То, что Андрей Билецкий заметным общественным активистом и политиком станет, еще в его студенческие годы понятно было. Ну сами судите: в 1999-м вместе с группой студентов-националис­тов на войну в Косово выехать пытался, в 2001-м правоохранителями за участие в акции «Украина без Кучмы» задержан был, что Андрею учебы в Харьковском национальном университете имени Каразина едва не стоило...

К слову, на историческом факультете этого известного и автори­тетного вуза преподаватели о Билецком до сих пор как об одном из самых талантливых студентов отзываются. Университет с отличием он окончил, серьезные научные работы по истории украинского националистического движения писал и защищал и даже преподавал: видимо, уже тогда эту потребность — воспитанием молодежи заниматься — испытывал: патриотичной, грамотной, такой, которая обеими руками за здоровый образ жизни, без алкоголя и наркотиков.

Сейчас эту идею Андрей в созданной им общественной организации под названием «Национальные дружины» реализовывает: по его словам, главная ее цель — военно-патриотическое воспитание и организация территориальной обороны. На случай, если, как осенью 2013-го, когда Майдан начался, необходимость в ней в стране снова возникнет...

Несмотря на то что Билецкому еще даже 40 не исполнилось, в биографии у него чего только нет: и сотрудничество с различными политическими партиями, и деятельность в националистических организациях «Тризуб» и «Патриот Украины», и отсидка при Януковиче якобы за организацию нападения на одного из харьковских бизнесменов (о котором Андрей говорит, что его не знал и даже в глаза не видел), и даже покушение — в 2011-м.

Незадолго до того, как лидер харьковских националистов за решетку угодил, в него прямо в центре города стреляли — одна пуля в челюсть попала, вторая — руку прошила. Благодаря выносливости и хорошей физической форме Билецкий самостоятельно до больницы доехал, где помощь ему оказали, а действия зло­умышленников украинские правоохранители образца 2011 года как хулиганство с применением огнестрельного оружия классифицировали.

По признанию Андрея в харьковском СИЗО, у которого слава одного из самых жестких в стране, и в колонии, куда незаконно, по произволу, его отвезли, потому что осужден он еще не был, несладко ему приходилось. Ломали как умели, все способы используя — от пресс-хат до воздействия на психику, тем не менее сломать не удалось: вскоре после оправдания и выхода на свободу Билецкий на российско-украинскую войну отправился, где добробат «Азов» создал и возглавил — тот самый, благодаря которому Мариуполь до сих пор украинским остается, а Путин прямой сухопутный коридор в Крым так и не выстроил.

«Тогда я даже не представлял, — признается Андрей, — что нам не только от сепаратистов, но и от нападок украинской власти защищаться придется, которой добровольческие батальоны так быстро неугодны и неудобны станут, которая всех их такими, как «Торнадо», выставить захочет, людей пугать ими начнет... Когда спрашивают, или героями мы себя чувствуем, переспросить хочется: «А что, можно?», хотя, на самом деле, я, например, героем себя не считаю и на звание это не претендую. Я успешный украинец, который довольно много для своей страны сделал и сделать, по мере сил, еще больше планирует».

Отдельно взятый Билецкий — это действительно новое лицо: грамотный, образованный молодой политик, который симпатию вызывает. Особенно когда смело, бескомпромиссно, аргументированно и со знанием дела власти на ее ошибки указывает, вещи своими именами, как в этой откровенной беседе, называя...

«В МОЕЙ ШКОЛЕ В ХАРЬКОВЕ УКРАИНСКИЙ ФАКУЛЬТАТИВНО И ВСЕГО НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ПРЕПОДАВАЛИ» 

— Андрію, добрий вечір! Давно хотів з вами зустрітися, бо запитань дуже багато, але спершу у мене до вас пропозиція. Оскільки ми з вами на YouTube і це величезний канал, який і в Росії, і в Німеччині, і в Австралії, і в Сполучених Штатах, і в Казахстані, і в Білорусі дивляться люди, які російською мовою спіл­куються (а я думаю, вам є про що їм сказати), це інтерв’ю пропоную росій­сь­кою зробити — як виняток...

— Кількість тих, які «руку Москви» згадувати мені будуть, уявляєте? А з іншого боку, до цього я звик. Ну давайте — тим більше росіянам, наприклад, сказати мені багато хочеться.

— Росіяни, зрештою, побачать, що не такий ви страшний, як вас малюють, і, аби патріотом України бути, виключно ук­раїнською мовою не обов’язково спіл­куватися — можна й англійською, правда?

— Так, але бажано — українською. Добре, я згоден, бо і до людей з протилежного табору багато меседжів є.

— Тоді поїхали! Вы в Харькове родились — русскоязычном в основном городе, мощном интеллектуальном центре с прекрасными научно-исследовательскими институтами, заводами-гигантами, множеством вузов...

— Ну, 90 процентов того, что вы перечислили, уже, увы, в прошлом — сейчас это город мощнейших рынков разве что.

К сожалению, Харьков 80-х — начала 90-х (да и сейчас в основной своей массе) русскоязычным был — в моей школе украинский факультативно и всего не­сколько лет преподавали (кстати, далеко не в каждой школе его учили). Украинский язык я либо когда к бабушке и дедушке по папиной линии в село Харьковской области ездил, слышал, либо когда в Житомир к родственникам мамы приезжал — таким образом, собственно, о его существовании и узнал. Врать сколько угодно можно, что в Советском Союзе какой-то паритет соблю­дался, но нет — в Харькове, втором городе в республике...

— ...бывшей столице...

— ...да, хоть и недолго, украинского языка как такового просто не было. Ни тебе украинского телевизора, ни газет, украинских книг и школ почти не было. Мне кажется, з українською мовою викладання две школы на весь город тогда было, поэтому да, я в русскоязычной среде рос.

— Ну а вообще, языковой вопрос в Украине существует или это надуманно?

— С одной стороны, конечно же, да, потому что любая общность определенными кордонами себя огораживает — таможней, границей с пограничниками, территорией, на которой ее валюта, ее законы действуют, и, безусловно, языком.

Украинский, который 300 лет в жутком загоне был, трудности переживает — это факт, и лишь сейчас серьезные обороты набирать начал. Я людей знаю, которые сознательно на украинский переходят, молодежь вижу, которая принципиально только по-украински говорит, и все это только сей­­час происходить начало, поэтому да, исторический момент притеснения ук­ра­ин­ского языка, безусловно, есть.

С другой стороны, самый важный и тяжелый экзамен, который страна и нация сдать могут, — это война за свою независимость, и вот на этой войне (речь не только об «Азове», добробатах или отдельных подразделениях вооруженных сил идет) меня десятки тысяч людей окружали, которые по-русски говорят, но за эту страну вою­ют. Конечно, украинскому языку максимальная поддержка и развитие необходимы...

— ...и он государственным должен быть...

— Это факт! — разночтений быть не может: единственный государственный язык, безусловно, а с другой стороны, утверждать, что язык — единственный маркер патриотизма, абсурдно, потому что это не так. В конце концов, американцы и англичане в то время, когда Америка за независимость боролась, на одном языке разговаривали, а ирландский язык, гэльский, почти полностью из употребления вышел, лишь несколько процентов жителей Ирландии его знают — к такому результату колониальное прошлое, к сожалению, привело. У нас, слава богу, с языком все не так критично, и украинский, безусловно, возрождается, но смотрите, ирландцы, на анг­лийском говоря, против Британии воевали, и в то же время огромное количество ирландцев, будучи с точки зрения языка кельтами, лоялистами, приверженцами Британской короны были, поэтому абсолютно не все языком маркироваться может.

«БАНДЕРА И ШУХЕВИЧ — НА 100 ПРОЦЕНТОВ ГЕРОИ УКРАИНЫ. БЫЛИ ЛИ НА СОЛНЦЕ ПЯТНА? КАК И НА ЛЮБОМ ДРУГОМ ИСТОРИЧЕСКОМ ДЕЯТЕЛЕ ЛЮБОЙ ДРУГОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ, БЕЗУСЛОВНО, ПЯТНА НА НИХ БЫЛИ» 

— Вы знаете, мне очень не нравится, когда в России вас таким обдолбанным нациком, одноклеточным дураком пред­ставить пытаются — я вас таким, каким на самом деле вы есть, показать хочу. Вы исторический факультет Харьковского государственного университета имени Каразина с отличием окончили — это очень серьезный вуз, один из лучших...

— Ну, истфак я вообще лучшим в Ук­ра­и­не считаю...

— Дипломную работу об УПА вы писали — правильно?

— Абсолютно точно.

— Что интересно, не так ли? В Харькове — и об УПА... Скажите, пожалуйста (спросить для себя хочу, потому что, хоть и говорю, что это не мои герои, мес­то для сомнений всегда оставляю), Бан­дера и Шухевич — великие украинцы или..?

— Давайте я так вам отвечу: люди — это всегда люди. Памятниками они либо когда их в граните увековечивают, становятся, либо когда о них книжки пишут, как исключительно положительных персонажей изображая, а в реальной жизни абсолютно положительного или отицательного явления не бывает.

Бандера и Шухевич — на 100 процентов герои Украины. Были ли на Солнце пятна? Как и на любом другом историческом деятеле любой другой национальности — да, безусловно, пятна на них были. Если вы меня о героях Украины ХХ века спросите, то для меня на первом месте Евген Коновалец стоит — создатель Украинской войс­ко­вой организации, командир корпуса Сечевых стрельцов во время борьбы за независимость в 1918-1921-м годах, создатель ОУН, из которой УПА выросла, советским шпионом НКВД Судоплатовым убитый: вот Коновальца крупнейшей исторической личностью ХХ столетия я считаю.

— Он даже выше Бандеры и Шухевича?

— Я считаю, что Бандера и особенно Шу­хевич — человек-практик, крупнейшую повстанческо-партизанскую армию в Европе (более 400 тысяч человек) создавший, реализоваться исключительно на наследии Ко­новальца смогли — масштабы его личнос­ти столь велики были, что, видите, убийст­ва Коновальца достаточно оказалось, чтобы в националистическом лагере...

— ...раскол произошел...

— И самого существования Коновальца достаточно было, чтобы и молодые, и по­жи­лые украинские политики, и боевики о расколе даже не помышляли. Это харизматичная личность, талантливейший организатор, военный и политический деятель — не стоит забывать о том, что, в эмиграции находясь, в условиях, когда его страна Чехословакией, Румынией, Польшей и СССР оккупирована была, этот человек с первыми лицами стран Антанты и Веймарской Германии контактировал, и они его слушали. Поэтому я считал и считаю, что он крупнейшая историческая личность — это раз, и два — ни одного великого деятеля, включая того же Махатму Ганди, нет, у которого никаких...

— ...минусов не было бы...

— Да, личностных либо политических, но то, что эти люди нам символ борьбы дали... Ну все-таки, не будь в нашей истории Коновальца, Шухевича и Бандеры, мы в 91-м году в состоянии Беларуси оказались бы — вроде и нация есть, и язык, и старая государственническая традиция (русские над белорусами смеются, а у тех, между прочим, старейшая государственническая традиция — со времен Великого княжества Литовского), а, чтобы отдельно от России себя позиционировать, чего-то не хватает, и то, чего не хватает, — это как раз традиция борьбы. Нам ее Коновалец, Бандера и Шухевич дали, поэтому их влияние на формирование современной украинской нации крайне велико.

— Коновалец между тем недооценен, правда?

— Безусловно! Понимаете, он же никому не удобен — как Болбочан...

— Ну, это вообще легендарный человек был...

— Многие не знают, но такой выдающий­ся украинский полководец, командир Запорожского корпуса армии УНР Петр Болбочан был, который в свое время Крым взял, фантастические операции до Белгорода включительно совершал, которого с его добровольческим подразделением сна­чала пресса тогдашняя, украинской власти подконтрольная, уничтожала, потом он от командования отстранен был — совершенно бездарными тогдашними военными деятелями, а затем еще и расстрелян — по приказу Петлюры, собственно говоря. Ну кому из власти сейчас о Болбочане разговаривать интересно? Они, скорее, украинских национальных героев из кого-то, похожего на себя, клепать будут — из Скоропадского, например.

«ТО, ЧТО ДЛЯ РОССИИ — ГАДОСТЬ, МЕРЗОСТЬ И ТАК ДАЛЕЕ, ДЛЯ НАС — ЛЮДИ, КОТОРЫЕ НАС ВПЕРЕД В САМЫЕ ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ ВЕЛИ» 

— А как историк вы понимаете, что все учебники истории перевраны, что правды нет? Или все-таки есть?

— Об этом часами говорить можно... Да, история — вещь субъективная, мы через призму человеческого опыта ее пропускаем...

— ...и текущего момента...

— ...и государственнических интересов тоже. Так сформулируем: одинаково оцененных исторических персонажей у нас с Россией быть не может, и то, что для России — гадость, мерзость и так далее, для нас — люди, которые нас вперед в самые тяжелые дни вели, а то, что для России величие, пик...

— ...Ленин и Сталин...

— ...для нас — гадость, мерзость и гнусность. Почему? У них свои национальные интересы, у нас — свои, и исторических деятелей через их призму мы воспринимаем, поэтому говорить, что истории нет, нель­зя — она существует, и она крайне важна. Люди часто этого не понимают, думают, что это — как «Сказки братьев Гримм» перед сном почитать: ну, Наполеон был, еще кто-то... Нет, не так: история — это опыт человечества.

Вот у каждого из нас память есть — это личный опыт: мой, ваш, любого читателя...

— ...и кто историю хорошо знает, знает, что дальше будет...

— Конечно! История человечество, целые нации учит — что для них хорошо, а что плохо, что в тупик ведет. Конечно, во многом она субъективна, но это реальность, у нее законы есть — это не какие-то побасенки. Настоящая история — цепочка причинно-следственных связей. Ничего же просто так не бывает, у любого явления причина и следствие есть — то, чем это закончилось, и это ключ к пониманию того, что в ХХI столетии, например, произойдет.

— То, что вы хорошо историю знаете и, исходя из этого, почти безошибочно предполагать, что дальше будет (ведь все повторяется), можете, несчастным вас делает или нет?

— Ну, что безошибочно — я о себе уж точно не сказал бы (улыбается) — все люди ошибаются... Но, так скажем: тревог это добавляет. У нас эту аналогию очень любят: борьба за независимость 1918 года — и нынешняя. Конечно, повод тревожиться есть, потому что сходства крайне много — например, абсолютная бездарность власти, коррупция... Вы знаете, кстати, что в УНР, в Директории, чудовищная коррупция была?

— Разумеется. А при Скоропадском какая?

— Опять же чудовищная! — и продажа огромного количества военного имущества, которого на три войны за независимость тогда хватило бы: оно распродано, уничтожено, белому движению досталось, которому Скоропадский абсолютно безвозмездно целые склады боеприпасов, артиллерийские парки и так далее передавал.

Сейчас — все то же самое: при полной бездарности руководства, и ведь уже тог­дашняя власть, что делать нужно, поняла. Погромче «Слава Україні!» и другие патриотические лозунги кричать, на себе всю прес­су зациклить — и спокойно жрать и воровать можешь.

— Все, как сейчас...

— ...а государство на своем хребте простой народ тащит, а простые солдаты, никогда у кормушки не стоявшие, воюют. В результате мы государственность потеряли, потому что лучших, как Болбочана, расстреляли, а людям фальшивый патриотизм очень быстро приелся, за которым, по боль­шому счету, ничего не стояло — только вра­нье, бездарность и желание карманы набить быстрее. Люди-то фальшь рано или позд­но чувствуют, постоянно на ней выезжать нельзя.

«РЯДОМ С ТАКИМ СОСЕДОМ ПОСТОЯННО СЛАБЕТЬ — ЭТО ЗНАЧИТ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ВТОРЖЕНИЕ ПОЛУЧИТЬ» 

— К потере государственности мы близки?

— Эти порошенковские или муженковские страшилки «через месяц наступление начнется» или «через два месяца начнется...» повторять не хочу: это не исторические категории — это чушь!

— 100 процентов!

— Когда это произойдет, никто не знает...

— ...мы и сами себя угробить можем, правда?

— Да, наступление условного Путина у себя в голове начав. Вопрос в другом — тенденции есть, которые хорошо видны: например, топтание на месте в экономике. Нужно же понимать, что если ты на месте стоишь, а остальные вперед идут, если у тебя, условно говоря, рост два с половиной процента, а у других — три с половиной, то ты не просто никуда не движешься, а с каждым днем отстаешь — доля твоя в мировой экономике, вес твой только уменьшается, прежним не остается.

Вот мы на месте в экономике топчемся, экономика деградировала, наука тоже абсолютно, и вместе с ней — система образования. Вы же видите, что наши вузы в коррупционные кормушки превратились — никакие это не храмы знаний, а самое жуткое — то, что население массово выезжает...

— ...миллионами!..

— ...что оно стареет, что в жуткую демографическую яму уже мы попали. Кто мы в итоге такие? Страна с отсталой и все более отстающей экономикой, с деградирующими наукой и технологиями, с бегущим либо вымирающим населением — и с Россией, которая (ну, в лице всей этой евразийской элиты, по крайней мере)...

— ...ослабления нашего хочет...

— ...и потом взятия под контроль всей территории Украины. Извините, но рядом с таким соседом постоянно слабеть — это значит рано или поздно вторжение получить: ну, в той или иной форме — не важно, оно культурным, ментальным, политическим, военным или же комбинированным будет, но это реальная угроза, и как историк вам скажу: мы крайне опасным неправильным путем движемся, который через год либо через пять страну к реальной потере независимости привести может.

Сейчас вот много рассказов о том слышу, что мы новую армию сформировали, а скажите, сравнение с чем идет? А сравниваем мы с армией 2014 года...

— ...которой вообще не было...

— Во-первых, не было, а во-вторых, пять лет страна пять процентов ВВП в армию вкладывала. Это абсолютно любой президент делал бы, просто, может, другой не так на этом крал бы, потому что это его жизненная необходимость — вкладывать, он свое кресло под своей задницей этой самой армией защищает, но это же логическая ловушка! Нынешнюю украинскую армию, повторяю, с армией 2014 года сравнивают, но ее-то сравнивать с армией не вероятного, а реального противника, то есть с российской, надо, а российская все эти годы чудовищную, гораздо более мощную, чем в Украине...

— ...модернизацию проводила...

— Вооружения в первую очередь. Мы прямо и откровенно признаться должны: на самом деле, мы не паритетно росли, российская армия росла быстрее, а сравнение с самими собой... Мы что, с собой образца 2014-го воевать собираемся? Нет, с Россией — если придется (ну, нам и так приходится, но я сейчас о полномасштабных военных действиях говорю). Вот вам опять логическая ошибка, вранье и так далее, потому что...

— ...потому что вот так...

— Да.

— Украинский национализм для вас в чем заключается?

— Ну, смотрите: если о моральной стороне говорить (я так абсолютно любой национализм, и свой украинский в том числе, вижу), национализм — это антиэгоизм, ощущение того, что человек на самом себе, мол, вот я — и дальше ничего нет, не за­канчивается. Дальше близкие есть — родственники и друзья, дальше родня большая — это нация, которая ощущать, что у нее общность судьбы и существования есть, должна. Вот я четко ощущаю, что мое будущее и будущее моего ребенка, безусловно, с моей нацией связано, — если у нее все хорошо будет...

— ...значит, и у меня тоже...

— У детей, у стариков: вот это — национализм. Конечно, такое ощущение в стране с чудовищным социальным расколом возникнуть не может. Порошенко хоть до хрипоты «Cлава Україні!» кричать может, но не будет национализма в стране, где для бедных — эпидемия кори, как в Средние века (и мы уже, по-моему, в пересчете на душу населения Молдовы беднее), а для богатых, для хозяев жизни, — первое место по покупке элитных иномарок в Европе. Какой общий знаменатель у этих людей есть? В чем тут национализм?

Конфуций очень четко это обозначил: «Бедным в богатой стране быть стыдно — как стыдно быть богатым в стране бедной» — мне кажется, эта формула правильная. Вот и национализм — ощущение общности, но рождается оно оттого, что каждый член общества свою ношу нести должен. Не только правами обладать — либерализм уже это до абсурда довел: больше, больше, больше прав — а как же обязанности, из этих прав вытекающие? Кто их на себя брать должен — только простой человек или и власть тоже?

«НЕОНАЦИСТЫ, САТАНИСТЫ, ТРОЦКИСТЫ-МАОИСТЫ — ВСЕ ЭТО ИЗ ОБЛАСТИ ЛИРИКИ КАКОЙ-ТО» 

— В России говорят, что некоторые бой­цы «Азова» неонацистами и праворадикалами являются, — это так?

— (Улыбается). Ну, первый термин в сторону мы отбросим: неонацисты, сатанисты, троцкисты-маоисты — все это из области лирики какой-то...

— И уклонисты...

— Да-да-да, еще право-левацкие уклонисты были: это если центрист, но посадить надо — значит, право-левацкий уклонист. Так вот, насчет праворадикальных идей. Для разных веток левой мысли, а их сейчас в мире две — это такое левацкое евразийство в России (Сталин, обожест­вление государства, империя) и, с другой стороны, современная...

— ...Франция...

— Ну да. Ее, эту идею, за либеральную выдают, она и в США, и во Франции, и в Германии есть, так вот, для обоих этих направлений праворадикал — это любой человек, который любые национальные принципы, самые простые, исповедует. Как в Европе: границы мои в покое оставьте! Это мое, как дом. У человека ощущение чего-то своего есть — и у нации, конечно, тоже. Праворадикал — любой человек, консер­вативные ценности исповедующий, остановить это безумие транснациональных корпораций, этих трансидей мировых пытающийся. Я не против: праворадикалом называть хотят — пусть называют, лишь бы...

— ...дуло не наставляли...

— Да, по крайней мере, мы не уклонисты: азовцы за родину свою сражались и сражаются. Кем я на самом деле являюсь? Безусловно, украинским националистом и, скажем так, панъевропеистом — я в европейскую цивилизацию верю. Я себя частью европейской цивилизации считаю, и мне не только за жизнь моей страны страшно, но и оттого, что вся великая Европа, фактически современную модель мира построившая, в тартарары катится.

— Давайте теперь зафиксируем: будучи украинским националистом, вы не против русских, венгров, евреев, болгар, молдаван и так далее?

— Смотрите: венгры, русские, белорусы, еврей, бельгиец, норвежец, ирландец, много итальянцев, болгары, греки — представители множества национальностей в «Азове» служили и служат, отделения Национального корпуса в регионах возглавляют. Мы с вами уже говорили: Запорожская Сечь — вот идеальная модель! Минимальная, базовая идентичность: христианство, язык (в то время это важным было), на изучение которого тебе время дают, — и готовность эту землю и побратимов защищать, собственную кровь проливая. Хороший показатель был? Отличный!

Нам качественные люди нужны, и если человек сюда приезжает и украинцем через службу в украинской армии становится — это позитивно, это ни в коей мере наш культурно-цивилизационный код или круг не размывает.

— Что у вас со «Свободой» конфликт, это правда?

— Да нету конфликта, нет. Это у вас со «Свободой» конфликт (улыбается) — я не­много слежу.

— Тоже нет — это у «Свободы» со мной, и то не у «Свободы», а у некоторых ее руководителей...

— Давайте этот вопрос сразу рассмотрим, чтобы в стороне оставить. В политическом плане мы, к сожалению, сейчас не сотрудничаем, и действительно, к сожалению, потому что, считаю, дело чести каждого националиста...

— ...объединяться...

— ...да и вообще, каждого украинца, не только националиста, — четко свою позицию обозначить. Например, по делу Свинарчуков, потому что у армии воровали...

— Хуже не придумаешь...

— Это все равно что на онкобольных детях наживаться. Ну, я знаю истории и о том, что власть этим тоже занимается, и это самый яркий показатель ее гнусности. Флаги с акций, всю патрийную символику Национального корпуса мы убрали, и я очень рассчитывал, что националисты и ветераны АТО к нам присоединятся. Ветераны есть, они массово присоединяются, националисты тоже, но без свободовцев почему-то...

«ЯРОШ ЧЕСТНЫЙ И ПРОСТОЙ, КОТОРЫЙ СВОЙ ДОЛГ ПЕРЕД РОДИНОЙ, В ТОМ ЧИСЛЕ НА ВОЙНЕ, ВЫПОЛНЯТЬ ЧЕСТНО СТАРАЕТСЯ» 

— Что об Олеге Тягнибоке вы думаете?

— Что это старый опытный политик.

— Старый по возрасту?

— (Улыбается). В политическом плане: старым человеком быть можно — и в политике недавно находиться...

— Вам он нравится?

— Ну, у него своя политическая сила, своя биография. У меня своя политическая партия, свое движение, но я считаю, что определенные заслуги у Олега Тягнибока есть — в 90-е, 2000-е: в том, что подъема и сохранения украинского национализма касается, — отрицать это не стану.

— Как к Дмитрию Ярошу вы относитесь?

— По-человечески очень хорошо, в человеческом измерении он честный и простой, свой долг перед родиной, в том числе на войне, выполнять честно старается. Насколько он как политическая фигура силен? Думаю, что, конечно же, в 2014-м много возможностей упущено было. Увы...

— Почему Ярош, на ваш взгляд, Порошенко поддержал?

— Ну, мне в принципе гадать не надо — я знаю. У него некоторое количество ребят есть — небольшое, около 100 фронтовиков и так далее, — которые крайне от Генерального штаба зависимы: дают им возможность воевать или не дают, выделяют средства или нет... В этом причина — не думаю, что там какая-то любовь глубокая, к тому же что значит «поддержал»?

— На съезде у президента выступил...

— Не выступил — только присутствовал...

Формально Ярош, как я понимаю, кандидата от «Свободы» поддерживал, но периодически с Порошенко появлялся — я же говорю: понять это могу...

— ...а простить?

«Важнейшая веха не для «Азова», а для Украины — взятие Мариуполя. Потеря его крахом стала бы — после Донецка и Луганска еще и этот город-порт потерять. Безусловная катастрофа была бы»

— Ну, когда фронтом ты озабочен, тебе совершенно плевать, как, но ты результата добиваться там хочешь, для тебя это единственная война, единственная цель — и на нее все ресурсы ты направляешь. У меня свое видение в этом плане, я ощущаю, что мы в потолок упираемся, что очень многое не туда идет — в армии имею в виду. Поверьте, если бы эта власть хоть на 50 процентов тем, что она декларирует, то есть украинской властью, была, если бы для Порошенко на первом месте не интересы корпорации «Рошен», не поборы со всех и вся: с таможни, Роттердама+, Дюссельдорфа+, «Автодора», «Оборонпрома», с каж­дого киоска, который в этой стране есть, стояли — если бы для него действительно армия важна была, если бы мы развиваться могли, не задыхались, я тоже все силы исключительно на военную сферу направил бы.

На самом деле, до 2016 года я себе приоритеты так расставлял: никакой политики, все это ерунда, сначала — победа на фронте, а затем — разбирательства. Потом до меня дошло: без понимания здесь, в Киеве, того, что война — это прежде всего вопрос ресурса, ничего не будет. Ресурса в том числе морального, ведь 2014-й вспомните: люди рестораны продавали, бизнеса лишались — все на фронт везли! Любые лишения терпеть готовы были, любые потери, воевать от 16-летних до 60-летних шли, армию вся страна поддерживала — это моральный ресурс был!

Еще экономический ресурс есть — хоть 15 процентов бюджета на армию нарисовать можно, но если бюджет Украины, наверное, в три с половиной раза меньше, чем бюджет Израиля, что, собственно, тратить мы можем?

Моральный, экономический, человеческий демографический ресурс... Война — это ресурс, и поскольку ресурс этот катастрофически, как шагреневая кожа, сокращается, выхода в чисто военной ситуации нет. Нам нормальная ситуация в тылу нужна, нормальная власть, полноценно работающая экономика, миллионы украинцев возвращающиеся, которые в том числе армию пополнят. Нормальная наука, нормальный ВПК, которые возможность такую махину создать дадут, с которой русские, как минимум, связываться не захотят, себя для этой истории обнулять не пожелают, и тогда — военно-дипломатическое решение ситуации с Донбассом, потому что Крым — гораздо более долгая история, безусловно. Это только у порошенковедов и порошенкофилов в голове, что они когда там его вернут? За лічені дні?

— Лично для вас украинская национальная идея в чем заключается?

— Ну, мы ведь уже говорили, оно у меня в голове вертится...

— Сформулировать можете?

— Могу. Я сильное самостоятельное современное государство с полноценным социальным обществом хочу (для меня мо­дель скандинавских стран приемлема), где разрыв между слоями населения минимальным будет.

— Общество социальной справедливости?

— Ну, так это называть давайте. Я Ук­ра­и­ну хочу, которая сама по себе центром при­тяжения будет, — я это, например, в Бал­то-Черноморском блоке вижу. Да, конечно, там несколько центров притяжения сло­жится, безусловно, Украина значительную роль вместе с Польшей, скорее всего, играть будет, но мы мощнейшее государство построить можем, которое на себе и Шелковый путь китайский, о котором так много разговоров, замкнет...

— ...и Польшу успокоит...

— ...и Россию, на самом деле. Государст­во, которое бастионом консервативных ценностей для Европы — для европейской национальной идеи — станет, то есть не евразийство идиотское будет, а, собст­венно, блок этот, и в очередной раз, как по­битая собака, хозяина то на востоке, то на западе, то еще где-то искать мы не будем.

Если честно, логика людей, которые за Порошенко, меня ужасает. Они говорят: «Россия велика, страшна и так далее, поэтому даже ручное управление Соединенными Штатами Америки — большое для страны благо», но это же лакейское по своей сути мышление: от одного барина убежал, потому что он бил, — и не на Сечь пошел, а ко второму барину...

— ...доброму...

— Да, который пироги на Пасху дает, хотя там тоже ты раб, земли своей не имеешь, пять дней в неделю на панщине ишачишь.

— А без барина Украина может?

— Конечно! Вот о национальной идее мы говорим. Самостность — это тоже национальная идея, ощущение себя как полноценных, как тех, кто могут.

— Без комплекса неполноценнос­ти...

— Японию возьмите: 80 процентов жилого фонда в 45-м году уничтожено было, промышленности — ноль, зеро, ничего не осталось, человеческие потери катастрофические, еще и зона заражения радиацией огромная. «Прекрасные» условия, казалось бы, но они от американцев как от прямого управления максимально быстро избавиться пытались — они, немцы после Второй мировой... В истории еще ни одной страны не было, которая чужим умом поднялась!

Да, многие американцев как союзников использовали, а нам кто это делать мешает? И их, и Европу союзниками считать, сотрудничать, на рынки их выходить, нужно, но то, что мы делаем, не делать, а у нас огромное количество органов фактически из вертикали украинской власти выведено, мы министров сюда допускаем, украинского гражданства не имеющих...

— Навыков не имеющих!

— Не про Супрун, кстати, разговор — может, она еще меньшее во всей этой истории зло... Мы прямое управление, вмешательство по любому поводу и даже без повода допускаем — с такой психологией Панамой можно быть, Пуэрто-Рико, но никакой новой Японией или новой Германией Украина не станет, а я очень хочу, чтобы стала, и верю, что потенциал есть: главное — мораль.

«Я ДУМАЛ, ЭТО У МЕНЯ ПЕРВЫЙ БОЙ НА РЫМАРСКОЙ СОСТОЯЛСЯ, А, ОКАЗЫВАЕТСЯ, У МОТОРОЛЫ ТОЖЕ — 14 МАРТА 2014 ГОДА» 

— В сентябре 2014-го вы командиром полка «Азов» стали...

— По-моему, его позже полком сделали...

— Ну, командиром добровольческого батальона «Азов» — так скажем, а какие самые большие у «Азова» вехи, что бы вы как основополагающие моменты вы­делили?

— Картина следующая была: партизанский отряд «Черные человечки» собрался — ну, это кич по поводу «зеленых человечков» в Крыму, а «черные» «зеленых» отлавливали (кстати, нас еще и в расизме обвиняют — за то, что такое название было). Так вот, 5 мая 2014 года этот отряд официально час­тью батальона стал, потом батальоном, затем — отдельным отрядом спец­назначения «Азов». Я действительно командиром его формально не был — по той причине, что у меня паспорта с собой не было (улыбается), поэтому командиром единственный человек из нас всех в Мариуполе стал, у которого при себе паспорт был. Лишь потом я паспорт взял, официально командиром стал... Ну, вот так оно шло — и до полка, по большому счету, дошло.

Что основных касается вех... «Черных человечков» не беру, хотя там много всего было — и захват тогдашнего министра обо­роны «ДНР» некоего Хакимзянова, и первый бой с Моторолой на Рымарской в Харькове...

— ...а Моторола на Рымарской был?

— Конечно. В Фейсбуке меня все время банят, поэтому у меня телеграм-канал есть, просто «Андрій Білецький» называется, и я там видео выложил — за два дня до его смерти. Он по скайпу интервью в майке дает и о своем боевом пути рассказывает — как я вам сейчас и следующее излагает: мол, первый бой моего подразделения в Харькове на Рымарской 14 марта 2014-го произошел. Я думал, это у меня первый бой на Рымарской состоялся, а, оказывается, у Моторолы тоже — 14 марта 2014 года... Словом, в жизни моей и Моторола был, и тот же Клинчаев, которого мы в Луганске с Тимуром, погибшим позднее командиром батальона «Луганск», захватывали...

Итак, 5 мая мы организовались, а уже 6-го бой был — мы в засаду попали. С нашей стороны Душман и Боцман там были, я со второй колонной ехал — и мы уже фактически под конец боя успели. В засаду попали — они несколько пулеметов с той стороны развернули... Самое странное и нелепое (как на войне часто бывает) — что единственным раненым гражданский водитель маршрутки оказался, который нас просто за деньги возить соглашался...

— Кошмар!..

— Ну, он легко ранен был и чудом спасся: полностью два изрешеченных автобуса...

Бой тот мы выиграли. Боцман людей по флангу повел, пулеметчика, одного из автоматчиков уничтожили и Хаким­зянова в плен взяли — мне кажется, это важная веха. Его потом украинская сторона выменяла...

Его в клетке, в голубом вертолете, повозили... Представляете, мы, люди, на военных туристов похожие, в черной форме, как у охранников супермаркета, в кедах, панамах — ну, Афганистан такой 79-го года, и к нам его «Альфа» забирать прилетела — в голубом вертолете, с супероружием... Забрали, по выставкам везде возили, Турчинов его показывал... Мы тогда, кстати, большое количество трофейного оружия взяли, которое на самом деле одной из украинских бригад принадлежало. Ситуацию, когда блокпост отравили, может, помните ? Еду, питье принесли...

— ...и насмерть?

— Нет, если память мне не изменяет, отравления тяжелейшие, но без летальных исходов были, и вот этим оружием они нас в значительной мере и атаковали.

Вторая, безусловно, важнейшая веха не для «Азова», а для Украины — взятие Мариуполя. Порошенко, конечно, врать что угодно может, но это только одно показывает — что человек, который главнокомандующим себя называет, в моральном отношении подлецом является, потому что никогда в жизни старший офицер, если он честный человек, подвиг своих солдат не присвоит — это подлость. О засаде с Хакимзяновым вот я прямо говорю: я со второй колонной шел, позже прибыл, заслуга это больше других, нежели моя...

«ВСЯ МИЛИЦИЯ В МАРИУПОЛЕ ПРЯМОМУ АГЕНТУ РОССИИ ПОЛНОСТЬЮ ПОДЧИНЯЛАСЬ И В ГЕОРГИЕВСКИХ ЛЕНТОЧКАХ ХОДИЛА» 

— А давайте теперь я вам про Мариуполь прямой вопрос задам...

— Давайте.

— Ребята из «Азова» мне говорили, что армия наша Мариуполь оставила, и если бы не бойцы «Азова», которые в городе вопреки приказу «Выходим, Мариуполь россиянам сдаем» остались, Мариуполь сдали бы — так это или нет?

— Нет, армию в сдаче Мариуполя обвинять ни в коем случае нельзя.

— То есть армия оттуда не ушла?

— Мариуполь оставили, но по команде высшего руководства страны. Там 72-я бри­гада была, пехоты у нее фактически не было — одни БМП, а БМП в поле в бою — страшная вещь, но в городе это братская могила, не более. В условиях городского боя при исключительной поддержке пехоты она выживет, а пехоты у армии...

— ...не было...

— ...к сожалению. 9 мая 2014 года часть Национальной гвардии из Мариуполя просто вышла...

— ...по приказу командования?

— Конечно — им там нечего делать было, и они по приказу командования вышли.

— И Мариуполь россиянам оставили, правильно?

— Да, абсолютно точно, и теперь эти вот враки... Что Порошенко говорить любит? Армия вокруг Мариуполя находилась, рано или поздно, с добровольцами или без, он взят был бы, но это — его теория.

Почему это безусловная ахинея, с простой человеческой точки зрения — не говоря уже про военную? Потому что Мариуполь — порт, это раз, от Ейска с российской стороны до Мариуполя контрабандисты за 30-40 минут ходят — это два. Никакого контроля тех мест, в том числе высадки больших судов и так далее, не производилось, доставка оружия, перевозка боевиков, транспортировка в Ейск раненых боевиков, доставка денег для их оплаты, покупки полицейских и так далее — все это совершенно безнаказанно производилось.

Моргун, который тогда начальником милиции был, — кто он сейчас? Этот человек, который в ту пору милицию Мариуполя возглавлял, главой Новоазовского района так называемой «Донецкой народной республики» является. Он после взятия Мариуполя перебежал — получается, что вся милиция в тот момент прямому агенту России полностью подчинялась, в георгиевских ленточках ходила и много необходимого функционала выполняла.

Из-за того, что порт никогда не перекрывался, конечно, Мариуполь открытым для россиян был. Почему о том, что он важен, я говорю? По трем причинам. Во-первых, это полумиллионный город, что само по себе непросто. Давайте представим, что там серьезные бои начались бы и так далее — какая бы это катастрофа гуманитарная, какого масштаба была? Во-вторых, если память мне не изменяет, это 18 процентов всей промышленности страны —оставшейся, там все основные металлургические комбинаты находятся. Всем нам их хозяин нравиться или не нравиться может (скорее, второе), но это крупнейшие предприятия...

— ...«Метинвест» — бывший комбинат имени Ильича...

— ...«Азовсталь», «Азовмаш»... Ну, извините, это гиганты, от которых очень многое зависит, в том числе и бронесталь, к примеру. Взятие Мариуполя металлургию нашу фактически хоронило...

— ...и выход к морю тоже...

— ...а у нас же экономика, при гениальном Порошенко построенная, на металлургию заточена — он ее, на минуточку, не пять лет строил, а еще в ту пору, когда министром экономики у Януковича и председателем бюджетного комитета Рады был. То есть ко всем бедам Украины экономическим человек прямое отношение лет 15 уже имеет — прямейшее!

Так вот, потеря Мариуполя крахом стала бы — после Донецка и Луганска еще и этот город-порт потерять... Безусловная катаст­рофа была бы.

И еще один важный момент. Сейчас, не­взирая на Крымский мост, Крым для рос­сиян чемодан без ручки собой представляет. Почему? Потому что сухопутного коридора нет, так вот, Мариуполь замком к этому сухопутному коридору был.

Где русские войска остановили? Давайте вспомним, что было. 4-5 сентября мы, «Азов», войска в Широкино, в 20 километрах, остановили, а если бы в то время в Мариуполе, за спиной, сепаратистское гнездо было бы? Конечно, Мариуполь взят был бы, так же Бердянск пал бы, и до Крыма им рукой подать было бы.

«В ШТУРМОВОЙ ГРУППЕ «АЗОВА», КОТОРАЯ МАРИУПОЛЬ ОТБИЛА, 154 ЧЕЛОВЕКА БЫЛО» 

— Итак, по распоряжению высшего политического руководства страны ук­ра­инская армия из Мариуполя ушла — правильно?

— Ну, да — решением солдат либо командиров батальонов это точно не было.

— То есть город по приказу ук­­раинской власти россиянам на растерзание отдали...

— Безусловно (разводит руками), без кавычек абсолютно.

— Почему же «Азов» не ушел? Вам ведь тоже уходить говорили — верно?

— На самом деле, история там очень сложная и запутанная. После 6 мая от нас потребовали, чтобы всем составом в Киев мы выдвинулись, — чтобы тут в Министерстве внутренних дел как официальный батальон оформиться. Мы поздно ночью 8 мая доехали, я первый раз часа три поспал, и рано-рано утром меня звонок разбудил — не буду говорить, какого генерала, который сказал: «Андрей, тут такое дело... Мариуполь под прикрытием митинга сепаратисты штурмуют, Нацгвардия выходит, армия выводится... Вам назад ехать надо». Я, конечно, тираду из кучи матов выдал (улыбается), но в тот же вечер, 9 мая, мы с оружием в транспортники МЧС для перевозки воды, не пассажирские абсолютно, загрузились...

— Вертолеты?

— Нет, самолеты, и нас в Мариупольский аэропорт перебросили.

— Много вас было?

— На тот момент — чуть больше сотни, и еще сотня чуть позже доехала: мы людей собирать начали...

— То есть 200 человек «Азова» Мариуполь отбили?!

— На самом деле, еще в меньшем количестве — в штурмовой группе 154 человека, по-моему, было.

— Вы понимаете, что сейчас сенсационные вещи говорите? Армия ушла — ей соответствующий приказ дали...

— Да нет, не сенсационные. С той стороны пару профессионалов, пару чеченцев, было, но большинство — во многом необученные люди, которым деньги слали, оружие везли...

— ...а российские войска были — регулярные части?

— В самом Мариуполе — не было. Там, по сведению контрразведчиков, тогда до трех военспецов, непосредственно грушников российских, находилось, которые обучали, прямой российский агент Полковник был — действительно полковник, гражданин Украины, на территории Украины живший, все эти годы агент ФСБ, военный на пенсии, который минирование, причем на очень профессиональном уровне, организовывал. Остальные — шушера нанятая...

— ...шпана...

— ...мы же их ловили, интервью о том, как это происходило, давали. В основном их в Россию, в Краснодарский край, вывозили, там они буквально трехнедельные курсы молодого бойца проходили...

— ...и назад...

— Туда их возить еще со времен Майдана начали — они на руки бумагу получали о том, что на сельскохозяйственные или хозяйственные работы едут — свинарники крыть и так далее (улыбается). Обучение примитивное проходили — и назад воз­вращались, но уже на отделения, взводы поделены были, и вот мы в Мариупольском аэропорту оказались — и с того же дня всю эту историю под увеличительным стеклом рас­сматривать начали. Между днем, когда мы в аэропорту приземлились, и штурмом Мариуполя почти месяц прошел. Почему столько времени? Просто делать это нам не давали. Два штурма Мариуполя было же — первый ночной, когда достаточно близко мы подошли, но отходить пришлось, потому что легкораненые были. Ну, мы просто всю систему огня, обороны и так далее прощупать хотели, и уже, собст­венно, второй — тот самый, удачный.

Все это очень долго мы изучали. Такая идея была, что в Мариуполь зайти нельзя, там везде сепаратисты. Мы говорили: «На самом деле этой мрази, хорошо организованной, там несколько сотен человек, плюс подпевающая им часть милиции, которая сражаться не будет. Она кого-нибудь с украинской стороны арестовать может, разведку вести...

— ...но в бой не пойдет»...

— Да, и о несметном количестве боевиков, о какой-то сверхтехнике речь не шла. Они город страхом удерживали — как Славянск, как Донецк. Кто мне объяснить может, почему Муженко, Гелетей и так далее, изолированных боевиков в Славянске имея...

— ...их выпустили...

— ...Донецк под контроль не взяли?! Где разрозненные банды в лучшем случае были...

«РАЗРЕШЕНИЯ НА ШТУРМ МАРИУПОЛЯ НАМ НЕ ДАВАЛИ, КОНТРРАЗВЕДЧИКИ ГОВОРИЛИ: «ТАМ 300 ЧЕЧЕНЦЕВ, ОНИ НА МАТРАСЫ ЗАЛЕГЛИ. ВЫ ЗАЙДЕТЕ — И НОВОГОДНИЙ ШТУРМ ГРОЗНОГО БУДЕТ» 

— А почему из Славянска три часа боевики шли...

— Ну, не три — колонна их шесть часов шла...

— ...по степи, открытой...

— ...абсолютно точно...

— ...в Донецк — и никто их не остановил, с воздуха не разбомбил...

— Давайте так: мне, например, когда колонна эта возле кинотеатра формировалась...

— ...Гиркина?

— Да, люди в прямом эфире звонили и говорили: мол, я стою, их вижу, они формируются, такие-то автобусы, туда имущество, туда — женщин с детьми грузят... Это часами длилось, и вы думаете, я уникальный какой-то? Конечно же, нет — этих сведений у всех валом было.

— Это импотенция государства, предательство на высшем уровне — что?

— Разумеется, импотенция, и в первую очередь, паралич воли. Я разрешение Мариуполь штурмовать 9 июня дать просил — нет, 11 июня — не давали, 12 — не давали, но уже брожение началось, я до самых киевских верхов дошел, до Полторака, Турчинова достучался: дескать, вы всем нам беду делаете. Они либо сюда 300-500 боевиков привезут, и тогда наше сопротивление в таком городе нереально будет, либо колонну на более удачную цель — на Волноваху или еще на что-нибудь — перенаправят. Или крюком через Бердянск пойдут и наверх подниматься начнут — варианты разные были.

Никакого разрешения нам не давали — знаете, почему? Сейчас расскажу. Мы им все, что только можно, рассказывали, — кто, где и когда дежурит, кто снайперы, Хан­тера взяли — очень профессионального их снайпера, который с коллегами выпить вышел и в результате в плен попал... У нас очень много информации было, девочка-мариупольчанка была, которая с георгиевской ленточкой им еду носила, с ними песни пела, баррикады строить помогала — в результате через петличку мы абсолютно все видели! На всех этажах у них на Греческой она была, почти во всех комнатах, мы, где амбразуры, где оружие, какой тип оружия и так далее, понимали...

— ...потрясающе!..

— ...все знали, но когда за стол все это объяснять я садился, контрразведчики украинские говорили: «Ты понимаешь, что там 300 чеченцев? Они на матрасы залегли. Эта ваша Греческая улица — только приманка, вы зайдете — и новогодний штурм Грозного будет. Вы требуете, чтобы вам бронетехнику, армию дали? Вас всех там положат!».

Я в ответ: «Какие чеченцы, какие матрасы? Как можно 300 человек положить, чтобы ни один житель Мариуполя об этом не знал?». Ну, это же чеченцы, в конце концов, — не самые дисциплинированные на планете люди: невидимыми они быть не могут — такие сведения безумные откуда?

Думаю, один однокурсник, который в ФСБ служит, другому, который в СБУ, позвонил...

— ...100 процентов...

— ...и либо ему «натрусил», либо просто сочувствием этого сотрудника воспользовался.

«КАКИЕ ГЕРОИ? ПОРОШЕНКО УЖЕ ЧЕТКО СКАЗАЛ, ЧТО МЫ НИКТО, ЗВАТЬ НАС НИКАК И МАРИУПОЛЬ «АЗОВ» НЕ ШТУРМОВАЛ» 

— У меня вопрос: что Мариуполь — это предательство, по большому счету, из Киева было, вы понимаете?

— А Дебальцево — не предательство?

— Конечно...

— А Изварино?

— Само собой...

— А Иловайск?

— Разумеется...

— А, извините, личное распоряжение на­чальника Генерального штаба фортификационных работ вокруг Донецкого аэропорта не проводить?

— Муженко?

С Дмитрием Гордоном. «Что Мариуполь — это предательство из Киева было, вы понимаете?». — «А Дебальцево — не предательство?». — «Конечно». — «А Изварино?». — «Само собой». — «А Иловайск?». — «Разумеется...»          Фото Ростислава ГОРДОНА

— Да, на тот момент уже Муженко: мол, потому что у нас Минск, и нарушать его мы не должны, а то, что хода сообщения к вышке диспетчерской даже не было, — это нормально? Что, никто об этом не говорил? Естественно, говорили...

У добровольческих подразделений того периода свои «плюсы» по сравнению с армией есть и, безусловно, свои «минусы» — они друг друга уравновешивают, поэтому разницы большой нет, но «плюс» в том, что командир добровольческой роты, батальона и так далее плюнуть на любой приказ Му­женко просто потому мог, что уровень инициативы и недоверия у него выше, и это помогало, а у армейского офицера уро­вень дисциплины выше, и это его «плюс». Вместе с этим, однако...

— ...он слушаться должен...

— ...у него безынициативности больше — из-за армейской субординации.

— Чтобы тему Мариуполя закрыть: героями, которые украинский Мариуполь отстояли, вы себя ощущаете?

— Нет, Петр Алексеевич Порошенко уже все четко сказал (улыбается)...

— ...что?

— Что мы никто, звать нас никак и Мариуполь «Азов» не штурмовал. Загвоздка, правда, в том, что четырехчасовое видео штурма есть — с момента нашего выезда из аэропорта до поднятия флага на Греческой, 20 пленных, БРДМ (боевой разведывательно-дозорной машины. — Д. Г.) уничтоженной и штурма РОВД — последнего оплота сепаратистов: вот с этим всем что делать? Ну, о’кей!..

— Так ощущаете или нет, без ложной скромности давайте: Мариуполь, по-честному, вы спасли?

— Да, думаю, что «Азов» Мариуполь спас.

Когда я в первый раз через два дня по Мариуполю ехал, это фантастическое ощущение было — никогда в жизни, ни до, ни после, такого я не испытывал. Вот едешь ты, а вокруг мамы с детьми, с колясками — мирная жизнь, и ты понимаешь, что по городу едешь, который ос­во­бодил ты. Это сумас­шедшее чувство, и еще — тебя позитивно встре­чают. Люди «Слава Украине!» кричат, ру­­кой машут — не за деньги, как у Порошенко на митингах, а потому что их флаг к ним вернулся и они знают, что это мы сделали, поэтому — да, гордость в связи с этим есть.

«ЧЕЧЕН, ПРИВЕТ, МЫ ДО ТЕБЯ ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОБЕРЕМСЯ!» 

— Мне слышать приходилось, что Ма­риуполь якобы рязанские десантники наводнили и одна из дружественных Украине стран какое-то сверхсекретное оружие испробовала и размолотила не­прошеных гостей так, что останки собрать не могли, — это правда?

— (Смеется). Думаю, что ахинея и то, и другое — прямо вам скажу. В магические кастрюли — в любое супероружие — я не верю: каким бы оружие ни было, одно никогда не меняется — человек, который им пользуется...

— Нет-нет, с кораблей, в море стоящих, ракеты якобы пускали...

— Ну нет: ахинея. За все это время в Ма­­риуполе четыре капитальных здания пострадали — в период штурма, пара подвалов, откуда боевиков гранатами выкуривали, и одна БРДМ, которая, к сожалению, не российская была, а у одной из наших воинских частей отнята...

— ...то есть рязанских десантников не было?

— Там несколько военных специалистов было, несколько сот негодяев проплаченных, большие профессионалы, среди которых Чечен, которому тогда улизнуть удалось и который, я считаю, там самым лучшим является. Это мой незакрытый гештальт, я этого человека достать хочу, и если он меня слышит — Чечен, привет, мы до тебя обязательно доберемся! Это действительно один из самых профессиональных разведчиков-диверсантов «ДНР», ну и России сейчас.

— Он чеченец?

— Нет, это кличка — на самом деле он, как Безлер, криминальщик, который очень большую подготовку прошел, ну и, очевидно, у него талант определенный. Вот он, тот полковник Батя, о котором я уже говорил (его потом тоже взяли — еще месяц он подрывы украинских войск совершал), — это люди, которым во время штурма по причинам, от «Азова» не зависящим, сбежать удалось.

«Азов» 150 человек выставил, две штурмовые группы, которые, собственно, штурмом занимались, у нас раненые были, люди истощены были. Длинный бой плюс не­имоверная, космическая жара под 40 градусов! Сильнейшее истощение было, судороги — от обезвоживания... Нам оцепление выставить должны были, потому что это старый греческий район, там большое количество подземелий, многие погреба друг с другом соединены. Два кольца оцепления должно было быть, то есть две штурмовые группы идут, за ними — внутреннее кольцо оцепления и внешнее. Вот это внешнее кольцо по приказу Моргуна, который тогда на украинскую сторону перекинулся, из нацгвардейцев и милиционеров состояло...

— ...на российскую, в смысле?

— Нет, тогда он своим прикинулся, хотя мы сразу говорили, что это шпион, что он меморандум с «дээнэровцами» — с Чеченом — подписал, а нам отвечали: мол, нет, он хороший полицейский, просто у него ситуация безвыходная. Он еще месяц пос­ле этого милицию возглавлял...

— ...всего Мариуполя?

— Да, а потом в «ДНР» окончательно уехал.

— Потрясающе!

— Ну, с подбором кадров Петра Алексеевича он бы его еще и вернуть мог, на самом деле — сейчас порохоботом был бы...

— Ужас!

— Короче, второе кольцо оцепления сня­то было, и это к тому, что самые грамотные ушли, привело. Чечен все бросил — мы его автомат, разгрузку, машину нашли... Он совершенно пустой уходил, тем не менее улизнул, и это для украинской армии горе большое, потому что потом много дерзких диверсий он совершил.

(Окончание в следующем номере)