О популярнейшем писателе Викторе Суворове и его роли не только в постсоветской, но и в мировой историографии за 27 лет, прошедших с тех пор, как его скандальный, шокирующий, переворачивающий все с ног на голову (или наоборот — с головы на ноги?) «Ледокол» увидел свет, сказано немало. Некоторые (как правило, бывшие соотечественники) называют его талантливым лжецом и искусным жуликом, который умеет убедительно и красиво непроверенные данные излагать, но немало (если быть точным, то миллионы!) и тех, кто уверен: а Суворов-то прав, так называемая Великая Отечественная война началась и развернулась во всю свою ужасающую мощь лишь потому, что Гитлер Сталина на две недели опередил. Не сделай он этого, захватчиком по отношению к странам Центральной и Западной Европы наверняка не фашистская Германия стала бы, а как раз-таки Советский Союз...

Очень точная зачастую в определениях российская журналистка Юлия Латынина несколько лет назад сказала, что «Виктор Суворов — первый человек, который внятно и связно объяснил нам, что же происходило в СССР до 22 июня 1941-го. Его роль в истории Великой Отечественной войны может быть сравнима только с ролью Галилея в физике, который первым установил, что все тела с одинаковым ускорением падают, — до этого две тысячи лет думали, что тяжелые тела падают быстрее».

Все последующие книги беглого советского разведчика, ставшего знаковым писателем, можно запрос­то называть «Ле­докол-2», «Ледокол-3» и так далее, по номерам, и не потому, что друг на друга похожи — просто предназначение у них одно: сломать, размолоть и растопить толс­тенную корку льда, которой покрыто сознание советских и постсоветских людей. Всех тех, кого учили: СССР победил «коричневую чуму» без посторонней помощи, деды воевали, а загнивающий Запад непонятно чего ждал и практически не помогал, исход войны решили товарищ Сталин, доблестный маршал Победы Жуков и компания...

Будучи и без того гонимым и дважды (!) заочно приговоренным к расстрелу, Вик­тор не побоялся высказаться и об античеловеческой системе под названием «Советский Союз», и о Сталине, и о Жукове, и о том, как работала и работает до сих пор советская пропагандистская машина, сделавшая из Сталина — великого вождя и отца народов, к памятникам которого до сих пор несут цветы и чей портрет ни снимать со стен, ни стирать из памяти не спешат.

Так же бесстрашен мой собеседник, ког­да речь о Путине заходит и о том, что по его воле на востоке Украины творится, о Савченко, Сенцове и других, о тотальной несправедливости и абсурде. Из русскоязычных знаменитостей ведь только Суворов, пожалуй, к Путину так обратиться решился: «Тебя, кремлевского скота, все равно поймают, с тобой все равно разберутся. У тебя, чекиста, сегодня единственный шанс спасти и себя, и Савченко остался, иначе каждый твой шаг положение России лишь усугублять будет». И это тогда, когда большинство благополучных, богатых и известных отмалчивается, предпочитая делать вид, что ничего страшного не происходит. Не зря ведь говорят, что одна смерть — это трагедия, а тысячи смертей — уже статистика...

Удивительно, но Виктору, который с 1978 года в Великобритании живет, виднее и понятнее то, что происходит в России и в Украине, чем многим, кто там проживает. Ему, эмигранту и давно уже подданному Британской Короны, совершенно ясно, что нет у нас никакой гражданской войны и тем более АТО — война за независимость идет, которая еще с момента распада Советского Союза, как болезненный нарыв, назревала, едва не рванула во время первого Майдана и была протестирована на населении Грузии в 2008-м.

Оказывается, с туманного Альбиона ему удается хорошо рассмотреть, что под видом донецких шахтеров в Донбассе и русские, и буряты, и чеченцы, и калмыки воюют, что гуманитарные конвои — это караваны с оружием и провизией для наемников, и что ослабленной, измотанной военными действиями, потерявшей в течение последних двух лет лучших своих сыновей и дочерей Украине гораздо проще сейчас оккупированный Донбасс, как попавшую в капкан волчью лапу, отгрызть, и ни сил, ни средств, ни самого главного своего ресурса — человеческого — не тратить на тех, кто до сих пор не определился, с кем быть и как жить.

Очень жаль, что Виктор Суворов — он же Владимир Богданович Резун, по отцовской линии и по убеждениям украинец — в Ук­ра­ину до сих пор невъездной, и что въезд­ные и выездные до сих пор все те, кто катаются в Россию, как на работу, на телевидение, откуда мечут в сторону украинского народа отнюдь не бисер. Очень жаль, что воз­вращение патриота Украины в Украину пока только на уровне петиций о присвоении ему звания Героя и других пиар-акций со стороны радикально настроенных политсил происходит, и как же хотелось бы, чтобы он, в конце концов, вернулся по-настоящему. Готов с кем угодно поспорить и смело утверждать, что в каждом городе нашлись бы десятки тысяч поклонников его, что собирались бы полные залы, а автограф-сессии и неформальное общение дли­лись бы часами.

В апреле Суворову исполнилось 69. Следующий год у автора «Ледокола», «Аквариума» и других антисоветских бестселлеров — юбилейный. Считайте, что это намек и маленькая подсказка...

«ПУТИН В КГБ ДОБРОВОЛЬНО ПОШЕЛ, НО ПОСЛЕ ТОГО КАК «ОДИН ДЕНЬ ИВАНА ДЕНИСОВИЧА» ТЫ ПРОЧЕЛ, КАК МОЖЕШЬ В ГБ СЛУЖИТЬ? — И ВОТ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК РОССИЕЙ СЕЙЧАС УПРАВЛЯЕТ»

— Добрый вечер, Виктор, мы сегодня уже третий раз встречаемся — и снова на территории Великобритании. Первые два раза в Лондоне виделись, и теперь, как настоящие разведчики, поменяв пароли и явки, в Манчестере беседуем. Я, конечно, надеюсь, что в следующий раз в Киеве увидимся, но это разговор особый. Мне очень приятно с патриотом Украины общаться, с человеком, который читателям не только основы шпионажа, но и захватническую суть советской, российской империи, открыл (ничего же не меняется) и всему миру рассказал, чем в свое время ГРУ Генштаба Вооруженных сил СССР занимался.

Наш разговор я хотел бы с истории не совсем давней начать. Бывший первый заместитель председателя КГБ Ук­раинской СССР, а затем первый председатель СБУ независимой Украины, премьер-министр Украины, председатель СНБО, министр обороны Евгений Кириллович Марчук рассказал мне, как после начала перестройки по заданию Горбачева все республиканские Ко­ми­теты госбезопасности реабилитацией незаконно осужденных и убитых в годы сталинских репрессий людей занимались. Марчук соответствующую комиссию по Украине возглавлял, и после того как о миллионах арестованных, расcтрелянных и стертых в лагерную пыль, мне поведал, посоветовал в архив СБУ обратиться, который не­дав­но открыли. Когда я туда пошел и своими глазами расстрельные дела читал, мне просто страшно стало, я многое об этой жуткой, перемалывающей человеческие тела и души системе понял.

Евгений Кириллович сказал мне, что когда кадровые сотрудники и слушатели Высших школ КГБ в эту жуть погрузились, они и советскую власть, и советское государство возненавидели, и партию, и КГБ, и все на свете. Инте­рес­но, а по твоим оценкам, много в ХХ веке в Советском Союзе ЧК, НКВД и их последователи людей убили?

— На мой взгляд, какое-то пропалывание огорода происходило, в результате чего чертополох оставался, а цвет нации — украинской, русской, белорусской — истреблялся под корень. Вот смотри: офицерство уничтожено — кроме того, которое на службу к большевикам пошло, но и им потом досталось — и Тухачевскому, и Егорову, и так далее, дворянство уничтожено...

— ...купечество...

— ...постоянно различных религиозных деятелей истребляли — только те выживали, которые какую-то подлость нечеловеческую являли. Академический мир извели...

— ...философов...

— ...да-да-да, а когда о мире искусства мы говорим — о поэтах, художниках — там всегда или прямое убийство, или какое-то скрытое.

На мой взгляд, России в ХХ веке смертельная рана была нанесена, и то, что сейчас мы с тобой видим, вероятно, последний акт российской истории. Мать у меня русская, и больно на эту нацию смотреть: это чудовищно, когда люди просто в дебилов превращаются, в идиотов, и ведь не какие-то алкоголики или бомжи. У меня вот друзья в Москве — умные люди, с которыми жизнь прожил, учился, работал, но звонишь им — и вдруг что-то совершенно чудовищное слышишь: то, что Путин вещает и что эти ребята с ТВ говорят, они повторяют! При советской власти этого не было, понимаешь? Между собой, на кухне...

— ...что думали, говорили...

— ...да-да, Брежнев Леонид Ильич, га-га-га, и так далее... Кстати, самый любимый свой анекдот про Брежнева расскажу — молодое поколение, может, не в курсе, но весь Советский Союз тогда смеялся, и ты, конечно, знаешь это и помнишь. Открытие Олимпийских игр идет, и вот Леониду Ильичу текст приветственной речи дают. Кругом телекамеры, ему показывают: до начала эфира четыре минуты, три, две, и Брежнев читать начинает: «О! О! О! О! О!» — оказывается, это не буквы были, а олимпийские кольца (улыбается). Сейчас эта шутка уже не шутка, но в наше время весь Советский Союз над ней хохотал, а теперь над вождями и не моги, даже если между собой — тебя сразу одернут: «Над кем? Над нашим великим? Да он же...».

Ребята, этот человек, Путин, в КГБ добровольно пошел, и с военной разведкой не путайте: военная разведка — это глаза и уши армии, а армия страну от внешнего врага защищает. Представляете, после того как ХХ съезд всю изнанку репрессий сталинских показал, после того как «Один день Ивана Денисовича» ты прочел, как можешь в ГБ служить? Причем добровольно, подчеркиваю, пошел, никто же не заставлял... После того как «Архипелаг ГУЛАГ» вышел...

— ...и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова...

— ...как можно было туда пойти? — и вот этот человек Россией сейчас управляет.

Я несколько раз об этом говорил и для молодого поколения повторю. 91-й год, все рушится, у Володи Буковского в саду диссиденты собрались, отсиденты — и меня позвали. Ну, я не диссидент, я беглый шпион, но меня в ту очень достойную компанию людей приняли, и я им сказал: «Ребята, третий президент России из ГБ будет». Я ошибся, потому что второй им оказался, а с другой стороны, если Ельцин два срока сидел, значит, все-таки Путин третий. Почему мне тогда было ясно, что дальше — ГБ? Потому что после распада Союза должны были люстрацию провести!

«МНОГОМИЛЛИОННАЯ АРМИЯ СТУКАЧЕЙ ЕДИНОЙ МЕЧТОЙ ЖИВЕТ — ЧТОБЫ ГЭБУХА ВЕРНУЛАСЬ И ЧТОБЫ НЕ РАСКРЫЛИ ИХ НИКОГДА»

— Причем обязательную...

— Да, а эти ребята, диссиденты... Каждый из них достойно сидел, а внутри — доброта, но я-то...

— ...беглый шпион...

— ...и особой доброты во мне нету (смеется)... Они, добрые, говорили: «Нельзя людям жизнь портить, они же не добровольно, их туда затащили...», и тогда я им механизм рассказал, как и почему к власти ГБ придет. Логически, на трех пальцах, объяснил: тайная армия стукачей сидит...

— ...большая?

— Огромная! Многомиллионная! Это, возможно, достойные люди, их заставили и так далее, но они стучат, и если мы их рас­кроем — ну, ничего страшного, их так много, они под давлением обстоятельств это делали, все скоро забудется, а если же не раскроем, в очень неприятную ситуацию попадем. Сидит вот человек: профессор, дворник, машинист тепловоза... Неважно кто — стукач. Если бы его рассекретили — все, раз пережил, и дальше не страшно, а если он не раскрыт, ему хочется, чтобы гэбуха вернулась, чтобы не раскрыли его никогда, так вот, смотри: многомиллионная армия есть, в которой разные слои населения «служат», и она единой мечтой живет — чтобы гэбуха вернулась. Режиссеры кино, оперные певцы, дворники...

— ...и простые шахтеры...

— ...так точно! Понимаешь, мы с тобою никак не связаны: у меня одни интересы, у тебя другие, у моей жены Татьяны третьи — ей новые туфли нужны, а есть группа людей...

— ...одним желанием объединенная...

— ...чтобы КГБ вернулся и их точно уже не раскрыли! Вот мы с тобой сорняки в огороде рвем: что у нас там сверху? Ага, гэбуха. Сейчас мы ее прополем поверхностно, прошерстим, имя ей сменим, внешнюю раз­ведку — туда, ФСО — сюда, Железного Феликса снимем, а корень-то останется! Корень — это тайные стукачи, и вот новый начальник пришел, который знает: все разобщены, но за его спиной — целая армия стукачей, которые, стоит им только намекнуть, голосовать пойдут, в Думу кого нужно проведут, высший пост в стране доверят... И это случилось!

«В 90-Е ГОДЫ ДЕВУШКИ ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ В РОССИИ ПУТАНАМИ НАЗЫВАЛИСЬ, А КАК ТОЛЬКО ПУТИН К ВЛАСТИ ПРИШЕЛ, ШМАРАМИ СТАЛИ, ШЛЮХАМИ, НАРОД САМОЦЕНЗУРУ ВВЕЛ»

— Вернемся, однако, к тем временам, когда массово людей истребляли...

— ...причем лучших!..

— ...а кого не расстреливали, тех из страны выдавливали...

— ...кому повезло!

— Начало этой бойни — 1914 год, Пер­вая мировая война, несколько миллионов убитых, затем гражданская война — тоже миллионы, потом массовая высылка, коллективизация, Голодомор, репрессии 37-39-го, Вторая мировая, вообще десятки миллионов унесшая...

— ...и голодуха жуткая после войны!

— Затем, в конце 40-х — начале 50-х, опять репрессии, в 70-е — массовый исход евреев, после 91-го — снова исход: уже и немцы, и русские, и украинцы эмигрируют — кто угодно. Десятки миллионов людей на этой территории убиты, замучены, сосланы, прошли лагеря, пытки, были из страны изгнаны, и мы понимаем, что это лучшие. Что же нам генетически в результате осталось?

— Тут еще вот какой момент. Есть нация, и в этой нации какие-то личности, которые самостоятельно мыслить, творить, что-то создавать могут. Вот их — вырезают, отсев идет. Остаются стукачи, вертухаи...

— ...рабы...

— ...ага, и у этих рабов дети рождаются, и среди этих детей тоже кто-то все-таки мыслящий — их снова изводят. Потом третье поколение появляется, и отрицательная селекция идет: поколение за поколением режут, режут, режут...

Недавно я шутку про того же Леонида Ильича слышал... При Брежневе мы смеялись (анекдотов же масса была!), а сейчас...

— ...про Путина анекдотов практически нет — правда, как интересно?

— Даже не так! В 90-е годы девушки легкого поведения в России путанами назывались, а как только Путин к власти пришел, шмарами стали, шлюхами, еще кем-то... Народ подумал: «Путин, путаны... Что-то здесь не так...

— ...нехорошо...

— ...неладно звучит». Народ самоцензуру ввел, чтобы «нашего великого» не обидеть, не оскорбить. Почему у нас раньше анекдоты о правителях были, а сейчас нет? Потому, что еще один виток селекции произошел...

— ...отрицательной...

— Конечно, и кто мог, тот сорвался. Мы вот с супругой в Вашингтоне недавно были, причем это не Нью-Йорк, не Чикаго — не центр русской, украинской, еврейской или еще какой-то эмиграции из СССР. Я там выступал, зал битком был набит (не ради саморекламы это говорю, а потому что правда), и после лекции с публикой пообщаться мне захотелось — немного с народом выпить. Я расспрашивать стал: «Вы кто?». — «Инженер-электронщик». — «А вы?». — «Программист». — «А вы?». — «Конструктор авиадвигателей». Россияне! Молодые! И это не рабочие и крестьяне, не барыги, которые на рынке стоят...

— Как бы они на Родине пригодились, да?

— Да, но они понимают, что дома у них будущего нет, и видят, как ребята, такие же русские, с головой на плечах, в Штатах миллиардные бизнесы разворачивают. То есть что получается: наши соседи, из нашего дома, в Америке могут, а в России — нет, и в Украине, наверное, тоже... Какие-то бюрократические или генетические причины есть (не скажу точно, какие именно), но здесь развернуться нельзя — тебя либо заклюют, либо работу твою украдут, какие-то руководители к тебе примажутся, и ты младшим научным сотрудником будешь, а они академиками станут, причем ты у них в последней строчке соавтором будешь числиться. Не знаю насчет «Ледокола», но, думаю, соавторы нашлись бы (смеется).

«К СТАЛИНУ, КАК К УССУРИЙСКОМУ ТИГРУ, Я ОТНОШУСЬ — ЭТО РОСКОШНЫЙ ЗВЕРЬ, МУДРЫЙ, ОПАСНЫЙ, С КОГОТКАМИ НЕСЛАБЫМИ»

— В своих книгах ты и личность Сталина, и его деятельность анализировал — cкажи, пожалуйста, почему так убивать он любил?

— Ой... Ну, этот вопрос нужно было, конечно, товарищу Сталину задавать...

— ...но типаж-то понятен...

— Понятен, да. Вообще, если некоторые мои малохудожественные произведения о Сталине почитать, там в некоторых местах даже восхищение звучит. Ну, это как смотришь — уссурийский тигр идет...

— ...красивый...

— Да. Анаконда вот не очень собой хороша...

— ...гадкое впечатление производит...

— ...а вот тигр красив! Я, хоть и украинец, с Дальнего Востока родом: ну, украинцы там и сейчас живут, целые села были, даже с такими названиями, как Полтава (смеется), но я не из этих, просто отец там служил и угораздило меня на Дальнем Востоке родиться. Уссурийских тигров я тоже воочию никогда не встречал, но они там жили, и даже по картинкам видно: это роскошный зверь, мудрый, опасный, с коготками неслабыми — вот к Сталину у меня примерно такое же отношение.

В новой своей книге «Основы шпионажа» я рассказываю о том, как в военную разведку (не в ГБ, нет) отбор шел, так вот, самое первое, что уловить старались, — наличие или отсутствие чувства юмора. Вот, например, казалось бы, дурак, все экзамены завалил, а юмор присутствует, и это свидетельствовало о том, что все-таки умный перед тобой человек. И, наоборот, бывает так, что все в человеке правильно, круглый отличник — ты, наверное, в школе таких встречал...

— ...да везде, сколько угодно!..

— ...по всем предметам отлично, остальным до него далеко...

— ...но шуток, зараза, не понимает...

— ...и в конце концов дураком оказывается, за советскую власть порвать готов...

— ...и глаза горят...

— ...ага! Ты, кстати, этот анекдот про глаза помнишь?

— Нет...

— (Смеется). Хвост длинный, яйца грязные, а глаза горят — что это такое? В советское время в Москве очередь за яйцами! Глаза горят, потому что всем такое счастье схватить хочется.

«У РУССКОГО НАРОДА ДВЕ ФОРМЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ: ИЛИ ВОЛЬНИЦА, ИЛИ ЖЕ ЦАРЬ-БАТЮШКА И НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ СЕКИР-БАШКА, ПРИЧЕМ ПРИ БОЛЬШОМ СКОПЛЕНИИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫМ ЭТО НРАВИТСЯ»

— У Сталина дьявольский юмор был, а значит, умный был человек. Он-то злодей...

— ...иезуит...

— ...да, но юмор настолько черный, настолько уникальный имел... Иосиф Виссарионович в заседаниях Комитета по Сталинским премиям неизменно участвовал, и вот Москва, заседание, длинный стол, каждый из присутствующих высказаться должен, и мнения Сталина никто не знает. Он ходит, ходит...

— ...и всех слушает...

— Роман какого-то Бюльбюль, словом, чей-то там роман на Сталинскую премию I степени выдвигают — это 100 тысяч рублей, II степень — 50 тысяч...

— ...немало!..

— Колоссальные деньги! Мой отец две тысячи получал — это очень много было, а у уборщицы 300 рублей зарплата была. В общем, писателя на премию I степени выдвинули, один предложил, другой согласился, третий тоже поддержал... Сталин ходил-ходил, трубку курил-курил — и вдруг говорит: «Пастойтэ, таварищи, нэ спешитэ! Ви хатытэ Сталинскую прэмию пэрвой стэпэни дать челавэку, каторый калэбания допускал, каторый са сваей женой раза­шелся...». Все уже чуть ли не в обмороке под столом, а он заканчивает: «Таварищи, я прэдлагаю дать ему Сталинскую прэмию втарой стэпэни». Иезуитски так пошутил: все уж было подумали, что комиссию на месте расстреляют!

Юмор у него, повторяю, присутствовал, и это юмор матерого кота был, который мышку поймает, поиграется-поиграется с ней, потом отпустит — и снова хрясь лапой! Юмор палача, а с другой стороны, на твой вопрос отвечая...

— ...почему так убивать он любил...

— ...скажу, что, может, такую биомассу под своим контролем имея... Я, наверное, сейчас что-то ужасное произнесу, и в меня сапогами или всем, что под руку попадет, бросать будут, но... Смотри: страна рухнула, все сгнило, и он же ее террором восстановил!

— Биомассу имея...

— Да, а был ли другой путь? — вот в чем вопрос! Матросня в Питере перепилась, в царские погреба залезли...

—...в вазы в Эрмитаже мочились...

— ...это у Горького описано! Не просто мочились — если бы только это, вылить можно, а так... И вдруг эту страну...

— ...к статусу ядерной державы привести...

— Да, и хотя когда говорят, что Сталин государство с сохой принял, а с атомной бомбой оставил, у меня возражение есть: с сохой, вообще-то, и оставил. На сельское хозяйство России посмотри, которое с сохой когда-то кормило, а теперь все-таки не кормит.

На мой взгляд, у русского народа две формы существования: или вольница...

— ...разлюли-малина...

— ...ага, или же царь-батюшка и на Красной площади...

— ...секир-башка...

— ...причем при большом скоплении людей, которым это нравится.

— Зрелище!

— То есть либо полный развал, либо Сталин!

«В УКРАИНЕ НЕ АТО СЕЙЧАС, А ВІЙНА ЗА НЕЗАЛЕЖНІСТЬ»

— Я тебе сейчас плохой воп­рос задам, готовься. Ты только что слово «биомасса» употребил, а в России и в Ук­ра­и­не нынче биомасса или нет?

— Понимаешь, это оскорбление народа, и, когда слово такое употребляю, сознаю, что свой народ оскорбляю. Свой, потому что все-таки мама у меня русская, но про Украину так не скажу, об Украине могу сказать только, что народ здесь проснулся. На Майдан выйти!.. Да, это, увы, схлынуло, но это извержение было...

— ...конечно!..

— ...и эта энергия в украинцах живет. Рвануло один раз, рвануло второй...

— ...рванет и третий, да?

— Обязательно! — пророчить не хочу, но народ проснулся. У меня прямой контакт с ребятами есть, которые сейчас воюют, и сразу же, пока не забыл, позволь мне про термин «АТО» сказать...

— ...как специалисту ГРУ...

— Как беглому специалисту ГРУ — о том, что такое антитеррористическая операция. Древние китайцы считали, что правильно назвать — это правильно понять, и, если мы неправильный термин используем, значит, не понимаем. Мы говорим: «Великая Отечественная война» — значит, не осознаем, что это война за мировое гос­подство была, а не просто за нашу Родину и так далее, и вот название «антитеррорис­тическая операция»... Операция — это боевые действия по единому плану, единому замыслу. Блистательный пример: Сталинградская наступательная стратегическая операция, начало — 19 ноября 1942 года, и длилась она три дня. Замысел: вот так начинаем, делаем это, это и это, через три дня кольцо замыкаем...

— ...и операции конец...

— После этого новая начинается: кольцо мы замкнули, теперь их разгромить нужно...

— ...и пленить....

— Именно, но суть, повторюсь, в том, что операция — нечто такое, что единый замысел и единый план по времени имеет: не может одна операция два года и еще неизвестно сколько длиться...

— Конца и края не видно...

— ...потому что это не операция.

— А что?

— Війна за незалежність України — я так думаю, и до тех пор, пока не объявим, что у нас война за независимость Украины идет, победы не будет никакой. Я говорю «у нас», потому что я часть этой страны: мама у меня русская, отец украинец, но и у моей Татьяны семья точно такая же — мама русская, отец украинец.

— А у Жириновского мама русская, а папа юрист...

— (Смеется). Я русскоязычный украинец: по-украински, как пес, все понимаю, только сказать не могу, вернее, немного могу, но коверкать язык и позориться не хочу. В Польшу приезжаю — по-польску чуть-чуть мове, «прошу, пани», все такое, и когда слышу, как люди вокруг говорят, и сам начинаю, а когда один, мне тяжело. Так вот, о чем я? Сейчас я украинец, жена моя (она из Полтавы) украинка, и дети мои украинцы, и кошки мои украинцы...

— ...и соседи украинцы тоже...

— ...(улыбается) и глечики у меня вокруг дома на заборе висят, чтобы все видели, и прапор жовто-блакитний...

— И значок с трезубом на груди гордо реет...

— Очень маленький, чтобы только друг увидел! (Улыбается). Спасибо тебе, что внимание обратил, так вот...

— ...АТО...

— ...а то! До тех пор пока правильно называть не начнем, ничего хорошего не будет. Это гнойник на теле Украины, очаг гангрены, но правильное название должно быть: в Украине, повторяю, война за независимость идет.

«С ВОЕННОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ МАРШАЛ ЖУКОВ — БЕЗДАРЬ»

— Мы сегодня и о настоящем, и о про­шлом говорим: вообще, без прошлого нет настоящего. Сталина уже вспомнили, теперь о Берии хочу спросить: трагическая фигура, драматическая — что ты о нем думаешь?

— Долгое время к этому человеку крайне отрицательно я относился — прежде всего оттого, что все мы жертвы коммунистической пропаганды: и я, и ты... Во всех нас что-то когда-то вставили: дескать, «Берия, Берия...

— ...вышел из доверия...

— ...а товарищ Маленков надавал ему пинков» — я это помню. Мой отец, Богдан Васильевич, великим знатоком военной истории был... Таня моя не даст соврать: у папы колоссальная библиотека военных мемуаров была, все это он читал, читал, читал, и у нас с ним только одно расхождение — по поводу Жукова — было. Отец считал, что это мерзавец, проходимец, что никакой это не полководец — он Жукова издалека видел, в боевой обстановке встречал, когда расстрел шел...

— ...каждого пятого?

— Да-да, совершенно чудовищные вещи происходили, такие, о которых, если тебе фронтовик расскажет, у тебя после этого спросят: «А где документ?». А документа нет, поэтому пересказывать это я не хочу.

— Тебе между тем Жуков нравился?

— Я влюблен в него был: великий полководец, маршал Победы, и мне очень жаль теперь, потому что ночью просыпаюсь, в потолок смотрю и спать не могу, потому что прозрел уже после того, как мой отец умер. Это прозрение наступило, когда «Ледокол» я писал — что-то царапать начало: сначала как по маслу шло, а потом — р-р-р, это постепенно накапливалось, и в конце концов...

— ...взорвалось...

— Да, до критической массы дошло, которая эту крышку вверх подняла и к чертям вынесла...

— Оказалось, что Жуков...

— ...очень нечестный, мягко говоря, человек, а с военной точки зрения бездарь.

— Даже так?

— Бездарь! — любой наш читатель может некоторые мои книги открыть и понять, почему: особенно ту, которая «Тень победы» называется, — когда это название я придумал, аж самому понравилось.

«В ЛИЦЕ БЕРИИ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ ВЕЛИКОГО РЕФОРМАТОРА ПОТЕРЯЛ»

— Не День Победы, а тень победы...

— Я даже сам себя похвалил (улыбается): «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!», и это не реклама, я столько там фактов собрал и только приоткрыл эту тему — она бездонной оказалась, как море. Так вот, если Жуков лично Берию арестовал, то, от отвратительной фигуры Жукова отталкиваясь, я под другим углом на Лаврентия Палыча смотреть начинаю и понимать, что наша страна (тогда это единый Советский Союз был) в лице Берии великого реформатора потеряла. Фундаментального образования Лаврентий Павлович не имел, но умным был, и когда на эти достижения второй половины ХХ века смотришь, на ХХ съезд, который разоблачил, тра-та-та, и так далее, думаешь: «Стоп, а ведь начало десталинизации — это Берия, и первый выпуск из концлагерей — Берия!».

— И атомная бомба, и космические успехи...

— ...и мало того — как только Сталин умер, приказ Берии пытки в тюрьмах и лагерях отменить вышел. Главный палач страны... пытки отменить приказал! — что это, как это? Иными словами, когда в тему углубляться начинаешь и к этому человеку присматриваться, понимаешь, что все эти людоеды, бездарности, эти жуковы...

— ...маленковы и прочие...

— ...попросту его съели, потому что боялись. Десталинизация ведь еще при умирающем Сталине начиналась, и эти первые шаги Берия делал...

— Ты абсолютно уверен, что Сталина соратники его на тот свет отправили...

— Ни тени сомнения в этом у меня нет, и со своей лысой головы шляпу снимаю, выдающемуся исследователю кланяясь, которого в каком-то смысле своим отцом считаю: он метод мне показал. Это Абдурахман Авторханов, чеченец...

— ...историк...

— ...и функционер партийный — в Чеч­не, перед войной. Во время войны в Германию он ушел, и сразу же, когда писать начал, поток клеветы на него обрушился: фашистский, мол, наймит, что он себе позволяет?.. Тогда Авторханов на телевидение пошел и заявил: «В Германии в настоящий момент нацистов преследуют, и если у вас какие-то данные есть, пожалуйста, предоставьте — меня тут засудят и посадят».

— Он в ФРГ жил?

— Да, так вот, дело так было. Когда из Советского Союза немного мы убежали...

— ...чуть-чуть совсем...

— ...и железный занавес для моей семьи рухнул, мы как будто...

— ...из духоты вырвались...

— Раньше от всего мира отрезаны были, а тут вдруг — читай не хочу! В Лондоне в русский магазин захожу — книга Авторханова «Загадка смерти Сталина» стоит, и я думаю: подождите, какая загадка, вы о чем? Мы далеко от Лондона жили, нас прятали, и вот я эту книгу беру, в автобус сажусь и читать начинаю. Ночь надвигается, и я под фонари уличные подстраиваюсь — благодаря им (улыбается) хоть что-то вижу. Вернулся домой, Танечка моя спрашивает: «Сказочки детям привез?». Я-то в магазин за книжками для детей ездил...

— ...а в итоге себе сказочку купил...

— ...так и сказал! (Хохочет). Таня мне: «Спать пошли!», но я, пока не дочитал, не успокоился.

Авторханова своим учителем я считаю — не с точки зрения содержания «Ледокола», а с точки зрения стиля, построения. Чем мне его произведения нравятся? От начала и до конца это интересно, просто интересно написано, а зачем писать, если это скучно? Ты не будешь читать, я не буду, никто не будет, и вот я прочел и подумал: «Ага, если я книжки писать стану, это должно быть прежде всего интересно», и своих читателей всегда прошу: «Может, кто-то скажет, что я неинтересно пишу?». Не говорят, но мне, если честно, и самому нравится...

— Это, кстати, отличная формула: «Если нравится мне, понравится и другим»...

— ...и это, пойми, не реклама...

— Просто правда...

— Некоторое время назад очень плохо мне было...

— ...а кому сейчас хорошо?

— (Смеется). Я этот анекдот помню — классный, да? Ночью, в общем, «скорая» приезжает, меня забирает, Таня в госпиталь провожает, утром проведывает... «Ну, ты как?». — «Да ничего». — «Я книжку тебе привезла». Самая любимая книжка у меня — моя, «Контроль»...

— ...и она тебя лечит...

— Разумеется, поэтому я прошу, конечно, прощения, но мне мои книжки нравятся.

«ЯДЕРНЫЙ ПРОЕКТ У БЕРИИ В РУКАХ БЫЛ, В РАЙОНЕ МОСКВЫ У НЕГО БОМБА МОГЛА БЫТЬ СПРЯТАНА, И ОН ЕЮ ШАНТАЖИРОВАТЬ МОГ...»

— Маленький секрет открою: не толь­ко тебе...

— И тебе тоже?

— И мне...

— Видишь, нас уже двое плюс Татьяна моя...

— ...а это уже немало!

— Так вот, Абдурахман Авторханов: прежде всего книга была потрясающая, и я решил, что только так писать буду стараться, если самому не понравится — выброшу. Второй момент: загадку смерти Сталина он исследует, и при этом только открытые источники использует — газету «Правда» сталинского времени, например, и третий важный момент: обычно, если автор на что-то ссылается, в тексте номерочек стоит, который ты уже в конце книги находишь, а у Авторханова ссылка...

— ...внизу страницы?

— Не внизу — прямо в тексте, в скобках!

— Для удобства читателя...

— Я разбираться начал, почему так: мысль идет, потом заканчивается, а дальше, в скобках, «газета «Правда», 23 февраля 1952 года». Это очень помогает, ибо, если тебе интересно, ты видишь: да, это вон оттуда взято, а если не­интересно, просто скобку эту пропускаешь и дальше читаешь, но листать страницы и прерываться не надо. Откуда же сноски в конце взялись? Печатникам было удобнее текст сначала одним шрифтом набирать, а затем сноски — другим: их разными шрифтами печатали, вот и все, а у Авторханова по-другому, и я себе сказал: «Только так буду делать!». Теперь любому критику, который уверяет, что я соврал, отвечаю: «А вот же цитаточка рядом, смотри!».

— Авторханов доказывает, что Сталина убили?

— Не просто доказывает — когда я это прочел, адептом...

— ...Авторханова...

— ...и его теории стал, меня уже с толку не сбить! Так интересно написано, такие доказательства удивительные!

— Об убийстве Сталина мне и Эдуард Шеварднадзе, и Эдвард Радзинский рассказывали, и, в общем-то, все сходится, но вот за неделю до своей смерти сын Лаврентия Берии Серго сказал мне, что его отца без суда и следствия прямо в особняке расстреляли, то есть ни захвата Берии не было...

— ...ни суда...

— ...ни писем, которые он якобы соратникам из застенок писал... Это правда, как ты считаешь?

— Вот этого я сказать не могу: с моей стороны это безответственно было бы, но меня этот вопрос тоже интересовал — я считал, что Берию должны были убить только сразу, ибо такая мощь у него была!.. Войска НКВД, дивизия Дзержинского, охрана Кремля — если сразу не устранить...

— ...кто его знает...

— ...чем дело обернуться могло бы. С точки зрения логической, они должны были поступить именно так, но и другой вариант есть: ядерный проект у Берии в руках был, в районе Москвы у него бомба могла быть спрятана, и он ею шантажировать мог. Тогда его не сразу убили бы, а некоторое время держали бы — до полной уверенности, что, уходя, Лаврентий Палыч с собой всех не заберет.

«НАСТОЯЩЕМУ ДИКТАТОРУ СОКРОВИЩА И ГАРЕМЫ НЕ НУЖНЫ — ОН ВЛАСТЬ ПЬЕТ, ПРИЧЕМ НЕРАЗБАВЛЕННОЙ»

— В 62-м году мой близкий друг ярый антисталинист Евгений Александрович Евтушенко знаменитое стихотворение «Наследники Сталина» написал, которое было в газете «Правда» опубликовано. Помнишь?

Велела не быть успокоенным

родина мне.

Пусть мне говорят: «Успокойся...» —

спокойным я быть не сумею.

Покуда наследники Сталина

живы еще на земле,

Мне будет казаться,

что Сталин еще в Мавзолее...

— Помню, конечно...

— Сегодня Сталина в России активно воскрешают: памятники ставят, бюсты, в день его смерти, 5 марта, на могилу приходят...

— ...цветами ее засыпают...

— Кому же сейчас живой Сталин нужен?

— Видишь ли, в чем дело? Как ни парадоксально это звучит, я их — этих людей — понимаю. Выходец из народа, пролетарский вождь...

— ...не коррупционер...

— ...дворцов, яхт и «роллс-ройсов» у него не было...

— ...две пары сапог остались да шинель потертая, да?

— Хотя, казалось бы... Впрочем, настоящему диктатору сокровища и гаремы не нужны — он власть пьет, причем неразбавленной.

— Здорово как сказал!

— Да, упивается ею и ни в чем другом не нуждается. Сталин, кстати, орденами себя не обвешивал...

— ...лишь одну «звездочку» имел...

— Ему Героя Советского Союза дали, а он звезду Героя Соцтруда, №1, которую на 60-летие получил, носил. Еще у него орден Суворова І степени был и два ордена Победы, которых он не надевал. На парадных портретах он с маршальской звездой, но по жизни всегда — трубка, сапоги и полувоенная форма...

— Красиво...

— Согласен. Это не зажравшийся свинтус, а такой аскет, строгий отец, который провинившихся розгами сечет...

— ...Россией железной рукой правит...

— ...тех, кто виноват (а мы верим, что они виноваты!), расстреливает...

— ...и другом простых людей является...

— Точно! — это вот подкупает. Все-таки дочь его, Сталина, в Советском Союзе жила и училась — не в Лондоне каком-нибудь, а нынешние вожди в России сидят, а дети их — в Голландии, в Монако да в Штатах.

— И сын у него летчиком во время войны был...

— ...а старший — командиром батареи: в 7-м мехкорпусе, у генерал-майора Виноградова.

— То есть двоих сыновей на фронт отправил — заметим...

— И один погиб, а второй — летчиком-истребителем, то есть смертником, был! Конечно, его наверняка там проталкивали...

— ...во время боев прикрывали...

— ...но воевал же! И если на Николая ІІ посмотреть, то, как бы к нему ни относились, дочери его — сестры милосердия, с красными крестами на груди, даже не в офицерском, а в солдатском госпитале. Я понимаю, что великие княжны горшки, наверное, не выносили, но это жест: они — там, а можем ли мы представить...

—...дочерей Путина...

— ...за ранеными солдатами ухаживающих?

— Во время АТО...

— Не можем, поэтому я понимаю людей, которые на то, что творится, смотрят и Сталину цветы несут. Когда глава РЖД всех к смирению призывает, а у самого какие-то дворцы невиданные, — это скотство, причем такое, которое побуждает...

— ...на светлые лики прошлого внимание обратить...

— ...вот именно.

Почему российская власть так Сталина сегодня востребует? А кого еще? У меня в предисловии к «Рассказам освободителя» (прошу у наших читателей прощения за то, что к книгам своим обращаюсь, но к чему мне еще обращаться?) написано, что все же врагами были: Сталин миллионы унич­тожил, Хрущев — кукурузник и мир к ядерной войне едва не подвел, Брежнев — вот это, уже упомянутое, «О! О! О! О! О!», потом Черненко и так далее, но ведь кто-то должен быть — икона какая-то? Николай ІІ слабым кажется, кто тогда? Петр І остается, но он давно-давно был, хотя сволочь еще та...

— ...первостатейная...

— ...конечно — если разобраться.

— Убивец!

— Согласись, правда ведь? Это же я тебя не вербую — это на самом деле так!

— Меня ты давно уже завербовал!

— (Смеется). На кого-то, в общем, равняться нужно, а на кого? — кроме Сталина, и выбрать-то некого, и я тебе уже сказал, на кого он похож — на кота когтистого, с юмором, с усами...

— ...то есть симпатию вызывает?

— Ну, не то чтобы симпатию, а красивый зверь плюс ко всему не дурак был, и когда я на этот расклад его «ледокольный» смотрю — это то, на что я жизнь положил и из-за чего советской родине изменил... Все свои приговоры, кстати, я полностью заслужил — граждане, я знаю, какой нехороший!

«80 ПРОЦЕНТОВ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ ЗЛОДЕЕМ МЕНЯ СЧИТАЮТ, ХОТЯ КНИЖКИ ВСЕ-ТАКИ ПОКУПАЮТ»

— Ты родине изменил или государству? — давай сразу определимся...

— Ну, давай так: советской родине, которой больше нет, — родиной-то у нас у всех Советский Союз был.

— Но ты же не березкам с осинками верность не сберег, правда? И не двору своему — государственной машине...

— Именно, а с другой стороны, 80 процентов населения России злодеем меня считают, хотя книжки все-таки покупают.

— И спасибо им за это...

— Конечно. Покупают, разумеется, люди думающие, и я им благодарен — до тех пор, пока эта прослойка думающих в Ук­ра­ине, в России живет, мы оптимистами будем. Смотри: если Францию, предположим, возьмем и из ее истории 100 великих людей вырвем, истории Франции просто не будет. Ну какая Франция без Бонапарта?

— Никакая...

— Уже хватит, да? Жанну д’Арк уберем, еще кого-то — ну, кончается все, не о чем говорить.

— Или Шарля де Голля...

— О, кстати! Недавно в интернете книжку нашел, перевод с английского, — «Как написать бестселлер». Ух ты! (Потирает ладони). Сейчас я ее проглочу — мне ж интересно, глаза сразу горят (смеется)! — и вот в этой книжке автор (фамилии не помню, американец) пишет, как на примерах бестселлеров, таких, как «Крестный отец», структуру удачного романа определил. Что в нем должно быть, чего не должно, как нужно сюжет строить, какими герои должны быть, куда последний бой отнести надо — в конец, в начало, и так далее. Как пример, «День шакала» рассматривается — я это произведение Фредерика Форсайта люблю. Сюжет вкратце изложен: наемный убийца президента Франции должен уб­рать, которого... Чарльз де Гаулле зовут! — это русский переводчик, книгу с английского переводя, де Голля так обозвал (хо­хо­чет). А я сижу и читаю, как бестселлер написать!

— Вот так и написать...

— Ну да, так о чем я? Если у французов 100 лучших убрать, истории никакой не будет, и вот я возвращаюсь...

— ...к нашим баранам...

— ...да. Если 10 процентов нации — мыс­лящие, все необходимое у нее есть, если у нации тысяча умных людей имеется, мы можем за эту нацию спокойными быть, потому что всегда существуют люди, которые своим мозгом и сердцем ведут нас, пример показывают. У Украины сегодня — не знаю, согласишься ты со мной или нет, — стопроцентная параллель с Жанной д’Арк возникает...

«ЖЕНЩИНА НАД ДНЕПРОМ, С МЕЧОМ И ЩИТОМ СТОИТ, НА МОСКВУ СМОТРИТ И БУДТО БЫ ГОВОРИТ: «НЕ, РЕБЯТА, СЮДА НЕ ИДИТЕ, Я ВАМ ПРОЙТИ НЕ ДАМ!»

— Ты про Надю Савченко сейчас?

— Так, про Надію Вікторівну Савченко. В школе я историю очень любил, и у меня всегда понимание было, что все там систематизировано, а система в истории — это хронология. Допустим, 1453 год — зная контекст, я примерно представляю, что там было: падение Константинополя, захват его турками, то есть, по сути, гибель Византии, и когда любую дату встречаю...

— ...она для тебя говорящая...

— ...да, я ее в общую хронологию вписываю, так вот, смотри, какая интересная получается петрушка. В Киеве очень мощный памятник Родине-матери поставлен, самый высокий в СССР, и, кстати, в России такого нет, ибо скульптура на Мамаевом кургане — бетонная, и она в аварийном состоянии нынче, потому как холм под ней рукотворный, по халтуре насыпан...

— ...как и все в России...

— Когда эту тетку бетонную делали, понимали же, что крошиться бетон будет, тем не менее миллионы или миллиарды потратили — надеясь на то, что будущие поколения что-то такое выдумают...

— ...расхлебают...

— Да, а в Украине Родина-мать стальная, крепкая, 450 тонн весит, на высоком берегу установлена... Когда ее поставили, у меня очень хорошие контакты с украинской диаспорой были, настоящими бандеровцами — не теми, которые сейчас... Нет, ты тоже настоящий (улыбается), но я имею в виду тех, которые воевали, и я говорил им: «Паны, не тем боком ее поставили — она должна на Берлин смотреть, а смотрит на Москву...», а те паны отвечали: «Не-е-е, все правильно, в этом большой умысел есть!».

И смотри, какая вещь получается: стоит женщина, металлическая, и на Москву смот­рит — она одна нас с тобой и всю Ук­ра­ину стальной твердостью своей защищает! Не знаю, из чего Савченко сделана, но два года, когда тебя давят...

— ...не каждый мужчина выдержит...

— ...далеко не каждый, но она стоит там — Надія Вікторівна, а теперь к хронологии вернемся. 9 мая 1981 года...

— ...Леонид Ильич Брежнев в Киев на открытие памятника на поезде приехал — я это помню...

— Да-да-да, не туда куда-то пошел, ему идти тяжело было...

— ...Полтора года до смерти ему ос­та­валось...

— Памятник, в общем, открыли — один день проходит, второй, и в городе Киеве девочка рождается — 11 мая 1981 года: ты на это внимание обратил?

— Нет...

— А я вот — шпион...

— ...беглый...

— Да, но суть в том, что как только рукотворный памятник ей поставили, она, Надія Вікторівна, родилась, и теперь всех нас своей железной, невероятной, нечеловеческой стойкостью защищает. Думаю, эту статую когда-нибудь Надією называть будут: «Це наша Надія!». Это надежда Украины в борьбе за независимость, одна женщина над Днепром, с мечом и щитом стоит, на Москву смотрит и будто бы говорит: «Не, ребята, сюда не идите, я вам пройти не дам!».

«В БЕРЛИНЕ ВОТ ПАМЯТНИК СТОИТ — СОЛДАТ С ДЕВОЧКОЙ НА РУКАХ. ПРИ ТОМ, ЧТО ОСВОБОДИТЕЛИ ЕДВА ЛИ НЕ ВСЮ ГЕРМАНИЮ ИЗНАСИЛОВАЛИ...»

— Ты вот о Родине-матери речь за­вел, а сейчас в Украине процесс декоммунизации полным ходом идет… Вообще, и Майдан 2004 года, и Майдан 2013-го — это, на мой взгляд, своеоб­разные восстания против советской власти, потому что все плохое, что у нас сегодня есть, корнями из советского прошлого произ­растает...

— ...из совка, однозначно!..

— ...и декоммунизация — это прекрасно! Во многих городах Украины памятники Ленину, Дзержинскому, Свер­д­лову упали, другим людям, у истоков этого человеконенавистнического режима стоявшим, названия улиц, но­ся­щие имена палачей украинского, русского, других народов, меняют... Как ты считаешь, декоммунизация в Ук­ра­и­не — это хорошо?

— Это всегда хорошо, и не только в Ук­ра­ине — везде! Вот словно какой-то страш­ный зверь по лесу идет и мочой своей метит: «Это — моя территория!». Советская Армия в Европу пришла и монументы свои понаставила, чтобы было понятно: это наше!

Ну, вот смотри: в Софию мы с Таней при­­ехали...

— ...«стоит над горою Алеша — Болгарии русский солдат»...

— Я тебе про это расскажу: я в Пловдив ради этого ездил, с мэром беседовал — сейчас, обожди. В Берлине вот памятник стоит — солдат с девочкой. При том, что освободители едва ли не всю Германию изнасиловали, он с девочкой на руках, и как к этим памятникам относятся? Помнишь, что было, когда в Таллинне Бронзового солдата (тоже, как и в Болгарии, называемого Алешей) из центра города на Военное кладбище перенести попытались? — а в Москве в это время в том мес­те, где летчики захоронены и знак соответствующий есть, супермаркет строили: экскаватор приехал, все выгребли...

— Ну, так в этом же и цинизм! — по России сотни тысяч незахороненных ос­танков разбросаны, и никому они не нужны!

— Никому!

— А по Европе — метки...

— Да! Неужели у тебя раньше чувства не возникало, что это вот грязное животное идет, которое...

— ...не было — для этого боль­шим писателем надо быть...

— (Смеется). Ну, может, и так, и вот как они к этому относятся: не тронь...

— ...это наша метка!

— Именно! Их грязный зверь поставил, поэтому декоммунизацию мы проводим, метки эти сни­маем, и иначе нельзя — где они сняты, там нормальная жизнь начинается, а где остались, никогда нормальной жизни не будет.

---