(Продолжение. Начало в № 47)

«УЖЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК МЫ С ПАШЕЙ БЕЛЯЕВЫМ НА ЗЕМЛЮ ВЕРНУЛИСЬ, КОРОЛЕВ СКАЗАЛ: «ЗНАЕТЕ, РЕБЯТА, КОГДА ВАС ЗАПУСТИЛИ, МЕНЯ ВОПРОС МУЧИЛ: КУДА  МАЛЬЧИШЕК ПОСЛАЛ? ДУМАЛ: «ЕСЛИ У НИХ НЕ ПОЛУЧИТСЯ, ЖИЗНЬ МОЯ КОНЧИТСЯ» 

— Судьба, Алексей Архипович, вас хранила — вы ведь должны были через несколько лет на «Союзе-11» лететь, который Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева погубил...

— После первого полета снова в космос я рвался и через два года к подготовке по программе «Луна» приступил — руководителем лунной программы и командиром первого лунного экипажа являлся. Бортинженером Олег Макаров у меня был, а второй экипаж — Валера Быковский и бортинженер Коля Рукавишников: мы должны были Луну облететь. Шесть кораблей Л1 или «Зонд», как мы их называли, без экипажа летали, и все вернулись, и каждый раз вопрос стоял: ну давайте! Нет, отвечали нам, еще один старт, контрольный. Сергея Павловича Королева уже не было, на место главного новый товарищ (заместитель Королева Василий Мишин. — Д. Г.) пришел...

Риска все боялись всегда, но без него идти вперед невозможно. Уже после того, как мы с Пашей Беляевым на Землю вернулись, Сергей Павлович Королев сказал: «Знаете, ребята, когда вас запустили, я на стартовом столе остался, и меня вопрос мучил: куда я мальчишек послал? Страшно переживал, а еще больше себя бичевал, когда у вас отказ автоматической системы управления посадкой случился. Думал: «А если единственным шансом они не воспользуются?» — и сам себе отвечал: «Если у них не получится, жизнь моя кончится». Вот такие у него рассуждения были...

— Совестливый был человек...

— Очень совестливый и умеющий рисковать, а у его преемника этого не было. Я уже с письмом в Политбюро обращался: надо лететь! Готовность очень высокая была, мы с Макаровым три месяца на старте электрические испытания проводили (тренажеров же не было — на живом корабле все это делалось). Нам говорили: «Нет, давайте еще один корабль запустим». Шес­той с 95-й стартовой площадки взлетел, Луну облетел и в 600 метрах от старта сел — без людей! Сейчас вот — когда время прошло! — говорят, что это рискованно было, что носитель «Протон» был ненадежный, но, простите, шесть полетов состоялись.

— То есть вы на Луну полетели бы?

Алексей Леонов, австрийский парашютист, получивший всемирную известность благодаря прыжкам особой сложности, Феликс Баумгартнер и легендарный «луноход» Нил Армстронг. «Мы сами победу им уступили — имея на 100 процентов все, чтобы первыми Луну облететь»

— Нет, мы ее облететь планировали — два, даже три экипажа, а потом из трех один для посадки должны были выбрать, то есть работа над облетом Луны и посадкой на нее шла параллельно.

— Когда американцы Армстронг и Олдрин там высадились, что вы почувствовали?

— Я уже знал, что мы это раньше сделать не можем, но когда Фрэнк Борман Луну облетел, просто досадно мне было: мы его на полгода опередить могли.

— Когда американский флаг на лунной поверхности установили, слезы у вас были?

— Вы знаете, только две страны в мире ни облет Луны, ни посадку на ней не транслировали — это Советский Союз и Китай, но на Комсомольском проспекте воинская часть 32103 — до сих пор номер помню! — предвестник нашего ЦУПа (Центра управления полетами) была, где любые телевизионные сигналы принимали, и мы с экипажем как специалисты смотрели, как запуск «Аполлона-11» и посадка на Луну происходят (ее благодаря наружным телекамерам на посадочном модуле хорошо было видно). Клянусь перед Богом, что я сидел и пальцы крестом держал...

— ...чтобы им все удалось?

— Чтобы удалось — я лучше, чем кто-либо, понимал, что это такое, и знал: проигрывать надо честно. Мы сами победу им уступили — имея на 100 процентов все, чтобы первыми Луну облететь, шансом своим не воспользовались.

— Сегодня весьма популярна версия, что американцы на Луне не были, что все это постановка, трюк...

Астронавты и космонавты Дональд Слейтон, Вэнс Бранд, Томас Стаффорд, Валерий Кубасов и Алексей Леонов сидят на макетах космических кораблей «Аполлон» и «Союз» в Космическом центре Джонсона НАСА, Хьюстон, США, 1975 год

— Это неправда! — программа «Аполлон» выполнена была на удивление безукоризненно, грамотно, честно. Все корабли отработали отлично — кроме «Аполлона-13», где, как инженер я считаю, небольшая авария произошла: один из пяти топливных элементов служебного модуля взорвался. Он, правда, с внешней стороны корабля находится, не повредил ничего, но астронавты этим случаем свой народ всколыхнули — вся Америка в церковь ходила и Бога молила, чтобы ребята вернулись.

Командир «Аполлона-17» Юджин Сернан, по происхождению словак, — последний человек, на поверхности Луны стоявший, выполнил задачу блестяще, и последний «Аполлон», который в совместном советско-американском пилотируемом полете участвовал, мне достался. Я знаю, как все было, знаю, какой это корабль, — у нас лишь два человека на нем летали.

«КОГДА В СЕМЬЮ К ДОБРОВОЛЬСКИМ ПОШЕЛ, ЖУТКО БЫЛО НА ВСЕ ЭТИ РЫДАНИЯ СМОТРЕТЬ. ДЕТИ ЕГО МЕНЯ УПРЕКАЛИ: «ЭТО ЖЕ ТВОЙ КОРАБЛЬ — ПАПА-ТО ВМЕСТО ТЕБЯ ПОГИБ» 

— ...Когда лунную программу свернули, работа над станцией «Салют» началась. Я командиром ведущего экипажа был, в который бортинженер Валерий Кубасов и военный инженер Петя Колодин, артиллерист, входили, и вот за трое суток до старта у Кубасова затемнение в легких, самое настоящее, обнаружили. Определить, в чем дело, специалисты не могли, то есть полмесяца назад этого не было, а тут появилось, и решение было одно: бортинженера надо менять.

— А значит, и весь экипаж?

Летчики-космонавты Юрий Гагарин, Борис Волынов и Алексей Леонов на пикнике с друзьями в Долгопрудном, август 1963 года

— Нет, вначале мне Владислава Волкова дали, и я с ним позаниматься решил. «Слушай, — предложил, — давай хотя бы программу пройдем»... Смотрю, он не тянет. Я ему строго как командир вопрос задал: «Что делать собираешься? Ты понимаешь, что мы на испытание новой системы идем?». — «Алексей, я-то рассчитывал, что еще два месяца у нас впереди, — этого времени мне с головой бы хватило». Вроде бы так, но он к главному конструктору побежал и сказал: «Леонов на меня давит — если мы с ним полетим, не сработаемся».

— По сути, он вас спас...

— Да, и за 11 часов до старта госкомиссия полностью экипаж поменяла. Считаю, что правильно, хотя страшно обидно было...

— Они просто притерлись уже...

— Да, но дело еще в том, что причина, которая затемнение легких у Кубасова вызвала, была неизвестна, а мы с ним в одной комнате жили, вместе питались, из одного стакана пили. Вдруг что-то вирусное или туберкулез? Потом врачи разобрались — оказалось, у него эозинофильный инфильтрат легких аллергического происхождения возник. На космодроме растения химией опрыскивали, которая такую реакцию вызвала, — аллергия самая настоящая: его в Москву увезли, и через три дня все симптомы пропали.

— Итак, они втроем полетели...

Юрий Гагарин и Алексей Леонов на вечеринке в Звездном через месяц после того, как Леонов совершил выход в открытый космос, 1965 год

— Да, Добровольский, Волков и Пацаев...

— Свои эмоции, когда они погибли, вы помните?

— Конечно — это же все на моих глазах было (в смысле, как они падали, я не видел, но в ЦУПе в этот момент находился). Штатно разделились, штатное приземление произошло, открыли их, а дальше — молчание. Прямо никто ничего не говорил — все боялись...

При отделении орбитального отсека от спускаемого аппарата разгерметизация корабля произошла. Дыхательные клапана, сделанные с использованием дюраля, вскрылись — там пружина, тарелки из этого сплава. Не буду конструкцию их описывать (это шариковые клапана), скажу только, что под нагрузкой дюраль течет и при вакууме особенно, поэтому пружины расслабились, и когда орбитальный отсек отошел, клапан рассыпался... Сразу, напрямую дыхательная смесь ушла, среда внутри корабля с наружной сравнялась. Витя Пацаев начал было силовой кран закрывать, но не тот, кроме того, чтобы закрыть, 55 секунд надо, а они все через 20 уже сознание потеряли. Через 80 секунд последнее сердечное сокращение у Волкова было, через 100 — у Пацаева и через 120 — у Жоры Добровольского...

Они приземлились, наши люди спускаемый модуль открыли — лежат теплые, но бездыханные. Вытащили, искусственное дыхание начали делать, однако никакая реанимация не помогала, потому что полностью все нарушено было. Разгерметизация на высоте около 100 тысяч метров произошла — вот так...

Конечно, я чувствовал себя виноватым — особенно, когда домой прилетел и в семью к Добровольским пошел (их дети вмес­те с моими учились). Жутко было на все эти рыдания смотреть, и потом они же все меня упрекали: «Это же твой корабль, ты должен там быть — папа-то вместо тебя погиб».

— Так говорили?

«Учится в ремеслухе — отлично, в техникум идет — отлично, параллельно в аэроклубе летает — отлично, летное училище оканчивает — отлично: вот вам и вся характеристика Гагарина»

— Ну да — дети же не понимают, хотя для меня это такая была трагедия, что отдал бы все, только чтобы на месте Георгия оказаться. Да, Дмитрий, все отдал бы, а там, кто бы ни был, это произошло бы. Во время войны на самолетах Ил-2 дренажные клапаны в баках были, и вдруг баки взрываться начали. Массу людей за вредительство постреляли, а потом один толковый человек нашелся, который предложил: «А давайте клапаны этой серии, которые на складе лежат, посмотрим», и оказалось, что проблему такое явление, как текучесть дюраля под воздействием нагрузки, породило. Если шайба три миллиметра толщиной, она растекалась и до двух миллиметров усыхала, а если пружина 30 миллиметров, считайте, 30 процентов от нее нет.

«В 43-М МАМА ГАГАРИНА В ХОМУТ ЗАПРЯГЛАСЬ, СТАРШАЯ СЕСТРА СПРАВА, СТАРШИЙ БРАТ СЛЕВА, А ЮРА, ДЕВЯТИЛЕТНИЙ МАЛЬЧИК, ЗА СОШКОЙ ВСТАЛ. С ГОЛОДУ ПУХЛИ, НО ВСПАХАЛИ, ПОСЕЯЛИ И УРОЖАЙ СОБРАЛИ» 

— Когда трое ребят, которых вы хорошо знали, погибли, дальше космонавтикой заниматься не расхотелось?

— Нет, работу по той же программе я продолжал, следующим командиром на этой экспедиции стал.

— То есть страха не было?

Георгий Шонин, Юрий Гагарин и Алексей Леонов в коридоре Центра подготовки космонавтов, 1964 год

— Нет, да и разве первый раз мы с таким явлением сталкивались? — это на моих глазах довольно часто случалось, такая профессия. Я сразу к полету на вторую станцию «Салют» (а экипаж «Союза-11» при возвращении с первой погиб) пошел готовиться, мне другого бортинженера — Колю Рукавишникова — выделили, и мы с ним работать стали, но уже скафандры нам дали. К сожалению, проект — уже третий, где командиром я был! — не пошел, и когда программа «Союз» — «Аполлон» началась, в ВПК (Государственной комиссии по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета министров СССР, где все вопросы, связанные с космосом, решались. — Д. Г.) решили, что хватит эксперименты надо мной проводить. Как такому уже опытному, дальше некуда, программу «Союз» — «Аполлон» предложили возглавить.

— Смелым себя вы считаете?

— По-моему, я ничего (улыбается) — смелый...

— Не могу о замечательном русском парне Юрии Гагарине вас не спросить, с которым к полетам в первом отряде космонавтов вы вместе готовились. Почему пер­вым Гагарин полетел, ведь втайне, я думаю, каждый из вас об этом мечтал? Он действительно самым достойным был?

— В первый отряд космонавтов из трех тысяч летчиков-истребителей 20 самых-самых здоровых в нашей стране отобрали (предельный возраст — 30 лет, но подобрались в основном 25-летние). Это были асы, летавшие на последней технике, во всех условиях — как главнокомандующий Военно-воздушными силами маршал Вершинин сказал: «Вы лучшая часть ВВС. Мне жалко вас отдавать, но вы должны дальше нести флаг». Ну и поскольку все 20 готовиться не могут, очень просто решили: в первую группу те, кто ниже 170 сантиметров, вошли — остальных на второй план задвинули. У меня 174, я из этой игры выскочил, но инструктором на корабле «Восток» вместе с Пашей Беляевым и Володей Комаровым остался — это очень помогло в подготовке.

— С Комаровым, тоже впоследствии погибшим...

Юрий Гагарин, Валентина Терешкова и Алексей Леонов

— Да. Итак, шесть человек стали к полету готовиться.

— Гагарин, Титов, Николаев, Попович...

— ...Быковский, и еще Валентин Карпов был — парень, который потом сам от назначения в отряд отказался, уже после получения допуска... Начали с ними тренировки проводить, и у всех, в общем-то, получалось, а полеты на годы вперед были расписаны — мы, инструкторы, это понимали. В 62-м году, не помню, до или после полета Терешковой, нас в ОКБ-1 пригласили, Сергей Павлович Королев новый корабль «Восход» нам показал, и вот здесь знаменитые слова произнес: «Как моряк, находящийся на борту океанского лайнера, должен уметь плавать в океане, так и космонавт, находящийся на борту корабля или станции, должен уметь плавать в открытом космосе».

— Почему же из этой шестерки первым Гагарин стал?

— Думаю, он к этому времени больше, чем кто-либо, состоялся как личность — со своими плюсами, минусами, со своим характером. Это ведь ребенок войны, который в оккупации два года жил. Только одна картинка...

В 43-м, когда Гжатск освободили, фашистов из деревни Клушино, где Гагарины жили, выбили, и председатель колхоза к Анне Тимофеевне, Юриной маме, два мешка зерна принес: «Аня, война вперед ушла, но армию и народ кормить надо, а у нас еще вся Украина немцем занята. Вот тебе пшеница — осенью 20 мешков хлеба должна сдать». Она охнула: «Как же я землю вспашу? — в хозяйстве и захудалой коровенки нет». — «Аня, у тебя дети есть», и представляете, Анна Тимофеевна в хомут запряглась, старшая дочь справа, старший сын слева, а Юра, девятилетний мальчик, за сошкой встал. Помните картину Перова «Тройка»: два мальчика и девочка на салазках бочку с водой тащат? Вот так и Гагарины — с голоду пухли, но вспахали, посеяли, урожай собрали и 20 мешков хлеба государству отдали. Тогда, в самом детстве, в Юрии уважение к труду, к матери заложено было.

Уже более 40 лет 9 марта, в день его рождения, я отовсюду в город Гагарин людей при­влекаю — трое суток идет конференция, и вы знаете, каждый год все новые и новые интересные открытия происходят. Мы по блесточкам штрихи к Юри­ному портрету собираем, и гагаринский характер вырисовывается. Да, он необычный был человек: своим трудолюбием, гипертрофированной обязательностью выделялся...

С супругой Юрия Гагарина Валентиной

— ...улыбкой...

— Ну, улыбка — это хорошо, конечно, но за ней мозги должны быть, и всем улыбаться не стоит. В музее — а там каждый документ мною прочитан, изучен! — ни одной нет бумажки, которая бы мои слова не подтверждала... Когда Смоленщину освободили, Юрий в третий класс сразу пошел. Оценки в его школьных табелях только отличные, но живется семье тяжело — отец старенький, мать тоже. Юра понимает, что свой хлеб зарабатывать надо, и после шестого класса в ремесленное училище уходит. Учится в ремеслухе — отлично, в техникум идет — отлично, параллельно в аэро­клубе летает — отлично, летное училище оканчивает — отлично: вот вам и вся характеристика Гагарина.

«РЕВНОСТЬ К ГАГАРИНУ СО СТОРОНЫ ТИТОВА БЫЛА, И КОГДА 10-ЛЕТИЕ ЮРИНОГО ПОЛЕТА МЫ ОТМЕЧАЛИ, ГЕРМАН СКАЗАЛ: «ПРАЗДНИК ПРАЗДНИКОМ, НО ДЛЯ МЕНЯ ЭТО ПЕЧАЛЬНЫЙ ДЕНЬ» 

— Алексей Архипович, я вам неудобный теперь задам вопрос — о космонавте номер два Германе Титове...

— Пожалуйста.

— Бытует версия, что когда советскому лидеру Никите Сергеевичу Хрущеву список тех принесли, кто может первопроходцем космоса стать, он сказал: «Ну что Герман? Имя нерусское, тем более мы с немцами воевали», поэтому Титов дублером остался. Насколько я слышал, из-за того, что первым космонавтом не стал, он переживал до конца жизни...

Во время тренировки на качелях Хилова, январь 1965 года

— Не думаю, что это так было — так не было! Никита Сергеевич знал, что выбор уже сделан, Сергей Павлович Королев ему докладывал: «У нас уже все готово, полет совершит космонавт Гагарин». Хру­щев на это ответил: «Давай делом сво­им занимайся», и это было настолько для главного конструктора здорово! — он мощный карт-бланш получил и мог спокойно работать.

Юру Королев сразу выделил, с первой же встречи с отрядом космонавтов, которая осенью 60-го года на территории Института авиационной и космической медицины состоялась. Он туда к нам приехал — мы по такому случаю даже в форме были. Зашел — все встали. «Садитесь, орелики (так он нас называл. — А. А.), поговорим про жизнь». У него на столе «простыня» с перечнем фамилий лежала, где было написано, кто и что... Поднимаются по порядку: Аникеев, Быковский, Волынов, о себе что-то рассказывают. Следующая по алфавиту буква «г»: «Старший лейтенант Юрий Гагарин»... Королев посмотрел так внимательно: «А по отцу?». — «Юрий Алексеевич». — «Ну, Юрий Алексеевич, давай рассказывай!». Какой-то контакт установился...

— Почувствовал, значит, что-то...

Космонавты в Звездном (первый ряд): Владимир Комаров, Юрий Гагарин, Валентина Терешкова, Андриян Николаев, Константин Феоктистов, Павел Беляев. Во втором ряду: Алексей Леонов, Герман Титов, Валерий Быковский, Борис Егоров, Павел Попович, 1965 год

— И пошла беседа — казалось, Сергей Павлович обо всех остальных, кто там присутствовал, забыл. Наконец, кивнул: «Садись, Юрий Алексеевич». Когда он уехал, я к Гагарину подошел: «Юр, ты знаешь, выбор пал». — «Да ладно, Леша, не надо». Ситуация полностью в 62-м повторилась, когда в сборочном цехе, где будущий корабль «Восход-2» мы увидели, на котором выход в открытый космос должен был отрабатываться, Королев мне сказал: «А ты, орел, скафандр надевай, нужно испытания провести. Через два часа заседание техруководства будет — доложишь». Чуть позже уже Юрий ко мне подошел: «Леша, это не случайно все — твой час настал».

...На следующий день после знакомства с будущими космонавтами Сергей Павлович большое совещание проводил. «Я вчера с ореликами встречался, — воскликнул, — как они все мне понравились! Энергичные, молодые, летчики-истребители первого класса, на всех типах самолетов днем и ночью летают... Ну до чего ж хороши ребята, а один из них такой симпатичный... Открытое лицо, голубоглазый — настоящий русак!».

Мы и на заводе, где ракеты и космические корабли собирали, работали, и в КБ — нас специалисты там окружали, которые к каждому присматривались. С учетом их мнения и было решение выработано, более того, даже нас самих спрашивали: «Ну а ты, Алексей, как считаешь?». — «Думаю, выбор правильный». — «А тебе полететь не хочется?». — «Хочется, но давайте смотреть объективно. Всех мы в корабль «Восток» не посадим, но Юра Гагарин, на мой взгляд, справится» — и так не один я ответил.

— Отношения космонавтов номер один и номер два были нормальные, ровные или ревность со стороны Титова все же присутствовала?

— (После паузы). Была ревность, была... Герман очень самолюбивым был — ну, он один среди нас интеллигент. Отец его — сельский учитель, удивительно культурный человек: на всех инструментах играл (и Герман, кстати, тоже на гармошке умел), а еще рисовал, стихи и песни писал, — он у нас в отряде космонавтов библиотекой одно время заведовал. Конечно, Герману быть первым очень хотелось — когда 10-летие полета Гагарина мы отмечали, он даже сказал: «Ну что ж, праздник праздником, но для меня это печальный день». Его слова, не чьи-то...

— И по-человечески его понять можно...

С Владимиром Комаровым перед прыжком с парашютом

— Да. Так потом и пошло. Титов — хотя ему тогда «Союз» и лунную программу предлагали! — в летчики-испытатели ушел, а там не очень-то летать давали, потому что ответственности (особенно после гибели Гагарина) боялись. Герман в Военную академию Генштаба поступил и совершенно другой дорогой пошел — род войск сменил. И вроде доволен был, но, конечно, горький осадок у него остался...

«ГАГАРИНА ПО ФРАГМЕНТУ ТЕЛА С РОДИНКОЙ ОПРЕДЕЛИЛИ — Я ЕЕ НА ШЕЕ У ЮРЫ НАКАНУНЕ, КОГДА МЫ У ПАРИКМАХЕРА БЫЛИ, ВИДЕЛ...» 

— Вокруг гибели Гагарина до сих пор много инсинуаций. Как человек, возглавивший после смерти Юрия Алексеевича отряд космонавтов, как специалист, хорошо знающий обстоятельства этой трагедии, скажите: что стало причиной?

С Юрием Гагариным. «Улыбка — это, конечно, хорошо, но за ней мозги должны быть, и всем улыбаться не стоит»

— Для расследования госкомиссия была создана, которую Дмитрий Федорович Устинов возглавил (на тот момент секретарь ЦК КПСС), а замом главком ВВС маршал Кутахов был. Из семи человек, входивших в нее, только два сегодня остались: я и Степан Микоян...

— ...летчик-испытатель, генерал-лейтенант авиации и, кстати, сын сталинского наркома Анастаса Ивановича Микояна...

— Мы были к расследованию как специалисты привлечены. По итогам работы было очень странное заявление сделано: якобы учебный Миг-15, пилотируемый Гагариным, резкий маневр совершил, связанный с отворотом от посторонних объектов: стаи гусей, предположим, воздушного шара-зонда — и в штопор сорвался. В результате столкнулся с землей и экипаж погиб, но как эксперт я категорически с этим был не согласен.

— Ух ты!

— И аргументы привел. В момент катаст­рофы я со своей «лунной» группой прыжки с парашютами рядом, в Киржаче, отрабатывал. Мы взрыв и сверхзвук услышали — раздались они практически одновременно — и направление определили, откуда это пришло. Позднее обломки самолета там и нашли.

— Вы и на место гибели прибыли?

— Были там к ночи.

— То есть останки ребят видели?

— Конечно.

— Там, простите, что-то от Гагарина и летчика-инструктора Серегина осталось?

С президентом США Джеральдом Фордом (крайний слева) во время визита в США в рамках программы экспериментального полета «Союз» — «Аполлон», июль 1976 года

— Нет. Ну как? Определить, что это они, можно было. По одежде — фиолетовую демисезонную куртку Серегина нашли, по фрагменту тела с родинкой — я ее на шее у Юры накануне, когда мы у парикмахера были, видел. (Вздыхает). Это такое страшное воспоминание... Я с тремя крестьянами беседовал, которые указали, что низко летящий самолет видели (во время следственного эксперимента они независимо друг от друга среди 10 макетов в полноразмерном масштабе Су-15 опознали). По их словам, из хвоста у него сначала пошел дым, потом огонь и он взмыл в облака — ясно, что это не самолет Гагарина.

Мы знаем, что в тот день, 27 марта 1968 года, Гагарин и Серегин должны были на высоте до 10 тысяч метров летать, а выше испытания Су-15, взлетевшего с экспериментального аэродрома ЛИИ МАП (Летно-исследовательский институт Министерства авиапромышленности в Жуковском. — Д. Г.) проходили. Если коротко, пилот этого истребителя-перехватчика режим нарушил: спустился под облака, на пейзажи посмотрел — так часто делают, потом форсаж включил, и в облаках рядом с самолетом Гагарина, не видя его, на сверх­звуковой скорости 1200 прошел.

— «Спарка», таким образом, в спутный след попала...

— Возмущенным потоком Су-15 учебный Миг-15 перевернул, в глубокую спираль загнал. Последний доклад Гагарина на высоте 4200 метров был сделан: «Я, 625-й, задание в РИПе (РИП — это район ис­пытательных полетов. — Д. Г.) выполнил, иду на рубеж» (рубеж — это линия снижения. — Д. Г.). Через 55 секунд самолет был в земле...

Я считал, что никакой критики официальная версия не выдерживает, но мне сказали тогда: здесь серьезные экспертизы — не возникай, полковник. Все равно с заключением госкомиссии я не согласился и, как потом выяснилось, был прав — ос­тальные все врали.

В 1991 году, когда 30-летие первого полета человека в космос отмечалось, о гибели Гагарина рассуждали все, кому не лень, и версии самые абсурдные выдвигали: что летчики якобы пьяные были, что они охотились... Вынести это невозможно было, и мы к руководству страны с просьбой собранные комиссией документы открыть и заново расследование провести обратились. Нам разрешили. После этого, используя со­временную вычислительную технику, аэродинамическую трубу, академик Сергей Михайлович Белоцерковский все проверил.

Расчеты подтвердили: самолет, летевший на скорости 750, мог спуститься за 55 секунд с высоты 4200 метров до нуля, только войдя в глубокую спираль. Только одна трасса возможна — одна! — другие в эти данные просто не вписываются.

Кстати, среди документов о расследовании катастрофы свой акт я нашел — он кем-то полностью был переписан, и интервал между свехзвуком и взрывом с полутора-двух секунд до 15-20 был увеличен: это должно было означать, что расстояние между самолетами 50 километров было и Су-15 не виноват.

Сергей Михайлович из жизни уже ушел, я один остался, но продолжал с летчиками ЛИИ МАП бороться, которые доказывали: «Ты не прав, ты неопытный человек, мы утверждаем, что этого быть не может». Оказалось, может... В 2013-м я к Путину обратился: «Владимир Владимирович! 45 лет прошло с тех пор, как Юрий Гагарин погиб...

— ...документы откройте»...

— Открыли. Все, как я сказал: несанкционированный самолет рядом со «спаркой» прошел, перевернул ее, а дальше меня попросили фамилию этого летчика-испытателя, который сейчас в тяжелом состоянии, не называть...

— Он жив?

Алексей Леонов наблюдает за медицинскими испытаниями Валерия Кубасова на велоэргометре

— Да, ему уже за 90. В 88-м году Героем Советского Союза он стал...

— Да вы что!

— Оказалось, что руководитель подготовки космонавтов Каманин об этом знал, авиаконструктор Туполев знал, но когда письмо товарищей, которые мою версию подтверждали, к первому заместителю председателя Военно-промышленной комиссии при Совете Министров СССР Николаю Строеву попало (с 1954 по 1966 год начальник ЛИИ МАП. — Д. Г.), тот распорядился: «Вопрос этот не поднимайте — погубите летчика. Он это неумышленно сделал». Вот что на самом деле произошло, и я в издательство «Машиностроение» рукопись с чертежами и фотографиями сдал, где все это изложил.

«КОГДА СТАФФОРД БРЕЖНЕВУ ЧАСЫ ПОДАРИЛ, ЛЕОНИД ИЛЬИЧ КО МНЕ ОБРАТИЛСЯ: «АЛЕКСЕЙ, А ЧАСЫ-ТО ХОРОШИЕ?». Я ПАЛЬЦЕМ ПО СВОИМ ПОСТУЧАЛ: «У МЕНЯ ТАКИЕ ЖЕ» 

— В 1975 году вы с Валерием Кубасовым — снова впервые в мире! — стыковку с американским кораблем в рамках космической программы «Союз» — «Аполлон» совершили. Говорят, при подготовке полета вас крепко поразило, что среди астронавтов могут быть негры, — вы этого не предполагали?

— Ну, фотографии-то видел, а в общем, все они простого происхождения — графов и князей там нет. Отбор среди летчиков там по заслугам проводится — точно так же, как и у нас. Заслуживаешь? Давай работай.

— В какую же сумму ваши и американцев заслуги оценены были?

— Абсолютно до копеечки отвечаю: мне и Валере по 15 тысяч рублей заплатили, плюс государство по автомобилю ГАЗ-24 — «Волга» нам подарило... Себестоимость ее 2200 рублей была — вот это наше вознаграждение...

— ..и еще по одной звезде Героя Советского Союза дали...

Участники космического проекта «Союз» — «Аполлон» Валерий Кубасов, Алексей Леонов, Томас Стаффорд и Вэнс Бранд на пресс-конференции, посвященной 35-й годовщине совместного полета. «Мне и Валере тогда после  полета по 15 тысяч рублей заплатили, плюс государство по автомобилю ГАЗ-24 — «Волга» нам подарило... Американцам согласно контракту по 150 тысяч долларов выплатили»

— Ну, конечно! — и по ордену Ленина в придачу. Американцам согласно контракту по 150 тысяч долларов выплатили. Далее... Они эксперименты по заказу ряда компаний проводили: концентрацию атомарного кислорода и атомарного азота в космосе измеряли, солнечную корону фотографировали — совместный эксперимент был, влияние условий невесомости на образование кристаллов изучали, — и каждая фирма по контракту эту работу им оп­ла­тила.

Когда мы вернулись, в порядок пришли, надо было успех отпраздновать. Для всех, кто в этом проекте участвовал, прием был устроен, и у нас сразу на это дело по восемь тысяч рублей вы­чли...

— Вы серьезно?

— Абсолютно. 16 тысяч, больше половины считай, мы заплатили, чтобы хвалебные речи в свой адрес послушать и узнать, как хорошо мы работали, — ну, таков у летного состава обычай. Все-таки никто до нас столько не получал, вот и решили: делитесь! Мы очень большой прием в Зеркальном зале Звездного городка устроили — с приглашением друзей, сотрудников смежных организаций.

— Я уникальную хронику видел: на этих кадрах запечатлено, как Леонид Ильич Брежнев с американскими коллегами вас принимал — все счастливые, радостные... По-моему, вы ему тогда пачку сигарет «Союз» — «Аполлон» подарили...

— Нет, это по-другому выглядело. Он всем нам свои именные часы «Полет» вручил, мы тут же сообразили, что хорошо бы ответить... Том Стаффорд шепнул: «Давай тоже Леониду Ильичу часы подарим», а мы со швейцарскими «Оmega» летали. У меня трое их было: на одних московское время, на других — хьюстонское и на третьих — время полета...

— Да, вы, Алексей Архипович, крутым были...

Алексей Леонов, генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, Валерий Быковский и первый космонавт ГДР Зигмунд Йен, совершивший с Быковским экспедицию на орбитальную станцию «Салют-6», после вручения наград в Кремле. Москва, 12 сентября 1978 года

— (Смеется). Том тут же с руки снял: «Вот вам, господин Брежнев, от нашего экипажа совместного», а я рядом с Леонидом Ильичом сижу. Он подарок берет, рассматривает, потом ко мне обращается: «Алексей, а часы-то хорошие?». Я пальцем по своим постучал: «У меня такие же — на сегодняшний день лучше нет, в космосе нормально работают». Он кивнул, и на том все закончилось, а дальше все, как в анекдоте. Кто-то из больших начальников по телевизору такую картинку увидел: Леонид Ильич что-то говорит (в это время дикторский текст идет), потом я ему на часы показываю, он кивает, и телерепортаж прекращается.

Целая кампания началась: что со стороны Леонова за хамство? — нагрубил, любимого Леонида Ильича прервал. Команда поступила: разобраться! — партийная организация готовилась меня наказать вплоть до исключения, в протоколе уже строгий выговор записали. Я главкому Кутахову объяснить пытался: «Павел Степанович, не было ничего подобного — это режиссерский монтаж такой», а он и слушать не желает: «Что ты мне тут рассказываешь?! Я вместе с Гречко, министром обороны, видел, как ты себя повел».

Господи, ну как же быть? Я тогда к Мстиславу Всеволодовичу Келдышу приехал...

— ...президенту Академии наук СССР...

— ...он же свидетелем был... «Мстислав Всеволодович, — говорю, — такая вот ситуация, от беззакония спасите: вот что эти угодники делают». Он телефонную трубку берет и Кутахова при мне набирает: «Я в Кремле был и все видел — Алексей сказал, что у него часы такие же, как у Тома». Кстати, когда в прямом эфире встречу с Брежневым показывали, там беседа еще продолжалась, а Кутахов с Гречко вечером сокращенный выпуск смотрели. «Ну ладно, — примирительно главком произнес, — а то мы уже расправиться с ним хотели».

— Брежнев, я знаю, космос и космонавтов очень любил, а вообще, клас­сным он был мужиком?

Дмитрий Гордон, главный редактор интернет-издания «ГОРДОН» Алеся Бацман и Алексей Леонов. «Алексей Архипович, смелым себя считаете?». — «По-моему, я ничего, смелый...»

— Леонид Ильич очень добрым был, мягким. Часто экипажи на награды я представлял: по протоколу он заходил — мы вставали. Брежнев говорил: «Садитесь», и пока он, пожилой человек, речь читал, мы, здоровые мужики, сидели. Выглядело это не­красиво, и в последний раз я своим ребятам сказал: «Слушайте, что-то не то мы делаем. Повторяйте за мной». Брежнев зашел — все встали. Он: «Садитесь!». Мы стоим. «Садитесь!». Я головой покачал: «Нет!». — «Леонов, на гауптвахту посажу». — «Леонид Ильич, — возразил, — я внукам своим буду об этом рассказывать». — «Ну ладно, стойте». Он к нам обращался, потом по одному вызывал — награды вручал. Так и сейчас в протоколе: когда награждаемых много, другой порядок, а если космонавты приходят, они стоят.

— Земля и впрямь красиво из космоса выглядит или это миф?

— Цветовую градацию Земли я определил четко: когда со светлой, солнечной стороны на темную мы летим, холодную прозрачную массу видим — это Рокуэлл Кент, а когда, наоборот, на восход идем, теплые слои перед нами — это Николай Рерих. Я даже цветовые характеристики, используя прибор аномалоскоп, световой треугольник и спектр, замерил, потом несколько картин сделал. Считаю, что увиденное с достаточно высокой достоверностью передал — никакой фотоаппарат с этим не справится: на снимках если Солнце, то нет Земли, если Земля, то нет звезд. Передать то, что человеческому глазу — этой сложнейшей оптической системе — доступно, аппаратура не может: я описал, как это делать, потом свою инструкцию Леониду Попову и Юрию Романенко отдал, но так со светом работать они не умеют, и у них не получилось.

(Окончание в следующем номере)