Уже много лет я твержу, что звания артистов, постсоветскими странами от тоталитарного прошлого унаследованные, — не более чем анахронизм, пережиток и отстой, и творческая биография Станислава Садальского — еще одно тому доказательство.

Сегодня прозвище Кирпич и шепелявое «Коселек, коселек...» так же от его кинематографического образа неотделимы, как трость и котелок от Чарли Чаплина. Большой артист театра и кино, любимец публики, Станислав после выхода сериала «Место встречи изменить нельзя» и фильма «О бедном гусаре замолвите слово» прославился, и независимо от того, чем далее он занимался: в кино снимался ли, на радио в «Шоу одинокого шута» хулиганил ли, «скандальские новости» для газеты или в свой блог писал ли, — известность его только прирастала, тем не менее чиновники от искусства в звании народного артиста России трижды ему отказывали.

Почему в свои 68 Садальский, который в 90 картинах снялся и в сотнях спектаклей сыграл, лишь заслуженным артистом России остается, тогда как десятки его менее одаренных коллег в актерской табели о рангах на ступеньку выше оказались? Да потому что он, по его самокритичному признанию, «дурак: думает одно и говорит то же самое», а наверху этого ой как не любят.

И впрямь, характер у него, в интернате выросшего, колючий, неуживчивый — из-за разногласий с режиссером в Театре Маяковского Стас не задержался, из «Современника» и Театра на Юго-Западе ушел... Себя злым он считает: мол, что-то напишет, а назавтра стыдно, но, судя по тому, что на антрепризных спектаклях с его участием всегда аншлаг, что каждый день на его страницу в «Живом Журнале» до полумиллиона посетителей заходят, зрители и читатели души в нем не чают. Как-никак Иван-дурак, маску которого Садальский на людях привычно натягивает, — традиционный русский герой.

Непростую жизнь прожив, лицемерить, власти подмахивать, коллегам и начальству льстить Стас не научился, хотя человеком без двойного дна его, пожалуй, не назовешь. Окружающих актер уверяет, что, как и сказочному персонажу полагается, он очень ленив, а сам даже на гастролях по восемь часов в день в интернете проводит, над личным блогом работая. Садальский жадным прикидывается и заявляет, что ни одного интервью без соответствующей платы не даст, а сам ни в одной политической акции, хотя за это щедро платят, никогда не участвовал, а свою роскошную двухэтажную квартиру в центре Москвы детскому дому в Чувашии завещал. Порой Станислав недалеким себя изображает, но, если уж кого язвительным, острым словом припечатает, то навсегда.

Замечу, что во всем мире шутов и скоморохов обожают, которым в силу их несерьезного статуса горькую правду элитам говорить дозволено. Очередным подтверждением этому оглушительная победа комика на президентских выборах в Ук­раи­не стала, где политический стеб и кавээновский юмор в глазах электората тяжеловесную серьезность и глупый пафос перевесили. Народ ликует, политэксперты и ана­литики с глубокомысленным видом о внутренней свободе смеха и клоунаде как сильнейшем механизме разрушения власти рассуждают, впрочем, к авторитарной России это все пока отношения не имеет, в чем актер Садальский на собственном опыте убедился, когда 10 лет назад против генеральной линии Кремля пойти рискнул. В знак протеста против государственной репрессивной машины, которая тогда на его друзей-грузин обрушилась, он для себя грузинское гражданство попросил, а затем в Тбилиси поехал, где спектакль дал и звание народного артиста Грузии, вообще-то в республике отмененное, но по такому случаю восстановленное, с благодарностью принял. В Москве эту фронду оценили: актера прямо во время спектакля кетчупом облили, дверь квартиры подожгли и доступ на телевидение закрыли...

Стас по-прежнему хохмит и бодрится, с усмешечкой приговаривая: «Кабы нас, дураков, не было, как бы вы поняли, что умные?», но в комментариях и оценках осторожнее стал. Только на шоу-бизнесе отрывается, постоянно подчеркивая, что драматических актеров (и по умолчанию — власти) не трогает, и не потому, что «народным» стать хочет. Во-первых, времена, когда обладатели этого звания на полку в мягком вагоне или престижное место на кладбище претендовать могли, в Лету канули, а во-вторых, он уже народный артист Чувашии, где родился, Грузии, за которую вступился, ну и, конечно, народный блогер России. Нет, не регалий и орденов Станислав жаждет — работы: не случайно же объявил, что сниматься даже бесплатно готов, но не зовут — как бы чего не вышло.

Шутки шутками, однако стеб стебом... В начале нынешнего года Садальский операцию на сердце перенес — мне кажется, оно просто боли и разочарования из-за всего, что сегодня в его родной стране происходит, не выдержало.

«Я У ОВОЩНОГО МАГАЗИНА ГНИЛЫЕ ПОМИДОРЫ, КОТОРЫЕ ТАМ ВЫБРАСЫВАЛИ, СОБИРАЛ И ЕЛ» 

— Стас, я нашему очередному интервью рад. В который уже раз?

— В третий...

— А сколько у нас нежурналистских встреч было! Писали, что по националь­ности вы чуваш, но нет: судя по вышиванке на вас — украинец...

— Лучше, Дима, спросите: «Какой вы национальности?».

— Да, какой?

— А какой вам надо? (Смеется). Ну, в принципе, мать у меня хохлушка — по ней я Прокопенко. Вот здесь у меня (на груди обереги показывает) понавешано — видите, и еврейский магендавид, и православный крест, и мусульманский полумесяц...

— На всякий случай?

Стасик, 1952 год

— Нет — Бог един, и поэтому (актеры же все верят!) тут у меня тройная защита, а сегодня просто на спуск заехал...

— Андреевский?

— Да, и там по 50 долларов рубашки взял.

— В вышиванке вам комфортно?

Стас Садальский родился в поселке Чкаловское Чувашской АССР в семье учителей

— Очень.

— То есть теперь вы в ней всегда ходить будете?

— А я всегда и хожу — вот у нас на Первом канале как-то проект «Вышка» снимали, и там в вышиванке был.

— Я знаю, что история жизни у вас очень непростая и испытания с детства начались. Отец...

С родителями — Ниной Васильевной и Юрием Александровичем

— (Перебивает). Да, история ужас­ная была! (За голову хватается). Зачем вы детство напоминаете? Я все время забыть это хочу... Знаете, Дим, ужасная история у каждого есть — вашу или вашего читателя, телезрителя рассказать можно — да любого, поэтому говорить: «У меня такая жизнь тяжелая...» не нужно.

— Отец ваш, однако, насколько мне известно, сильно детей избивал...

— Я так про личную жизнь не хочу — для меня это тема не очень приятна. Все это было, было... В прошлой жизни.

— Мама ваша совсем молодой от побоев умерла?

— Не хочу об этом говорить, не хочу, мне это неприятно! Я другое вам расскажу... Отец мой еврей был, и вот, когда он умер, я его в храм засунул — да, на ночь в храм положил. Это какая-то месть была: вот тебе, еврейская морда! Потом мне это так долго снилось, и мои друзья-американцы Леня и Лена Лев — они из Киева, вы их знаете?

— Ну конечно...

Лето в Москве, 1958 год. Стас с мамой (у нее на руках младший сын Сергей)

— Они мне сказали: «Ты Кадиш закажи, чтобы он не снился». Вот такая штука произошла...

— Вы с ним почти не общались?

— Нет, и, когда я учился, отец, хотя достаточно много денег получал, мне не помогал... Завуч в интернате по имени Александра Степановна помогала, а у меня такое время было... Я у овощного магазина гнилые помидоры, которые там выбрасывали, собирал и ел.

«НИ ОДИН АРТИСТ ИЗ ТЕХ, КОТОРЫЕ С РУК БЕРЕЗОВСКОГО КОРМИЛИСЬ, ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ СОБОЛЕЗНОВАНИЕ ПУБЛИЧНО НЕ ВЫРАЗИЛ» 

— В интернате не обижали?

— Нет, нет.

— Вас же отец в 12 лет туда отдал...

С братом Сергеем

— Я на эту тему так разговаривать не люблю — давайте ее перелистнем. Лучше про вашу работу расскажите — я вот интервью, которое вы у Березовского взяли, восхищаюсь... Я очень внимательно, даже два раза его смотрел, особенно то место, где он сказал... Кстати, вас сначала у Березовского проверяли?

— Нет...

— Доверие было?

— Мы в лифте в офис его поднялись, и потом мне сказали: «Этого достаточно». Думаю, там все и отсканировали...

Отец преподавал физкультуру в техникуме, был жесток, избивал жену и сыновей, после сильного удара по голове Нина Васильевна умерла, после чего отец сдал Стаса с младшим братом в интернат

— Там удивительные и, думаю, пророческие слова его были, он сказал: «Путина на рее повесят (может, ногами вверх — не знаю), — помните? — но меня повесят, видимо, перед ним, потому что скажут: «Привел его ты» — это действительно какое-то провидческое интервью было. Вот говорят: «О мертвых либо хорошо, либо ничего» — у меня такого нет, для меня живые — как мертвые и мерт­вые — как живые... Я не — скрываю: Березовский мне отвратителен, потому что у меня 100 тысяч рублей были, на них я 100 тысяч долларов купить мог, а он меня в AVVA (Автомобильный всероссийский альянс) втянул и обокрал, поэтому мнение у меня о нем нелицеприятное... Я, кстати, всегда о Березовском плохо отзывался, но для меня в этой ситуации другое поразительно. Премия «Триумф», учрежденная Березовским, была, которая актеров поддерживала, но ни один из тех, которые с его рук, с его стола кормились, соболезнование публично не выразил.

— Расстроились, что больше кормиться не будут...

— Это не очень красиво, как мне показалось.

— За плечами у вас более 90 ролей в кино, а картина «Три дня в Москве» — первая кинематографическая любовь?

Мать была учительницей географии, позже заведовала гороно 

— Первая моя лента — «Город первой любви», а первая любовь? Даже не знаю. Нет, это зрители после выхода фильма «Три дня в Москве» на экраны вдруг прониклись, и я известным проснулся, но исключительно на свой счет я это не отношу: тогда три телеканала было, и потом там песня прозвучала — «Одна снежинка — еще не снег...

— ...еще не снег, одна дождинка — еще не дождь», которая очень популярной стала...

— После этого уже, когда Волчок, тогда главный режиссер театра «Современник», в массовку меня назначала, я под аплодисменты выходил. Она велела: «Голову вверх не надо — так делай» (голову опускает) и мне берет надевала, на что я отвечал (гордо голову поднимает): «Я же артист!» — и так все время, поэтому меня с массовки снимали.

— Потом в сериале «Место встречи изменить нельзя» Говорухина и в трагикомедии «О бедном гусаре замолвите слово» Рязанова вы сыграли. «Место встречи» — до сих пор культовый фильм...

— Да, это везде признают. Классика! Просто поразительно...

— Его и показывают постоянно, и оторваться от него невозможно — какая-то магия там все-таки есть, правда?

Станислав с братом Сергеем, 60-е годы. «Я так про личную жизнь не хочу — для меня эта тема не очень приятна...»

— А вы знаете, почему в современном кинематографе она пропала? Сейчас продюсеры все решают, а они кого танцуют, того и снимают — по принципу: с кем живу, того это самое...

— ...и танцую...

— Да-да-да! Что типаж, талант нужен, их абсолютно не волнует, а в «Месте встречи» все личности, все большие артисты. Сейчас таких собрать невозможно, ведь кино у нас теперь продюсерское, а не режиссерское — никто не может...

«Я ШАРАПОВА СЫГРАТЬ ХОТЕЛ, НО ГОВОРУХИН СКАЗАЛ: «ТЕБЯ ПРОСТО НЕ УТВЕРДЯТ. У ТЕБЯ ЛИЦО ТУПОЕ» 

— Это правда, что вы Жеглова сыграть хотели?

— Нет, Шарапова.

— А Говорухину об этом говорили?

«Зачем вы детство напоминаете? Я все время забыть это хочу...»

— Да, и он меня переубедил. Я бы отказался, ни за что Кирпича не сыграл бы, но Говорухин сказал: «Тебя просто не утвердят». — «Почему?» — я спросил. «У нас требуют, чтобы комсомолец был». — «А я кто? Я комсомолец». — «Нет, — он в ответ, — не такой комсомолец, а...

— ...настоящий, правильный...».

— Да-да-да. «У тебя лицо, — он сказал, — тупое». Ну, меня эта откровенность срубила, и я Кирпича сыграл, а должен был, если бы я отказался, Боря Брондуков играть. Две кандидатуры на эту роль было: я и Брондуков.

— О Высоцком вы иногда размышляете?

С бабушкой Катей

— Да — как о фантастической личности — и, что недосягаемый он, осознаю, но на встречи, где о нем вспоминают, никогда не хожу, никогда ничего не рассказываю. Знаете, при жизни людей, которые нас окружают, мы не ценим, отмахиваемся: «А, подумаешь...». Я же вам рассказывал, как к нему на Одесскую киностудию, где «Место встречи» снимали, Марина Влади приехала?

— Да, да. Вы спросили: «Что это за толстая тетка?»...

— Все, естественно, знали, что это Влади, но мне выпендриться захотелось. Высоцкий на съемках жутко важный был, вел себя, как знатный гость, у которого интервью берут, в страшно дорогих шмотках ходил и до такой степени собственной значимостью переполнен был, что меня все время на место его поставить подмывало. Поинтересовался поэтому: «Володя, вы не знаете, кто эта толстая тетка? Чего она здесь ходит, меня раздражает?». Он вскипел: «Ты что, ох...ел? Это Марина Влади!». Я язык прикусил...

Почему я так спросил? Просто внимание на себя обратить хотелось, и что-то хамское, конечно, в этом было, а теперь картину сняли, по отношению к Высоцкому хамскую. Хамскую! — вы ведь с Мариной Влади встречались?

— Нет — она ни с кем не встречается...

— Да? Ну вот она мне говорила, что фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» — это просто оскорбление памяти человека, который национальной гордостью был и остается. Он же — как Пушкин наш, и такую картину делать — это некрасиво и непристойно.

— А сама лента, на ваш взгляд, получилась?

С Натальей Варлей в музыкальной комедии Алексея Коренева «Три дня в Москве», 1974 год. После этой работы, второй своей крупной кинороли, Садальский проснулся знаменитым

— Нет, и вообще, когда низменное показывают, мне неинтересно. Недавно вот один ваш журналист телевизионный меня попросил: «Давайте про Галкина, Пугачеву и Баскова расскажите». — «Да мне, — отвечаю, — эти личности абсолютно по барабану — вот абсолютно». — «А у нас их показывают». Я ему объяснил: «Но мне это абсолютно не интересно». — «О чем же мы говорить тогда будем?». Ну что тут скажешь? «О чем угодно, но о другом». — «А вот Лера Кудрявцева — она...». Я опять: «Да мне она абсолютно не интересна, мне это, как молодежь говорит, чисто фиолетово». — «А такая-то замуж вышла, она от кого родила? От Димы?». Я даже вспылил: «Да откуда я знаю?».

И тут реверанс в вашу сторону сделать хочу — люди у вас какие-то живые. Я не только про Березовского — почти каждое ваше интервью смотрю: в интернете, конечно, потому что телевидение уже не так популярно.

— Телевидению конец скоро придет, правда?

— Конец, да — его интернет вытеснит, и я свое интернет-влияние совсем по-другому ощущаю. 150 тысяч человек в день меня просматривают...

— ...в «Живом Журнале» — вы серьезный блогер...

— 150 тысяч в день — это достаточно, мало кто таким количеством похвастаться может.

— Скоро эти 150 тысяч на что-то серьезное организовывать можно будет...

— Нет, актер политикой заниматься не должен, и если тебе власть нравится, помолчи — хвалить ее ты не должен. Я вот права вашего президента ругать не имею — он ваш президент. Ой, кстати, как вы думаете: Украина с Россией объединится или нет?

— Думаю, нет...

— А почему?

— А не надо ей с Россией объединяться — мне кажется...

— Все вы, миллионеры, так считаете, а я потому спросил, что мне этого очень хочется. Понимаю, что, в принципе, миром американцi, клятi мериканцi правят, и они никогда объединиться нам не дадут. Вот я принес, чтобы не забыть... (В портфеле роется). Это украинскому и российскому народу подарок, чтоб мы когда-нибудь вместе были (рубиновое сердце вручает). Чтобы Америка затонула, а мы вместе были: вот, пускай у вас хранится! (Смеется).

— Спасибо. К Владимиру Высоцкому возвращаясь — вам его личность, его фигура с годами все более масштабной кажется?

С Валентиной Сперантовой, «Три дня в Москве»

— Естественно.

— Столько времени прошло...

— ...но песни его не стареют. «Диалог у телевизора» посмотрите — он же абсолютно современно звучит: вот что такое гений! Другие все в тираж уходят — ту же самую нашу драную попсу взять, которую великой мы называем, — только не Высоцкий. Я всегда считал, что актеров великих не бывает — великие только писатели и художники. Актеры большими, видными бывают, а Высоцкий, безусловно, великий, потому что ни на секунду не устаревает, стихи его современны.

«МНЕ НАТАШИ ГУНДАРЕВОЙ СЛОВА «Я ПЬЮ ВСЕ, КРОМЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВИ» НРАВЯТСЯ» 

— Вы сказали, что на вечера памяти Высоцкого принципиально не ходите...

— Нет, никогда — мне вот с «Первого канала» звонили, и я сказал: «Прямой эфир давайте, тогда да, а так — нет». Никогда!

— Люди, которые там собираются, подозрительны — правда?

С Еленой Кореневой в картине «Яблоко на ладони», 1982 год

— Случайные — абсолютно никакого отношения к Володе не имеющие.

— Друзья в кавычках...

— Ради бога — я понимаю, что у каждого свой Высоцкий, да и другие актеры... Вот вчера у Андрея Малахова передача про Наташу Гундареву была, и Егорова с большим цветком пришла, рассказывала, что Наташа свеклой щеки красила, — денег не было. Пускай не брешет! — деньги у Наташи всег­да были — она сразу после Щукинского училища снималась...

— ...и столько — нарасхват была!

С Семеном Морозовым, «Три дня в Москве»

— «Я на свою морду, — она говорила, — 500 рублей трачу» — это когда зарплата высококвалифицированного инженера 100 рублей была, и пускай не врут. Какая-то приемная дочь Наташи Гундаревой нашлась, которая никакого права так себя называть не имеет. Ну, служанка, прислуга — даже если ее дочкой там называли. Теперь все, что угодно, рассказывать можно, мели, Емеля, — твоя неделя!

— Отвратно все это, правда?

— Мне даже не отвратительно — просто неприятно, но я смотрю: вперился и смотрю. Думаю: «До чего так дойти можно, що вони брешуть?».

— Что еще придумают?

— С такой бесцеремонностью... Вот о Высоцком в фамильярном таком тоне отзываться нельзя, о нем все равно (руку поднимает) — с пиететом, возвышенно говорить надо.

— Гундарева прекрасной актрисой была, редкой...

— Фантастической, и мы очень дружили, пока она замуж за моего однокурсника Мишу Филиппова не вышла. Жили рядом, в соседних комнатах, я хорошо всех ухажеров Наташиных знал. Она часто приходила, потому что у меня в Германии бабка нашлась, которая приезжала и какие-то красивые подарки ей привозила. Мы встречались, много выпивки было, и мне Наташины слова «Я пью все, кроме человеческой крови» нравятся, хотя остальные человеческую кровь в основном пьют...

— ...литрами...

— Литрами, да. Ну, давайте выпьем, не чокаясь, — Наташу помянем (бокал с шампанским поднимает).

— Более 90 фильмов у вас за плечами, а самое большое удовлетворение какая роль принесла?

Со Стефанией Станютой в фильме «Белые росы», 1983 год

— Вы знаете, прошлым я не живу, мне оно абсолютно не интересно, но если бы одна картина какая-то осталась... Вот если бы сказали: «Какую ты ...

— ...на тот свет взял бы?»...

— Нет, не на тот свет, но чтобы она осталась... Мне кажется, это «На кого Бог пошлет» с Ларисой Удовиченко — для меня она какая-то очень родная, и то, что мы с Ларисой на тропе войны: она со мной не разговаривает, в самолет один не садится, — этого не отменяет.

— До сих пор не разговариваете?

— Нет-нет!

— И в самолет не садится? Что, если вас видит, выходит?

— Сутки ждет, чтобы в одном самолете не лететь, — и такое было, да.

— Вы атмосферу на борту загрязняете или еще что-то? Что не так?

— Не знаю — это у нее, если возможность будет, спросите.

— Классных режиссеров в кино вы встречали?

— Да, естественно, — Владимира Мотыля, например, но это гений признанный был. Мне в двух картинах его работать посчастливилось.

— Эльдар Рязанов...

В роли жениха в фильме Ролана Быкова «Телеграмма», 1971 год

— Ну, вы знаете, великими они после того, как умирают, становятся. Он действительно был художником, и мне жалко, что с Эммой, его последней женой, у меня не сложилось. Актеры ведь есть, которые позвонить могут, спросить: «Как собака ваша себя чувствует? Вот кости...

— ...специально для вас»...

— Да-да-да, «Жучке передайте». Мне все время звонить было стыдно: мол, снимайте меня, снимайте, я очень у него сниматься хотел, но пересилить это не мог, и там, напомню, Эмма была, которая когда-то в Свердловске в Бюро пропаганды кино работала. Я Эмму еще до того, как она замуж за композитора Аедоницкого вышла и тот ее в Москву перевез, знал — очень хорошо знал. Когда она замуж за Рязанова вышла, сразу как-то меня отдалила. Помню, я позвонил: «Эльдара Александровича можно?». Слышу, он спрашивает: «Кто это?», а она: «Из ЖЭКа» (смеется). Ну, чего набиваться я буду? Мне, конечно, это непонятно... Я Ниночку Скуйбину, предыдущую жену Эльдара Александровича, очень любил — она фантастическая была! А Рязанова я необыкновенно ценил и ценю до сих пор...

«НАМ, АРТИСТАМ, ВОЛЧОК ГОВОРИЛА: «НЕ ВСЕМ БИФШТЕКСИК — КОМУ-ТО И ГАРНИРЧИК НАДО» 

— Галина Борисовна Волчек, о которой вы сегодня вспоминали, — еще один режиссер в вашей жизни. Вы же актером театра «Современник», между прочим, были...

С Олегом Анофриевым и Бориславом Брондуковым в комедии «Кот в мешке», 1978 год

— Девять лет...

— Не разглядела?

— Мне все время твердили: «Ты никто, ничто», я постоянно боролся, через это отношение Волчок пробивался. Про нее Гафт замечательно написал — эту эпиграмму знаете?

— Нет...

— Ну, ладно. Я матом ругнуться могу?

— Да...

— Не с чемоданом,
не с вагоном,
В Америку — 
так с «Эшелоном»

(это спектакль про войну. — С. С.). 

Уж вывозить — 
так «Эшелон».
Иначе на х... 
нужен он?

Она из Америки с грудой тряпья вернулась, а еще Галина Борисовна (на руки смотрит) перстни очень любила. Ей антиквариат сразу на четыре пальца надевать нравилось — сейчас поменьше стала, а тогда — почти на каждый. Нам, артистам, говорила: «Не всем бифштексик — кому-то и гарнирчик надо», нас собирала и стыдила: «Вы все о себе думаете, а я — обо всем театре» (пальцами с кольцами любуется), и для меня это... Волчок обо мне ни плохо не отзывается, ни хорошо — вообще никогда не вспоминает (к чести ее, она очень деликатна). Нет, Галина Борисовна, конечно, грандиозная — великая актриса, а режиссер для меня средний.

— Актриса лучше, чем режиссер?

«А вам начальство обязательно шею намылит, обязательно! Нет у вас методов против Кости Сапрыкина!». В роли карманника Кирпича с Владимиром Высоцким и Владимиром Конкиным, «Место встречи изменить нельзя»

— Фантастическая актриса — в «Вечных и живых» так сыграла!

— Ефремовский спектакль...

— Да, вся элита собиралась, его смотрела. Телеверсия хуже — то, что на телевидении осталось, снято плохо. Что вы, это так было!.. Она там, как Раневская в роли Маньки-спекулянтки... Спектакль «Шторм» в Театре Моссовета...

— ...по пьесе Билль-Белоцерковского был...

— Да, да! Когда Раневская знаменитую сцену с торговкой играла, весь зал с овациями поднимался, а потом зрители толпами домой уходили, потому что больше там смотреть нечего было, так вот, Волчок в той роли просто грандиозна была. Актерам очень трудно приходится, потому что из одного состояния в другое быстро переходить надо, а режиссерам так можно (пальцем по сторонам указывает): туда, туда, это, это... В один прекрасный день Волчок чужими руками меня выгнала — труппу, всех артистов, собрала, и текст зачитали. Нам, там семь человек было, сказали: «Мы вас сокращаем. Ну, или на договор переводим». У меня сразу мысль: «Ой, а как же пенсия?».

— Конечно — о будущем позаботиться надо...

— «Что значит: на договор мы тебя берем? Чтобы ты год поработал, а потом не­известно, продлят с тобой контракт или нет...». Я тогда считал (сейчас тем более), что артиста звания лишить можно, зарплаты, но достоинство отнять никто не может, поэтому встал и сказал: «Дорогие товарищи, прощайте — меня западные компании ждут». Из театра ушел и ни секунды об этом не жалею.

— Тогда хоть всплакнули?

С кинорежиссером Станиславом Говорухиным и Владимиром Высоцким на съемках культовой киноленты «Место встречи изменить нельзя» по роману Аркадия и Георгия Вайнеров «Эра милосердия», 1978 год

— До сих пор это саднит, до сих пор — театр я очень люблю, и та история меня оцарапала.

— Порог «Современника» после этого не переступали?

— Как-то не тянет... В театре за все время два раза, по-моему, был — просто для чего-то. А-а-а, режиссер Нина Чусова на две премьеры позвала, я не пойти не мог, потому что у нее в антрепризе играл. «Грозу» ее смотрел и...

— ...«Мамапапасынсобака»?

— Да, вот эти два спектакля — все, больше не был.

— И Волчек с тех пор не видели?

— У меня случай был... На язык я очень остер, бла-бла-бла — на место любого поставить могу, и вот мы сниматься закончили в... Какая же это картина была? Ага, Мельникова «Чужая жена и муж под кроватью». В Доме кино сидим: Смоктуновский, Неелова, Ефремов, Табаков...

— Какая компания хорошая!..

С Эльдаром Рязановым. «Я его необыкновенно ценю до сих пор»

— Да-да, и Волчок приходит. «Ну, — думаю, — я тебе сейчас устрою: перед всеми выскажу, вот сейчас...». Она входит, на меня глянула и как кинется: «Ой, Садальский! Как жалко, что ты из театра ушел!» — и я поплыл — промямлил только: «Здравствуйте, Калина Парисовна» (смеется). Ничего не смог — все равно такой раб внутри сидит.

«ЛАРУ УДОВИЧЕНКО Я ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ — ДЛЯ МЕНЯ ОНА СЛАДКОЙ ПАРТНЕРШЕЙ БЫЛА. Я ТОЛЬКО ПЬЯНСТВО НЕ ВЫНОШУ — КОГДА НА СЦЕНУ АРТИСТ ПОДШОФЕ ВЫХОДИТ» 

— Человек вы, я думаю, по-настоящему свободный, потому что играете, с кем хотите, когда хотите и как хотите...

«Ну что, придумали на тебя методы?». — «Я вижу, ты придумывать мастак!». С Владимиром Высоцким, «Место встречи...»

— Сегодня да, потому что жизни всего ничего осталось, и сидеть и про что-то врать... Мне вообще кажется: хорошим артистом, если обманываешь, быть нельзя. Не­которые как рассуждают? Сегодня со­вру, а завтра одну правду говорить буду, но вранье затягивает, да и жить два дня осталось...

— ...или день...

— Думаю, чего из себя что-то вымучивать? — да? Что тебя ждет, неизвестно...

— Антрепризу вы любите?

С Галиной Волчек и Юрием Богатыревым, «Уникум», 1983 год

— Я своих партнерш люблю — всех! Лару Удовиченко очень любил — для меня она сладкой партнершей была. Я, знаете, только пьянство не выношу — когда на сцену артист подшофе выходит, для меня это просто ужасно.

— А и сегодня к бутылке прикладываются? Раньше, я знаю, пили сильно...

— Я с одной очень большой актрисой играть перестал — она на сцену пьяная вышла, и я отказался.

— Это кто?

— Не буду говорить. Не буду...

— Когда-то целыми театрами пили...

— А я тоже выпивал, это такая штука: выпьешь — зажим пропадает...

— ...кураж начинается...

— Мы всегда с удовольствием. Без коньячка я и не играл: по чуть-чуть обязательно, а сейчас даже не представляю — рюмка мне, наоборот, мешает.

— Вы суперпопулярный блог в «Живом Журнале» ведете, где постоянно какие-то удивительные факты о представителях богемы сообщаете, — откуда же их берете?

С Мариной Влади

— Земля слухами полнится.

— А люди, которые информацию специально приносят, есть?

— Да.

— Вы им платите?

— Нет, но те, кто меня в курсе держат, имеются... Про актеров ничего жареного я не пишу — драную попсу только трогаю.

— А страшно вам иногда бывает? Некоторые вещи ведь за собой последствия повлечь могут...

С Ларисой Удовиченко. «Для меня она какая-то очень родная, и то, что мы с Ларисой на тропе войны, этого не отменяет»

— А я об этом не думаю. На меня же запрет в связи с тем, что гражданство Грузии принял, был, и я от отчаяния блог свой вести начал. Сейчас меня приглашать стали, и как-то это ушло, а тогда на российском телевидении в стоп-лист включили, от программ отрезали. Ну, все равно полностью меня закрыть нельзя, потому что «Ералаши» есть, которые идут, то же самое «Место встречи», другие картины. Меня и в большие проекты приглашают — «Первый канал» звал, но у меня гастроли большие... Кстати, на телевидении большие деньги платят.

— Актеры — за то, чтобы на телеэкран попасть?

— Нет — мне: в два раза больше, чем за антрепризу, я получаю, и сейчас «Давайте мы заплатим», — сказали, но... Мы так воспитаны — спектакли отменить не можем.

«ДА, ПАТРИАРХА АЛЕКСИЯ УБИЛИ — ТРИ ДЫРКИ В ГОЛОВЕ БЫЛО, ХОТЯ ДЬЯК КУРАЕВ РАССКАЗЫВАЛ, ЧТО ОН В НЕБЛАГОВИДНОМ МЕСТЕ УПАЛ И ТРИ РАЗА УДАРИЛСЯ. ЗНАЕТЕ, ТУДА ЗАГЛЯДЫВАЛИ — ТАМ ВСЯ КОМНАТА КРОВЬЮ ЗАЛЯПАНА БЫЛА» 

— Помню, когда патриарх Алексий умер, вы написали, что его убили, действительно убили?

«В сердце — томная забота, безымянная печаль. Я все время жду чего-то, мне чего-то смутно жаль». С Натальей Гундаревой, «О бедном гусаре замолвите слово»

— Да, это стопроцентный факт — вслух об этом не говорится, и я очень рад, что газета «Собеседник» эту тему подняла. Три дырки в голове, хотя, помните, беседа с дьяком Кураевым была, где он рассказывал, что Алексий в неблаговидном месте упал и три раза ударился. Знаете, туда заглядывали — там вся комната кровью заляпана была. В официальной версии нестыковок очень много — такого, о чем молчат.

— Почему же его, на ваш взгляд, убили?

— Не знаю, но такая история есть и хамское выступление Кирилла по «Первому каналу» в наличии — посмотрите, оно в интернете выложено.

— В часах или без?

С Евгением Леоновым и Олегом Басилашвили в трагикомедии Эльдара Рязанова «О бедном гусаре замолвите слово», 1980 год

— Ну, может, часы были, но по поводу смерти Алексия недопустимо он высказался, неспособным, недееспособным его назвал. «Так бывает, — сказал, — что иногда Господь некоторое время Церкви некое испытание дает, когда во главе ее человек престарелый и практически уже неспособный к управлению стоит. Это очень трудное время для Церкви. Святейший патриарх ушел, оградив нашу Церковь от этого трудного времени». Я переврать его слова боюсь и хотел бы, чтобы вы этот кусочек нашли и процитировали.

— Вы как-то обмолвились, что патриарх Кирилл вам омер­зителен, — почему?

— Потому что врет, а мне вообще ложь отвратительна. Говорит одно, а делает другое... Это с квартирой его было (так называемое «Пыльное дело» — получившие широкую огласку в СМИ события вокруг судебного иска Кирилла к бывшему министру здравоохранения и священнику Украинской православной церкви Юрию Шевченко, который ущерб его квартире и имуществу в знаменитом Доме на набережной причинил. — Д. Г.), а часы... Да бог с ними, но он мог, естественно, заявить: «Это подарки. Ради бога, возьмите». Нет, ничего, и видеть его надо, когда он к правителю, к уважаемому нашему президенту, приходит: «Владимир Владимирович, извините. Я человек прямой, я правду про вас скажу». Это все, конечно, уже давно написано, у Шварца в «Голом короле» было: «Вы знаете, я старик честный, прямой, я говорю правду в глаза, даже если она неприятна», и Кирилл так же: «Позвольте вам сказать прямо, Владимир Владимирович. Не обижайтесь. Вы — лучше всех». Не имеет права! Он немножко в оппозиции находиться должен, а не вместе с властью краковяк танцевать, как мне кажется, сам по себе должен быть. Из-за него же большой отток из православия идет, хотя очень достойные люди у нас есть. Епископ Климент, например, — удивительный человек: патриархом он должен быть, но везде подтасовки...

— В 2008-м вы открыто президента Грузии Михеила Саакашвили поддержали и даже грузинское гражданство приняли — мало того, в Тбилиси поехали, где вам орден вручили, и на программу ко мне с этим орденом, в фуражке, с грузинским вином пришли...

— Да, я тогда только из Грузии приехал — мы в Москву через Киев летели, и вы мне позвонили, на интервью позвали.

— В Грузии, честно вам скажу, потрясающе — не знаю, правда, что там теперь, после смены президента, будет, а вы знаете?

С Олегом Табаковым в картине Виталия Мельникова по мотивам рассказов Федора Достоевского «Чужая жена и муж под кроватью», 1984 год

— Ужасно будет, потому что я понимаю: вор Иванишвили, который деньги в России наворовал и с ними в Грузию вернулся, Кремлю ближе, чем настоящий реформатор, лидер высочайшего класса Михеил Николаевич Саакашвили. Вы интервью с ним делали?

— Да...

— Ну согласитесь: замыслы просто грандиозные у него были.

— Я несколько раз в Грузии был и видел, как каждый день что-то там происходит, к лучшему меняется — фантастика!

— Да, а сейчас ни дороги, ничего не делают. Говорят, у Саакашвили самооценка завышенная, но страна при нем расцвела, а сейчас уже люди на улицы выходить боятся, машину во дворе оставить, как это при той власти было, уже нельзя.

— Как быстро старое возвращается!..

С Натальей Гундаревой, «Сердце не камень». «Я своих партнерш люблю — всех!»

— Как быстро!.. — и мне это очень печально. Михеил Николозович — один из выдающихся президентов на постсоветском пространстве. Немного он нервный...

— ...импульсивный...

— ...и единственно, что плохого про него сказать можно: «А он галстук ест» — все, больше ничего. Понимаете, он самый достойный, и у меня к этому великому человеку просто респект и огромное уважение.

«ИЗ ФСБ ВСЕХ ГЕНЕРАЛОВ ВЫСОЧЕННОГО РОСТА ВЫГНАЛИ — ТЕХ, КТО РОСТОМ С СИДЯЧУЮ СОБАКУ, БЕРУТ» 

— С Людмилой Нарусовой, вдовой первого мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, вы до сих пор дружите?

С Иннокентием Смоктуновским в двухсерийном телефильме по одноименной пьесе Александра Островского «Сердце не камень», 1989 год

— Да.

— А что это за история с обысками у Ксюши Собчак, с отзывом ее матери из Совета Федерации произошла?

— Ну, Ксюше просто место ее показали. Путин же людей на три категории делит: предатели, враги и друзья. Друзьям помогать надо — что он и делает, с врагами общаться можно — руку им подавать, а предателей уничтожать надо: вот он предательницей ее считает и поэтому так поступил.

— А что Ксюша Собчак — это спецпроект ФСБ, вам никогда не казалось?

Со вдовой Анатолия Собчака, матерью Ксении Собчак Людмилой Нарусовой Станислав дружит давно

— Нет. Нет, нет, нет! — потому что для ФСБ это слишком тонко было бы, а у нас сейчас век непрофессионалов, в ФСБ люди профнепригодные работают. Посмотрите, Михаил Фрадков, директор Службы внешней разведки, член Совета безопасности — это же посмешище! Каких людей набирают! У меня знакомые генералы госбезопасности были — высоченного роста: всех выгнали. Тех, кто ростом с сидящую собаку, берут — там теперь только такие служат (смеется), а ведь это одна из не­­многих некоррумпированных служб, которая в Советском Союзе была.

— С другой стороны зайдем: Путин Собчаку очень серьезной опасности избежать помог, в Париж отправил, потом на его похоронах плакал...

— Он считал, что другу помогает.

— Он также Нарусовой помогал, Ксюше, и вдруг такая черная неблагодарность...

— Со стороны Ксении? Ну, не знаю... Понимаете, она очень эмоциональная. Конечно, мне хотелось бы, чтобы она не такой несдержанной была, — человеку, который себя политиком видит, это необходимо. Я вообще хотел бы, чтобы президентом России женщина была.

— Да, вы же сказали, что Ксюшу Собчак президентом видите...

— Видел, но сейчас она себя так ведет, столько каких-то опрометчивых штук, не­политических ходов делает... Ксения себя особняком не ставит — ну, она живой человек и все равно очень мне симпатична. Она живая — в отличие от другой персоны.

— Дамы?

— Да. Ксения очень любвеобильна. Любовь у нее вспыхивает и быстро проходит, она очень увлекающийся человек, и так, чтобы вот здесь себе изменила: любовь первую и последнюю встретила — не бывает.

С Дмитрием Гордоном. «Реверанс в вашу сторону сделать хочу — люди у вас какие-то живые, почти каждое ваше интервью смотрю...»

— За этим какую-то подоплеку вы видите?

— Нет — это лишь о том свидетельствует, что она как женщина слабая. У каждого человека мечта есть: вот у вас, допустим, — Jaguar купить...

— Нету такой...

— Ну другая какая-то... У меня — роль сыграть, а у нее мечта была замуж выйти: вот так, но это абсолютно по-женски.

(Окончание в следующем номере)