богу.

- Говорят, вы потомок той самой Анны Павловны Шерер, о которой писал в "Войне и мире" Лев Николаевич...

- (Смеется). Как, это даже в Украине известно?!

- Ну да, все наслышаны о вашем аристократическом происхождении...

- А я его уже не скрываю. Да, были годы, когда писал в анкетах - "из крепостных", но времена меняются, и теперь я смело пишу: "из дворян".

Действительно, моя бабушка Александра Адольфовна была... Нет, предпочту следовать хронологии. Анна Павловна Шерер, знакомством с которой начинается "Война и мир"...

-...в смысле описанием ее салона?

- Да, это французский текст, который русские люди обычно пропускают (но там есть перевод). Так вот, сын Анны Павловны Адам Христианович согрешил, как это бывает в жизни у многих неженатых мужчин, с дворовой девушкой Авдотьей Емельяновной Демиденко. Семья поступила благородно: Авдотье дали вольную, но с условием, что родившегося мальчика заберут в свой дворянский дом. Это и был прапрадед моей бабушки Александры Адольфовны. К унаследованной ею смеси англосаксонской и русской крови впоследствии добавилась еврейская.

- Густой, однако, коктейль!

- Тем не менее от таких коктейлей рождаются, говорят...

-...талантливые дети...

- (Смущенно). Ну, я о себе так не думаю, но смешение действительно неординарное...

- Игорь Борисович, раньше все с придыханием произносили: "Санкт-Петербург, Ленинград". Подразумевалось, что там богема, элита, интеллигенция и прямо на улицах можно услышать французскую речь. Сегодня - думаю, вы согласитесь - это совершенно другой город. Как по-вашему, навсегда ли утерян тот дух, который вы застали в детстве, или он может еще возродиться?

- Трудно сказать... Понимаете, воспитание молодого поколения и продолжение славных петербургских традиций проходит в постоянной борьбе с нашим родимым телевидением. Оно, телевидение, делает все возможное, чтобы покончить с воспитанием раз и навсегда. Я убеждаюсь в этом, когда смотрю очередные "Фабрики звезд". Обратите внимание, как участники разговаривают, как, расставив ноги, сидят и возлежат во время интервью на диване...

- Ну звезды же!

- А какой чудовищный у них язык! Они говорят: "Текст фиговый, но музыка - отпад!". Я редакторам Российского телевидения поражаюсь (украинское знаю не так хорошо, поэтому не провожу параллели - думаю, что у вас иначе). Почему эти редакторы не говорят: "Ведите себя уважительно по отношению к зрителю! Не сидите, расставив ноги, не лежите! Нет, это не русская речь, поэтому сделайте дубль"? Они пускают это в эфир, и молодежь все впитывает. Мало того, она задавлена чудовищными криминальными фильмами...

-...про ментов и братков...

- Какую ни нажмешь кнопку, везде убивают, режут, насилуют, и этим они воспитывают. Они! - я говорю о людях, которые находятся у руля телевидения. Их стараниями дети каждый день с утра это убожество смотрят, по всем каналам слышат похожие один на другой ансамбли, эти бесконечные: ду-ду-ду! бу-бу-бу!

Когда ребенок растет, не слыша Чайковского и Равеля, не ведая, кто такой Рахманинов, он думает, что эти музыкальные игрища и есть эталон, норма, он не знает другой музыки. Говоря о воспитании, о традициях того или иного города, я имею в виду не только столичные Москву и Петербург... И в провинции есть традиции! На Волге купечество некогда вырастило и разночинцев, и местную интеллигенцию, но если домашнее, уходящее корнями в историю воспитание постоянно идет вразрез с телевизионным влиянием, победа остается за "ящиком"...

"Я плохо представляю себе нынешних олигархов, которые здороваются с дворником за руку"

- По дороге в редакцию вы мне сказали: "Вернусь в гостиницу и обязательно куплю там на раскладке книжку "Этикет" - подарю своему сыну". Интересно, а как, на каких примерах воспитывали вас?

- Я рос без отца - он оставил нас, когда мне исполнился год. Второй мамин муж, Николай Михайлович, был геологом. Мы всей семьей поехали на Алтай, где велись разработки необходимых для оборонной промышленности драгоценных и редких металлов - вольфрама, молибдена, висмута...

В 37-м все ведущие специалисты "Алтайредмета" были арестованы и посажены. Отчим попал в их число и из лагерей уже не вернулся. Арестовали и маму (к счастью, несколько месяцев спустя ее выпустили), поэтому воспитывали меня в основном бабушки и дедушки с двух сторон: отца и матери.

Один мой дед был царским офицером, служил в кавалерии. В пять лет он посадил меня на лошадь. Помню, перед войной (я был совсем еще маленьким мальчиком) дед водил меня на кладбище царских лошадей - оно было на Петроградской стороне, недалеко от того места, где сейчас я живу. Старый рубака с гордостью показывал мне надгробия царских лошадей и собак - огромные, двухметровые плиты, установленные горизонтально...

- И надписи на них были?

- Да, да! Было написано: "Жеребец двора Его Величества"... Или: "Сука двора Его Величества"... С именами!

- Потрясающе!

- Потом, годы спустя, я хотел повести туда своего сына, но этих надгробий уже не было. (Грустно). Наверное, их украли... Они были не нужны, хотя это история. Думаю, узнав о существовании такого кладбища, наша партийная власть распорядилась его извести. Иначе возникали нежелательные ассоциации: при Сталине сотни тысяч расстрелянных в лагерях людей не имели могил, были свалены в общую кучу, а царь так трогательно заботился о животных... Зачем нам эти параллели? Убрать!

Как я уже сказал, мое воспитание велось с двух сторон. Помню какой-то разговор, спор между взрослыми... Бабушка Таня говорила моему деду: "Ну что ты, Илюша, он..." - и произносила какое-то деликатное, достойное слово. Она защищала кого-то, отстаивала: "Нет, Илюша, он порядочный человек", а дед ответил: "Таня, почему порядочность ты возводишь в какое-то достоинство? За нее не хвалят - это элементарное качество человека".

Помню, как мы с ним выходили гулять на улицу. Зима, мне лет пять... Внизу около дома дед всегда останавливался и здоровался с дворником-татарином за руку. Ибрагим, так его звали, носил нам дрова - у нас тогда был свой дровяник.

- Дед богатым был человеком?

- Нет, очень скромным, но до революции владел аптекой и магазином фотографии, расположенным прямо под Думой.

- Тоже неплохо...

- Я бы не отказался (смеется). Дедушка, повторяю, всегда здоровался с Ибрагимом за руку, спрашивал, как жена, знал по именам его детей. Мне эти разговоры надоедали, я хотел гулять, а дед стоял в шубе - не знаю, что это был за мех, какой-то коричнево-желтый - с висюлечками. Я его за те висюлечки дергал: "Идем, дедушка".

Я плохо представляю себе теперешних хозяев жизни, разных олигархов и прочих, которые бы здоровались с дворником за руку. Вряд ли сейчас это возможно... Вот из таких крупиц складывалось мое воспитание, хотя годы - 36-й, 37-й и так далее - были тяжелые.

Мы жили в большой квартире - когда-то она вся была наша, потом жильцов потеснили... Нашей семье четыре или пять комнат осталось: в одной я с мамой, в другой бабушка с дедушкой, затем мамина младшая сестра, старшая сестра... Так вот, у каждой комнаты в углу при входе, около белокаменной печки, стоял чемоданчик с предметами первой необходимости: с шерстяными носками, бельем, зубной щеткой. Это была норма!

Тогда, в 37-м, не говорили: "Арестовали!" - страшного слова всуе не произносили. Его заменяли нейтральным: "Взяли!". "Из 16-й квартиры взяли", "Со второго этажа тоже взяли"...

"В лагере зимой людей ставили на железный лист босиком, обливали водой и толкали"

- Эти годы тоже оставили свой след - память о людях, которые погибали, страдали. После войны я учился в Москве, в Школе-студии при МХАТе, и там на Кузнецком была лавка писателей, где директорствовал некий Геннадий Рохлин. Ему уже перевалило за 50, а мне было 18. Мы ощущали себя земляками, потому что он был директором лавки писателей и в Ленинграде - один хозяин двух магазинов. В 48-м году, в разгар печально известного Попковского дела он пропал, исчез...

- Тогда в Ленинграде нешуточные прошли чистки...

- Самого Попкова расстреляли, вся партийная элита была заменена. А знаете, в чем состояла вина Геннадия Моисеевича Рохлина? У Попкова нашли книжку с его дарственной надписью. Этого оказалось достаточно, чтобы бедолага был арестован и сослан. Мы встретились через несколько лет, когда он вернулся из лагерей. Рохлин по старой памяти пригласил меня домой попить чаю...

Когда его жена и дочка (она, кстати, жива) оставили нас вдвоем, он стал рассказывать о лагерях. Геннадий Моисеевич сбросил домашние тапочки, снял носки и показал ступни своих ног, исковерканные шрамами, в каких-то жутких струпьях... На коже не было живого места. "Что это?" - спросил я, и он объяснил, что в лагере зимой - а морозы в Сибири лютые! - его ставили на металлический железный лист босиком, обливали водой и, когда ноги примерзали, толкали. Он падал, и кожа оставалась примерзшей к железу.

Конечно, в детстве мы не знали, что происходит с семьей, но нам передавались те чувства, которые испытывала интеллигенция...

-...когда ее, тяжело раненную, планомерно уничтожали...

- А ленинградская интеллигенция, вообще, больше всех пострадала. Ее косили в 17-м году, в 37-м, а тех, кто пережил блокаду, в 48-м добили Попковским делом. Ни в одном другом городе России интеллигенция не подверглась такому преступному истреблению.

- Игорь Борисович, а вы анализировали, почему государство, созданное на костях, так ненавидело интеллигенцию? Почему так судорожно торопилось от нее избавиться?

- Потому что интеллигенция была мозгом страны и той силой, которая понимала, что творят большевики. Она могла об этом сказать во всеуслышание, могла обнародовать горькую правду, и поэтому власть стремилась уничтожить ее в зародыше.

- Я вам задам, может, не совсем приятный вопрос... Только что вы рассказывали страшные вещи о том, как брали людей и что с ними делали в лагерях... Кажется, прошлое уже развенчали, о палачах и жертвах все сказано, написано, спето, снято в кино... Скажите, в России это может повториться, пойти по кругу через год, через два, через 10 лет?

- Нет, мне кажется, что возврата назад нет.

- Почему? Разве народ стал другим?

Для коренного питерского аристократа Игоря Дмитриева поездки в Киев всегда огромное удовольствие. С Дмитрием Гордоном

- Да, пришло новое поколение... Как бы я ни сетовал на современную молодежь, на ее неуважение к русской речи, нельзя не воздать должное ее свободолюбивому духу. Это поколение впитало западные принципы, ощутило свободу - учебы, существования, общения, любви... Оно не позволит лишить себя всего этого, и даже если возникнет какой-то террор, он будет обречен. Мне так кажется...

"Часто слышишь: "Эта получила роль, потому что спала с режиссером, а я не спала, дура!"

- Вы мне не раз рассказывали, в каких компаниях вам приходилось бывать, чьи разговоры слушать в течение всех этих нелегких, но по-своему прекрасных лет... Честно говоря, я вам завидую: вы общались с людьми не просто известными - выдающимися, знаковыми, определявшими лицо кино, театра, искусства в целом. Сегодня, вспоминая об этом, вы не ощущаете вокруг некоего духовного вакуума?

- Понимаете, я рос в Петербурге (тогда Ленинграде), учился в Москве, и это определило круг моих знакомых. Я многим обязан Школе-студии Московского художественного театра и в первую очередь общению с великими стариками, корифеями МХАТа. Качалов, Таиров, Москвин, Книппер-Чехова - все они приходили к нам на занятия. У нас была достаточно изолированная в этом смысле школа, причем негласно не рекомендовалось посещать спектакли других театров. Но я ходил в другие театры, мне нравилась вахтанговская манера игры.

- Облегченная...

- Да, когда актеры играют будто бы друг с другом - как во МХАТе, но через публику. Они говорят: "А-а, клубника!" - и зрительный зал ощущает этот вкус. Я очень любил Камерный театр Таирова, где блистала несравненная Алиса Коонен, я помню ее в "Андрианне Лекуврер", в "Мадам Бовари", в "Чайке", хотя это было 50-60 лет назад. Как она бежала в "Мадам Бовари"!

Коонен стояла на сцене в профиль, не двигаясь с места - она только играла бег. Оттуда, из-за кулисы сильный ветродуй развевал ее волосы и шарф, и было ощущение, что она летит со всех ног...

Я видел, и неоднократно, великих украинских артистов - Гната Юру, Бучму, Ужвий. "Украденное счастье", так же как и "Король Лир" с Михоэлсом, - это потрясения, от которых нельзя было прийти в себя несколько лет. Как мало теперь таких эмоциональных воспоминаний! Хотя есть хорошие театры, хорошие артисты, хорошие режиссеры. Мне посчастливилось сниматься с тремя выдающимися артистами, которых уже нет. Это Иннокентий Смоктуновский, Олег Даль и Павел Луспекаев.

Не хочу бросить камень в сторону моих коллег, но вот такого величия, мощи актерской я сегодня не вижу... Какое счастье, что застал и помню Мордвинова, Щукина, Добронравова, Хмелева! А еще, знаете, в чем счастье-то заключается? Они, великие актеры, преподавали у нас в Школе-студии МХАТа. Утром говорили нам, как играть, а вечером мы шли в театр. Брали какие-то книжки, газетки, подстилали их на ступеньках бельэтажа и смотрели спектакли. Мы видели, как они делают на сцене то, чему учили нас в аудитории.

Я отдаю должное преподавателям, которые владеют театральной педагогикой, но превыше всего ценю личный пример. Обаяние таланта простирается со сцены и на публику, и на студенческую аудиторию, идет от сердца к сердцу. Я все-таки не представляю себе, как педагог, который избрал эту профессию лишь потому, что его актерская судьба не удалась, может вдохнуть в абитуриента, студента, в будущего артиста этот трепет и дар. Не говоря уже о том, что неиграющий педагог не может передать какие-то нюансы профессии.

- Игорь Борисович, актер - зависимый человек?

- Конечно!

- Вам приходилось переживать мучительные мгновения, когда...

-...когда меня выгнали из Театра Комиссаржевской?

- Нет, это само собой разумеется. Я о другом. Бывало, что вам казалось: "Роль моя, и именно я должен ее играть", а режиссеру нравился другой и он выбирал его? Случалось такое?

- Неоднократно!

(После паузы). В монологе Нины Заречной в "Чайке" есть такие слова: "...Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле - все равно, играем мы или пишем, - главное не слава, не блеск, а уменье терпеть! Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, - говорит Нина Заречная. - И когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни". Нервная вибрация: "Ах, мне не дали роль!" в особенности распространена у женщин. Только и слышишь: "Эта получила роль потому, что спала с режиссером, а я не спала, дура!"...

Вот этого нервного дерганья вы не увидите у Марины Нееловой, Аллы Демидовой, Ии Саввиной... Смотрю на Ренату Литвинову - какой потрясающий характер! Лия Ахеджакова! Маргарита Терехова! Эти актрисы - личности, индивидуальности, а личность не может тратить себя на мелочи, на суету. Она должна сберечь в себе нечто сокровенное, но это такое тонкое дело...

Одним из моих учителей был мхатовский актер Иван Михайлович Кудрявцев. Трижды лауреат Государственной премии, блистательный артист, в свое время, когда студия второго МХАТа влилась во МХАТ, он играл в "Турбиных" Николку - роль весьма скромную... Как-то Кудрявцев - это было уже где-то на четвертом курсе - мне сказал: "Ты будешь актером, Игорь! Я чувствую, что у тебя есть для этого данные - внешние, голосовые, интеллектуальные, эмоциональные, но это произойдет только в том случае, если ты воспитаешь в себе такую же невосприимчивость к ударам судьбы, какую вырабатывает боксер к ударам на ринге. И действительно, если бы боксер реагировал на каждый удар по голове, по лицу так же, как мы, когда нам ни с того ни с сего на улице заехали по физиономии, он не смог бы вести бой.

"Из-за пережитого потрясения я вынужден был обратиться к психиатру"

- Вы воспитали в себе такую невосприимчивость?

- Воспитал. Хотя и срывался. Был случай, когда из-за пережитого нервного потрясения я вынужден был обратиться к психиатру. К счастью, это лишь эпизоды, но они неминуемы. Самые знаменитые, самые великие актеры испытывают чувство неудовлетворенности, досады, желание сыграть что-то другое.

- На вашей памяти были актеры, которые всем оставались довольны, которых снимали столько и так, как они хотели? Ну, не знаю, Евстигнеев, например, или Табаков...

- Не буду распространяться о Евстигнееве - он служил в "Современнике", потом играл во МХАТе, - но вот гениальный артист Паша Луспекаев... Он жил в Украине, потом переехал к Товстоногову и был в его театре первым артистом.

Иногда как подумаешь: "Боже мой! Замечательный мастер, все ему дано! Успех, роли, относительное благополучие (говорю "относительное", потому что это драматические артисты, а не эстрадные девочки, которые поют под чужие фонограммы). Казалось бы, чего ему еще, но что-то неблагополучное сидит внутри, заставляет срываться, прибегать к алкоголю". Что грызло, например, великого Николая Константиновича Симонова? Меня, скажем, всегда поражало: да что же это такое? Ну все у него есть!.. А Юра Богатырев! Я работал с ним в картине "Дон Сезар де Базан", и там остался эпизод (его не смогли переснять), когда мы с Юрой идем очень длинный проход. Он большой - царствие ему небесное! - и с трудом сохраняет равновесие, а я веду разговор и одновременно его поддерживаю.

- Игорь Борисович, актеров не без основания считают людьми влюбчивыми, увлекающимися. Допустим, выезжает экспедиция на съемки в Богом забытую деревню. Она - красавица, он - ловелас, оба признанные актеры, занять себя нечем... Часто у вас возникали такие романы в кино, театре?

- (Немного обиженно). Нет, Дима, любовь, я думаю, не возникает оттого, что больше нечем заняться.

- Но это наверняка любви способствует...

- Знаете, меня не минула чаша сия, и один из моих романов, влюбленностей я пережил с партнершей, с которой играл в спектакле "Иду на грозу"...

- Вместе шли на грозу?

- (Смеется). По сюжету герои полюбили друг друга, в ходе репетиций это чувство возникло и у нас, но, уже играя следующий спектакль, я увлекся другой актрисой, и это естественно, это хорошо! Не помню, кто из режиссеров как-то написал в мемуарах, что в театрах должны быть романы. Театральный организм без них мертвый, неживой, неестественный.

"На сцене я актрису любил, а в жизни мы не разговаривали"

- Говорят, что сыграть влюбленность, даже при наличии искрометного таланта, нельзя. Для этого нужно хоть немножко любить, увлекаться...

- Это правда. К сожалению, в моей биографии бывали случаи, когда приходилось изображать чувство, противоположное тому, что я испытывал в жизни. Один, нет - два раза на 150 ролей, которые я сыграл. На сцене я актрису любил, а она любила меня, но в жизни мы почти не разговаривали и не кланялись...

- Тем не менее изображали страсть правдоподобно?

- Публика верила... Между прочим, я в этом смысле не одинок - коллеги не раз рассказывали мне о таких ситуациях.

- В вашей артистической судьбе были громкие романы, которые доставили вам массу неприятностей?

- Нет!

- Слава Богу или увы?

- А зачем неприятности? Нет, это совсем не обязательный результат вспыхнувших чувств. Я всегда красиво расставался со своими привязанностями, мы оставались друзьями. Потом могли даже куда-то поехать отдыхать вчетвером - так сказать, в новом составе.

- Простите, но сегодня вы продолжаете влюбляться? Вас кто-то еще увлекает?

- Я очень люблю цветы... у себя на даче. Сказать, что я нынче влюблен? Нет. Хотя не скрою: будучи увлечен, - независимо от того, была ли эта женщина партнершей или просто существовала в моей жизни, - я становился более талантливым, если можно так о себе нескромно сказать. Энергия любви обостряет в человеке все - и ум, и сердце, и физику, и энергию, и творчество. Безусловно, влюбленный актер работает гораздо ярче и интереснее, и режиссер это всегда замечает...

-...и использует, если он хороший режиссер...

- Конечно!

- Кроме всего прочего, вы известны как мастер замечательных остроумных розыгрышей. А это правда, что Алиса Фрейндлих, например, до сих пор не может вспоминать без улыбки, как вы ее разыграли?

- Мы были молоды... Приехали на гастроли в город Горький.

- Где ясные зорьки?

- Ну да. На гастролях на главной сцене обычно идет большой спектакль, а параллельно, на выезде, когда актеров хватает, играют другой, поменьше. Мы с Алисой играли пьесу Брагинского "Раскрытое письмо" в Балахне - из Горького туда часа полтора езды.

Приехали в Дом культуры рано, погуляли по парку... Помню, там лозунг висел: "Набирайся сил у груди матери - Коммунистической партии". Я все никак не мог понять, кому же это обращение адресовано. Мне вроде уже поздно набираться сил у груди матери, а тот, кто только родился, еще не может знать, что это ему необходимо...

- Полная Балахна!

- (Смеется). В общем, целлюлозный комбинат, Волга, до спектакля еще два часа, и мы - я, Фрейндлих и еще кто-то - решили покататься на лодке. Плывем. А ей только-только подарили шикарные очки поляроид, тогда немыслимо модные. Алиса неловко наклоняется, и... они падают в воду. Горе, слезы!

"Я люблю международные розыгрыши"

- Вы за ними вслед не нырнули?

- Никто не нырнул, не только я... В общем, вернулись, отыграли спектакль... А жили мы тогда в частном секторе... Это теперь актеры останавливаются в гостиницах, а раньше в основном снимали комнаты в частных домах. У хозяйки дома, где я квартировал, был сын лет девяти. Я его подзываю: "Иди-ка сюда, сейчас напишешь письмо". И диктую: "Дорогая артистка тов. Фрейндлих. Пишет вам Миша Пупкин. Мы, красные следопыты, очень вас любим и, когда узнали, что вы уронили в Волгу очки, сразу начали поиск. Рапортуем: ваши очки нашел на дне Сема Мишкин - сын тети Кати с дебаркадера 18 бис (когда лжешь, такая мелочь, деталь придает истории правдоподобности. - И. Д.). Посылаем находку вам и желаем новых творческих успехов".

Подготовив письмо, я отправился в "Оптику" на улице Свердлова - это главная улица в Нижнем Новгороде (сейчас, может быть, и переименованная). Захожу: "Скажите, нет ли у вас каких-нибудь старых очков". - "Каких старых?". - "Ну вот таких, что совсем-совсем не нужны". - "Да, есть - загляните вон в то ведро". Я покопался и вытащил чудный экземпляр: полстекла нет, одна дужка из проволоки, вместо другой - резинка на ухо, и все это скрепляет изоляционная лента. "Ой, можно?". - "Да, пожалуйста, все равно выбрасывать".

Эти очки я упаковал, приложил к письму и послал с администратором, который вез в Балахну афишу нового спектакля, чтобы оттуда он их отправил по почте. Теперь представьте: Алиса получает пакет со штемпелем Балахны. Открывает письмо - ах! Растроганная до слез, она вслух читает его перед всем коллективом, а затем торжественно разворачивает очки. Надо было видеть ее лицо: "Что это такое? Какая-то дрянь! Чудовищно!".

Я между тем возвращаюсь домой и опять кличу мальца: "Вова, иди сюда. Пиши другое письмо. "Дорогая артистка Алиса Фрейндлих! Мы, красные следопыты с дебаркадера 18 бис, послали вам очки, но произошла ошибка - они вовсе не ваши, их уронила тетя Паша. Поэтому очень просим: верните, пожалуйста"...

(Мечтательно). Вообще-то, я люблю международные розыгрыши. Скажем, отправляешь кому-то из знакомых письмо так, чтобы оно пришло с иностранными штемпелями... Вроде бы шлют послание из-за границы и предлагают... Нет, это не очень прилично рассказывать.

- Ну уж нет, Игорь Борисович, не съезжайте. Так что ему предлагают?

- Одному знаменитому артисту, еврею, я отправил из Израиля письмо якобы от имени какой-то обожательницы.

- Не Козакову случайно?

- Нет, не пытайте, фамилию не назову. И вот она якобы пишет: "Дорогой, уважаемый... Мы очень вас любим как киноактера, а недавно с радостью узнали, что вы не только замечательно играете, но и прекрасно делаете обрезание. У моей двоюродной сестры в Ленинграде недавно родился мальчик, и мы очень вас просим сделать нашему Мишеньке обрезание. Вы только скажите, сколько это будет стоить, но (обратите внимание на эту важную фразу! - И. Д.), конечно, не дороже, чем ваш съемочный день". Ну и как бы между прочим: "У нас в Израиле показали по телевизору, как вы принимали участие в праздновании Хануки. Мы вас только увидели, сразу вспомнили"...

Этот артист категорически не хотел, чтобы его снимало на празднике телевидение. Он мне звонит: "Видишь, я тебе говорил! Зачем там нужны были журналисты, зачем телевидение пустили? Доигрались!". - "Чего ты ворчишь?" - недоумевал я. "Да вот, получил письмо". - "Какое? О чем?". И он мне читает текст, мною написанный.

- Серьезно читает?

- В отчаянии, со злостью... Вы знаете, есть такое выражение: катается по полу от смеха. Это было со мной один раз: я упал с трубкой и корчился в конвульсиях, пока он рассказывал мне грустную историю с обрезанием.

- Вы известный мастер розыгрышей, а ваш коллега Валентин Гафт - признанный автор эпиграмм. Одну, помнится, он посвятил вам...

- И далеко не худшую (смеется):

Правда, вместо слова "хвост" там было другое...

- Вы с этой эпиграммой согласны? По-прежнему... все в порядке?

- Доктор, не задавайте таких вопросов! У меня в Киеве есть друг, чудная женщина Галочка... Такая смешная... На приеме, устроенном по случаю моего 75-летия, она познакомилась с нашим бывшим губернатором Яковлевым. Представилась. А он примерно знал петербургскую элиту, поэтому говорит ей: "По-моему, вы не питерская, не наша". Галя в ответ: "Да, я из Киева". - "А сюда как попали?". - "Да вот Кучма прислал Дмитриева поздравить!" - с ходу заявила она (смеется).

"Театральная зарплата драматического актера - это нищенство"

- Игорь Борисович, сейчас в Киеве, насколько я знаю, вы снимаетесь в кинофильме с потрясающей Татьяной Самойловой. Играете какую-то любовную историю?

- Нас пригласил режиссер Игорь Минков, воспитанник института имени Карпенко-Карого. На его счету уже три самостоятельные картины, причем одну из них он снял в Париже, где теперь живет. Но живет в Париже, а снимает здесь, на отечественном материале. Недавно он написал сценарий. Потрясающий, замечательный - поверьте мне. Картина будет называться "Вдали от бульвара Сансет".

Я бывал на этом бульваре в Голливуде - там живут все звезды мирового кино. Кстати, был такой американский фильм "Бульвар Сансет", где знаменитая Глория Свенсен играла кинозвезду. Когда этот фильм привезли в Ленинград, меня попросили провести вечер в Доме кино, представить зрителям актрису (это была уже очень пожилая женщина).

Помню, я поцеловал гостье руку и говорю: "Глория! У меня к вам вопрос. Насколько биографичен этот фильм в вашей жизни?". А там героиня сходит с ума и убивает любовника, труп которого потом плавает у него дома в бассейне. Актриса улыбнулась: "В нем очень многое похоже на мою жизнь. И у меня действительно были любовники, но я никогда не убивала их в бассейнах".

Так вот, возвращаясь к картине "Вдали от бульвара Сансет". Она о треугольнике взаимоотношений: и творческих, и близких, личных, - между великим кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном, Любовью Орловой и ее мужем Григорием Александровым. Добавьте сюда их драмы, трагедии, аресты, убийство Эйзенштейна...

- Все-таки убийство?

- По сценарию это убийство. В фильме не называются подлинные имена. Александров там Долматов, Орлова - Полякова, у Эйзенштейна тоже другая фамилия. В картине есть соответствующая сноска. Это все-таки не документальный фильм, а литературное произведение, но написано оно настолько пронзительно и страшно, что веришь безоглядно. 37-й год, аресты его коллег, в частности оператора, который носил немецкую фамилию и уже этим был подозрителен...

- Вы прониклись этим сценарием?

- Не то слово! Я задыхался. Время от времени читаешь какие-то сценарии - мне их присылают. Сейчас вот я снялся в двух фильмах, но иногда снимаешься, потому что нужно жить, что-то кушать (театральная зарплата драматического актера - это нищенство), а здесь другое. Второго такого сценария за последние лет 20 я не вспомню.

Когда вышел роман Солженицына "Раковый корпус" (нет, он еще в списках ходил, мне дали его на несколько дней), я, помню, лежа читал и все откладывал его в сторону, потому что у меня перехватывало дыхание, мешали слезы. Я останавливался, чтобы взять дыхание, и продолжал читать. Это ощущение повторилось, когда в мои руки попал сценарий Минкова. Три раза (!) я обливался слезами. И вот приехал сюда, в Киев. Перед съемками сна у меня не было - я в семь утра проснулся и решил прочесть его еще раз. Знаете, была та же реакция.

- Вы играете Александрова?

- Александрова в старости. Есть основная линия, где играют молодые актеры, а в начале и в конце появляются Александров и Любовь Орлова в пожилом возрасте, которых играют Таня Самойлова и я. Совсем небольшие у нас роли, но ведь в кино дело не в объеме. Важно, с кем делаешь картину...

-...и как...

- Да, компания, сценарий, общее дело... Когда снимаешься у мастера и по хорошему сценарию, эпизод бывает гораздо дороже, чем большая роль в какой-нибудь ерунде...

- Игорь Борисович, я очень благодарен вам за эту беседу. Я точно знаю, что вы далеко не все еще сказали в кинематографе, на театральной сцене, поэтому хочу пожелать вам прекрасных ролей, и, конечно, хотелось бы, чтобы вы почаще приезжали в Киев, в Украину, чтобы радовали тех, кто вас много лет любит, своими работами...

- Спасибо! Совсем недавно я был в Киеве, когда тут проходил Булгаковский фестиваль. Было организовано совершенно замечательное театрализованное зрелище. В Гостином дворе построили импровизированный театр, где три дня актеры играли, показывали, пели роман "Мастер и Маргарита". Львовский театр играл там одну сцену, польский театр - другую, хор МВД Украины при всех аксельбантах и регалиях пел "Славное море, священный Байкал", какие-то девочки-стриптизерши раздевались довольно смело...

-...и быстро...

-...в сцене бала у Сатаны. Какой-то кукольный театр тоже разыгрывал сцену. Боря Хмельницкий читал Воланда, а я - предпоследнюю главу. Было очень интересное зрелище, и, пользуясь случаем, хочу сказать организаторам, что это невероятно придумано, талантливо сделано, и мой поклон им за то, что позвали, что эти три дня Булгаковских чтений были на страницах моей биографии.

---