Вчитаться в душу человека, проникнуть в её потайные уголки и исторгнуть из неё, словно из арфы, звуки времени, которое впитала эта душа. Без показного эпатажа, взвешено, интеллигентно проявить её грани, словно силуэты на фотобумаге. Это не просто журналистика, это творчество, мастерство, искусство…

Буквально проникая в вас углями чёрных глаз, наш герой как бы обнажает вашу душу. Ощутив этот взгляд, мне показалось, что я понял, что чувствуют его собеседники - «обнажающая откровенность», как однажды написал он.

Эта встреча состоялась благодаря удивительному человеку – Татьяне Родиной, которая привела меня в офис Дмитрия Ильича Гордона. Мягкие кресла и диваны, широта комнат поглощает целиком и хочется найти себя в этом пространстве. На стенах просторного кабинета изобилие его фотографий со звёздами как ярко светящими, так и мерцающими, и даже погасшими. Они - лица эпохи, в их глазах - взгляд времени…



БЕЗ КАШПИРОВСКОГО Я БЫЛ БЫ ДРУГИМ

- Дмитрий Ильич, как происходит процесс подготовки к встрече, передаче? Что больше в Ваших беседах подготовки или импровизации…?

- …Психологии. Интервью готовится просто. Мне дают досье на личность, с которой предполагается встреча. У меня работает человек, который собирает все данные о нём – в Интернете, по средствам массовой информации и так далее. Я изучаю это досье. Накладываю его на своё восприятие. Потом пишу вопросы, которые я бы ему задал вот так спонтанно. Затем эти вопросы разрезаю на полоски. Полоски выкладываю на столе и начинаю их тасовать. Выстраиваю план. Потом степлером эти полоски скрепляю и полученный материал мне перепечатывают. Это что касается явной подготовки. Получается план от которого можно отойти. А дальше начинается общение с человеком и он может оказаться другим, и дождь может быть на улице и начинать надо не с того и заканчивать не тем, и некоторые вопросы не задавать, потому что он пугается и уходит в отказ, ещё чуть-чуть и может встать и уйти как Маковецкий однажды встал и ушёл. Поэтому дальше чистая импровизация, но с оглядкой на сценарий.

- Интересно, а почему Маковецкий ушёл?

- Нервный.

- Просто разнервничался? Значит были какие-то соответствующие вопросы?

- Вопросы о личной жизни его вывели из себя. Потому что, как я понимаю, ориентация у него немножко другая. А люди другой сексуальной ориентации подсознательно ждут вопросов об этом. Ему показалось, что я этот вопрос задам, но я бы его не задал. Однако он был уже на грани нервного срыва и я почувствовал это. Интервью правда состоялось – он ушёл на 51-й минуте. На вопросе о жене он уже встал и побежал.

- Есть просто секреты, а есть секреты, связанные с комплексами, с самооценкой. Опять же – психология. Чтобы взять интервью у Березовского, который, безусловно, хранит лавину информации, разговорить его нужно быть, прежде всего, психологом. Кашпировский Вам не давал никаких советов?

- Давал и очень много. И продолжает давать.

- Мне показалось, что Кашпировский в своё время явился для Вас большим помощником в плане наставничества.

- Вы совершенно не ошибаетесь. Он явился человеком, который мне много дал в жизни, он один из моих учителей. Это мой один из ближайших друзей. Это человек, который научил меня психологии. Без него я бы был не таким. Я был бы другим.

- Кашпировский однажды привёл пример того как спортсмен, увидев низкий потолок в зале, заведомо занижает результат прыжка через перекладину. Так и в жизни каждый человек в чём-то ставит себе психологические преграды, которых на самом деле нет. У Вас были такие «потолки»?

- У меня не было никогда «потолков», поэтому я постоянно к чему-то приближаюсь. Принцип такой, если у человека есть «потолок», то он всегда его достигает, а я себе говорю что я сегодняшний намного лучше того, кто был лет пять-шесть назад, и намного хуже того, кто будет через лет пять-шесть потом. Это предопределяет постоянный рост, потолка нет и быть не может. И вообще никогда и ни у кого его быть не может.

- Критиков по жизни хватает? Причём возможно даже среди тех кто для Вас является авторитетом, примером?

- Критиков хватает и это хорошо. Я очень хорошо отношусь к критике, я абсолютно некомплексующий человек. Если мне говорят какие-то дельные вещи, то я благодарю за это. Если критика просто ради критики, то я не обращаю на неё внимания. У меня комплексов нет, просто нет.

- Когда Вы в беседе проявляете осведомлённость, людям это, как правило, льстит или настораживает?

- Как правило, льстит. Потому что любому человеку приятно, когда о нём что-то знают. Значит ты уже пришёл не с «бухты барахты». Очень многие журналисты страдают поверхностностью, они не проникают глубоко в материал и это обижает тех у кого они берут интервью. И это естественно. Вот вы сейчас говорите какие-то конкретные вещи о моей работе и мне это приятно, и это логично. Если бы вы задавали глупые вопросы, мне было бы всё равно. А так вы потихоньку начинаете меня расковыривать. Это нормальная ситуация.

- Это потому что меня данная тема очень интересует…

- Так это же передаётся. Ваш интерес передаётся мне.

- Может быть, я ошибаюсь, но в интервью Вы подготавливаете некий «чистый лист» на котором проявляется собеседник как изображения на фотобумаге. Видна Ваша осведомлённость, компетентность, тактичность, но не видны Вы. У Вас получается не подавлять собеседника, а наоборот дать ему возможность проявиться. Порой хочется вступить в полемику, превратить собеседника в оппонента, доказать свою точку зрения?

- Иногда бывают люди очень ранимые, с которыми полемика невозможна. Например, я мог бы полемизировать с Петросяном, с этим интеллигентным и хорошим человеком, но я вижу, что он начинает нервничать, ещё чуть-чуть и он может заплакать. Я понимаю – зачем мне его ранить? И я ухожу от полемики. Да, он очень ранимый человек.

- А мне он показался очень расчётливым и, возможно, циничным…

- А мне он показался нежным и тонким, я его знаю уже 20 лет и это мнение не изменилось.

- Есть мнение, что он опустил юмор на низкий уровень…

- Вот и я хотел его покритиковать, а у него глаза уже почти на мокром месте и мне стало его жалко.

- Как я понимаю, он вышел из среды Райкина?

- Да

- Это та планка, которую переступить очень сложно.

- Но можно.

- Понравиться массам реально, а вот стать чем-то особенным в истории это уже намного сложнее. Как-то Вы сказали что при встрече смотрите пристально в глаза собеседнику, как бы заглядывая в его глубь. Это психологический приём или всё-таки читаете в душах?

- Не читаю в душах. Это психологический приём, потому что когда человек не отводит взгляд и смотрит прямо в глаза это предполагает другой ход беседы. Один раз я столкнулся с точно таким же подходом и это было как раз у Березовского. Три часа мы не отрываясь смотрели друг другу в глаза и никто не отвёл взгляда. То есть приёмы совпали.

- Но ведь так человек устроен, если он начинает задумываться, то автоматически опускает глаза.

- Ну никто никому не запрещает опускать глаза. А вдруг он застесняется, например.

- Приёмы как у боксёров.

- Это психологическая атака. Всё интервью состоит из деталей и мелочей. Дело в том что многие и особенно московские снобы привыкли видеть перед собой журналистов со взглядом попрошаек, униженных людей, смотрящих на них снизу вверх. Я разными деталями и штрихами даю им понять что мы будем говорить как минимум на равных, максимум они будут смотреть снизу вверх. Вообще надо соблюдать достоинство. Но для этого должна быть база – образовательная база, материальная база не скрою, потому что многие люди дают интервью только за деньги. Им не надо вообще ничего в жизни уже. И одно дело, если я здесь, где меня все знают и тот же Шевченко сейчас пришёл на интервью и он замечательно себя чувствует со мной, потому что он меня знает, любит и хочет чтобы я у него взял интервью. Ему это приятно. Или Газзаев, например, который тоже здесь. Другое дело, когда приезжаешь в Москву и перед тобой человек, который просто тебя не знает, например, Гавриил Попов или Белла Ахмадулина, она же не обязана меня знать и надо не ударить в грязь лицом, потому что за мной стоит моё имя, багаж моих достижений и он давит на собеседника.

- Вы не просто беседуете, у Вас завязывается дружба…

- Со многими

- Это видно, что собеседники общаются с Вами как с другом. Как Вы выстраиваете взаимоотношения?

- Я их не выстраиваю, эти взаимоотношения сами завязываются, когда находишь человека с которым тебе легко, просто и с которым понимаешь друг друга без слов, как в песне «мы так близки что слов не нужно».

- Замкнутость собеседника. Бывает же, что человек замкнётся и его сложно достать из психологического панциря. У Вас в этот момент просыпается инстинкт журналистского охотника или возникает апатия к беседе?

- Бывает, просыпается инстинкт журналистского охотника, а бывает думаешь о том чтобы побыстрее этот позор прекратился. Например, с Аллой Демидовой… То ли она встала не с той ноги, то ли у неё такой характер, то ли у неё плохо было что-то в жизни, я оправдываю её заранее. У неё было воинственное настроение… например, я задаю ей первый вопрос «Вас называют умной актрисой. Актрисе необходим интеллект?». Ответ: «интеллект и дворнику необходим чтобы хорошо улицы мести». Точка. Я ещё что-то спрашиваю, она в ответ: да. Ещё что-то спросил: нет. Думаю – влип, ну просто позор какой. И лицо такое холодное… Понятно, что ей всё это надоело. Бывают люди, и я это понимаю, у которых ничего не болит, которые всем довольны, от них не ушла жена, есть любовь, на работе ладится и человек расслаблен. Но ведь бывают же ситуации разные у людей. И вдруг журналист попадает в такую ситуацию, когда у собеседника, например, ушла жена и он уже ничего не видит и не понимает. Я не знаю, что случилось у Аллы Демидовой в тот момент. Я её всё-таки завёл потом на Высоцком, на Ванге. Я сказал, что она была у Ванги и я тоже у неё был. Демидова в ответ с недоверием: как вы туда попали? Я ей рассказал как я туда попал и беседа пошла живее.
Бывает, сидит человек и начинает что-то из себя изображать. Вот тут интересно, особенно, если я на кураже, если у меня всё в порядке, то конечно хорошо бы с ним покуражиться.

- Вы проводите беседы как на светские темы, темы шоу-бизнеса и на серьёзные, например, о политике. В каких темах Вы себя комфортней чувствуете?

- Я себя чувствую комфортно везде. Для меня важно чтобы человек был личностью. С не личностями я интервью не делаю. Если говорить о секретах, то вот у меня тетрадка есть (показывает тетрадь), где у меня список людей – «золотая сотня». Вот с этой стороны все у кого я наметил взять интервью, многие уже вычеркнуты, потому что у них я уже взял. А вот с этой стороны те у кого я уже взял интервью. Вот так я и работаю. У меня есть люди, которые мне интересны из разных сфер и политики в том числе. Но опять таки сейчас, например, мне совершенно не интересно было бы делать интервью с Тимошенко, потому что перед выборами она будет тысячу раз думать, что она говорит. Интересно делать интервью с политиками в отставке.

- Бывали случаи, когда собеседники после интервью просили Вас вычеркнуть некоторые моменты из материала?

- Да, бывало.

- Это из-за личных каких-то моментов или просто «ляпнули»?

- Когда человека начинаешь нанизывать, то он начинает «ляпать», а потом жалеет. И я это тоже понимаю. Я его сильно нанизал, он расслабился. Есть техника. Ты, например, его сначала погладишь, он расслабится и ты его в этот момент р-р-аз всадишь. А он, не ожидая, ляпнет что-нибудь. Потом опять поглядишь. Он успокоится, подумает, что это просто эпизод был и тут ты его ещё раз всадишь.

- Это тот же бокс.

- Конечно.

- Сочетание доверия и натиска.

- Меня этому тренер учит, я всё переношу оттуда…

- Тренер? А каким спортом Вы занимаетесь кроме фитнеса?

- Кикбоксинг.



У ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ ЕСТЬ ЕЩЁ И ТАЛАНТ. У ОБЫЧНЫХ – ТОЛЬКО ТАРАКАНЫ

- У Вас четверо детей. Вы авторитарный отец?

- Ни в коем случае.

- Из-за Вашей популярности, «звёздности» у них нет проявлений зазнайства?

- Нет. Это исключено, потому что, во-первых, звёзды – это совсем другие люди. Не будем путать человека узнаваемого со звездой. Звезда для меня это Клавдия Шульженко, Алла Пугачёва, Юрий Гагарин, Валентина Терешкова, Сергей Бубка, Андрей Шевченко – вот это звёзды. А есть люди узнаваемые. Диктор ведёт новости, читает по бумажке – он уже узнаваем, он как бы звезда, но он не звезда. Я же просто работаю в этом жанре, достиг каких-то результатов, успехов, но я не звезда, поэтому с чего бы это им-то звёздностью страдать, если я сам её не страдаю.

- Ну как раз им-то и можно, ведь у них души ещё неокрепшие…

- Проводим с ними беседы.

- То есть беседы с ними всё равно проводите.

- На любые темы. Я с ними очень по-взрослому разговариваю.

- Не смотря на их возраст, Вы общаетесь с ними на равных?

- Абсолютно.

- Вы ревнивый человек?

- Нет. Я философ.

- Но у философа тоже есть нервы.

- Философ, во-первых, понимает, что случайностей нет, есть закономерность. И самая главная закономерность – это наличие закономерности. Философ понимает, что нужно относиться к этому как в песне «если невеста уходит к другому, то неизвестно кому повезло». Философ понимает что всё к лучшему, что во всём плохом есть хорошее. Это и есть основные постулаты. Мне как-то не приходилось испытывать ревность. Не помню я за собой этого. Может быть в детстве только. Ревность – это унижающее чувство, не унизительное, а именно унижающее. Ну как бы я ревновал кого-то? Допустим, она мне предпочла другого. Опять таки я себя трезво нормально оцениваю, если она мне предпочла другого, то значит она дура, так почему я должен переживать? (смеётся).

- Чего хочет женщина на Ваш взгляд?

- Женщина хочет ласки, нежности. Женщина хочет денег. Она хочет любви. Хочет хорошо жить. Женщина хочет детей и любить их. И я вам скажу, мужчина хочет то же самое.

- У Вас коллектив в основном состоит из мужчин или женщин?

- Из женщин.

- То есть с женщинами Вам проще выстраивать взаимоотношения?

- Мне со всеми не сложно выстраивать взаимоотношения. Для меня есть один критерий – любовь к профессии и умение в ней разобраться.

- Если человек не профессионал, то Вы можете его принять на работу? Вы же, как я знаю, закончили инженерно-строительный институт, то есть профессию изначально Вы избрали одну, а профессионалом стали в другой.

- Да, я никогда не смотрю на диплом. Да что диплом? Журналистика – это не наука, это образ жизни, мышление, кругозор, умение вычленить главное из вороха второстепенного.

- Общаясь с творческими людьми, Вы замечаете их «тараканов»?

- Тараканы есть у всех.

- Но ведь творческие и обычные люди в этом плане разнятся…

- Они разнятся тем что у творческих людей есть ещё и талант. А у обычных только тараканы (смеётся).

- У Эйнштейна был «уголок тщеславия». Когда я зашёл к Вам в офис, то мне показалось, что я попал не в уголок, а в целую комнату тщеславия – везде фотографии со знаменитостями.

- Это моя слабость.

- Есть ли в таком «уголке» у Вас что-то нематериальное, что очень дорого Вам? Например, беседа с каким-то человеком…

- Для меня ценна вся моя жизнь, мои книги и передачи, которые я сделал, самое ценное – это дети (старший, кстати, недавно поступил в КИМО). У меня есть архив небольшой. Я в нём храню бабушкины письма в армию, армейские стенгазеты.

- Кто натолкнул Вас на стезю журналистики?

- Никто. Сам натолкнулся. Просто было интересно. Я всё делал сам, меня никто не толкал вперёд.

- Вашу передачу «В гостях у Гордона» закрыли на Первом Национальном Канале, но она с успехом выходит на канале «Киев», к сожалению, недоступном всей Украине. Не вдаваясь в уже подробно разжёванные причины закрытия, почему эта передача не выйдет на, к примеру, «Интере» или 1+1, то есть других общенациональных каналах?

- Это не ко мне вопрос. Это вопрос к ним. Я думаю, что у них есть понятие формата, они так видят свои каналы, они запускают плохие фильмы, плохие юмористические программы, потому что большинство людей на это клюют, а им нужно рекламу продавать. Но это их проблема, а не моя.

- А Вы бы не хотели изменить формат своей передачи?

- Я скажу так, вот мне осталось ещё сделать интервью с около сотни людей. Я занимаюсь отображением эпохи. Я хочу оставить память об этой эпохе в книгах и фильмах.

- Это своего рода миссия.

- Да, миссия - это правильное слово. Вот мне сегодня принесли мою очередную книгу с предисловиями Каспарова, Новодворской, Эдиты Станиславовны Пьехи. Это двадцать девятая книга. Тридцатая выходит через две недели, к дню рождения себе сделал подарок. Я их сам издаю, я никого не прошу. Обратите внимание в ней интервью с Алентовой, Гафтом, Каспаровым, Меньшовым, Михалковым, Новодворской, Пьехой, Розенбаумом, Смешко, Ханок, Шмелёв, Щаранский. Какие разные люди!

- Кстати один человек, живущий в Израиле, сказал что Щаранский – это символ победы над системой, герой, но всё же человек прошлой эпохи, который сейчас, в нынешних условиях стал радикалом, националистом…

- Я должен сказать, что вы в теме. Для меня это личность. Посмотрите какие у него глаза! Он маленький человек, который вступил в бой с огромной, отлаженной махиной и победил. Для меня это феномен. Всё остальное мне уже не интересно. Мне интересное другое, как человек, который провёл 400 дней в карцере и отсидел 9 лет, как он смог выжить, выстоять и добиться того что остался несломленным. Это настоящий герой.

- Есть очень важный момент. У него на свободе была жена, которая сделала всё чтобы Натана Щаранского освободили. Какова роль близких в Вашей жизни? Ведь даже чувствуя свою силу, самодостаточность у нас есть люди, которые цементируют, укрепляют нас по жизни своим присутствием, вселяют в нас определённую уверенность.

- Эти люди есть и это вселяет определённую уверенность. Позаимствую у вас ответ на этот вопрос (улыбается). Я познакомился со Жванецким в 1989-м году, мы подружились и как-то с ним, Кларой Новиковой и Ефимом Шифриным поехали ночью к Кашпировскому. Мы с ним тогда сделали первое интервью. Я ему задаю вопросы и говорю по контексту что-то вроде «ну Вы же понимаете это, да?» - Он: «Да», «ну а раньше не понимали же?» - Он: «Да», а потом добавляет «Слушай, как хорошо - сам задаёшь вопросы и сам же на них и отвечаешь» (смеётся).

- Кстати, что сложнее отвечать на вопросы или их задавать?

- Сложнее, конечно, задавать. Потому что нужно заставить человека, чтобы он с интересом на эти вопросы отвечал.

- Вы делали из друзей врагов?

- Да у меня и врагов-то, наверное, не было по большому счёту. А может быть и были, но я их не знал (улыбается).

- Я как-то прочитал Вашу заметку в Бульваре по поводу Вашей бывшей сотрудницы. Вы о ней очень резко написали. Вы склонны к тому чтобы прямо человеку говорить то, что Вы о нём думаете?

- Я не просто склонен, я имею такую черту – ненавижу врать. Я не люблю завуалированности отношений. Самая высокая оценка для человека это когда он имеет возможность сказать в глаза кому угодно что он о ком угодно думает. И это так просто, оказывается!

- «Да-да, нет-нет», известно из Библии.

- Можно сказать человеку: «знаешь – ты не профессионал, так работать нельзя, скажи - ты собираешься улучшить показатели? В глаза, в глаза смотри». Если он скажет что улучшит, то я ему дам месяц. Если не улучшит – расстанемся. Всё просто.

- Для того чтобы говорить правду, нужно иметь смелость, за которой стоит опыт. А что пред опытом?

- Хорошо сказали. Всё правильно. А пред опытом нужна интуиция. Вот вы спрашивали как я начинал, Вы знаете у меня никого не было кто меня куда-то пихал, говорил занимайся этим, а не тем. Я как-то сказал, если есть десять закрытых дверей и все говорят «не ходи туда, не суйся, тебя там ничего не ждёт», то нужно обязательно лично подёргать за каждую. Если ни одна не откроется, то я скажу себе – я же всё-таки попробовал. Если откроется одна, то это уже победа, а могут открыться и пять, и шесть. Это определяющий момент.

- Вы как-то уточнили эту фразу – пытаясь открыть эти двери, нельзя бояться расшибить себе лоб. Расшибали себе лоб?

- Не боялся расшибить и расшибал. И это естественно.

- Это и есть опыт…

- Бесценный. Как говорил Задорнов: только наш человек наступает пятый раз на грабли и радуется тому что их ещё не украли (смеётся).

- А раздавить человека можете, если уж насолил Вам?

- Жизненный опыт говорит мне: отвернись и иди дальше, жизнь сама с ним справится, ты тут не нужен. Но иногда очень хочется помочь (смеётся).

- Леонид Макарович Кравчук как-то сказал, что Ваш успех заключается в том, что Вы очень хорошо «чувствуете время». Чувствовать время – такая общая фраза. Что для Вас означает чувствовать время?

- Надо быть современным. Для того чтобы газета «Бульвар Гордона» имела самый большой тираж, была массовой, нужно понимать что от неё ждут читатели. Для этого надо общаться с людьми и спрашивать, что им не нравится. Любая уборщица у нас в офисе подтвердит, что я её спрашиваю «как вам последний номер? Что не понравилось?». Меня могут увидеть люди у разных киосков, разных городов нашей необъятной Родины. Я не стесняюсь прийти в киоск и спросить у киоскера сколько она получает газет, кто на втором месте, какой отрыв. Это называется обратная связь. Не будет обратной связи, то не будет и успеха. Вот, например, Андрюша Данилко надвигает кепку на глаза, садится в метро, ходит по картопляным хатам и слушает, как люди реагируют на его творчество, иначе он оторвётся от этой жизни и не будет интересен.

- Как Римский император, который однажды вышел в народ.

- Да что мы, если такие знаменитые модели как Татьяна Родина ходят по улицам как простые люди (улыбается).

- Мокнут под дождём…

- Да это вообще! (смеётся).

- Жванецкий как-то пошутил по поводу таких вопросов журналистов как «что вы больше всего цените в людях?». Какие вопросы, задаваемые журналистами, Вас раздражают?

- Опыт подсказывает мне – не раздражайся ни на что, не имеет смысла (улыбается)

- Всё равно задавать будут

- Есть банальные вопросы, на которые мне лень отвечать, потому что я начинаю зевать сам от себя, это не даёт мне огня, не даёт мне позитивных эмоций. Например, вопросы о том как всё начиналось.

- Не даёт позитивных эмоций… А может быть были сложности в начале пути, которые портят настроение?

- Был полёт. Было ощущение жизни, радости, счастья полного. Когда выходили газеты, я лично ездил в цех, где выпускался тираж и смотрел как они сходят со станка. Это ощущение абсолютного счастья, когда делаешь работу и видишь как она разлетается, как она востребована, как тебя любят. Это не может не радовать, значит не зря это всё.



НАДО ГОВОРИТЬ! А ДАЛЬШЕ УМНЫЙ ПОЙМЁТ

- Чуть-чуть политики.

- Нет проблем.

- С удовольствием прочитал Вашу полемику с Яном Табачником по поводу «помаранчевой революции». Помню как Вы, поддерживая волну демократической революции, всё же публиковали Яна Табачника на своих полосах. Вот это пример плюрализма мнений.

- Ян Табачник – мой близкий друг, человек, которого я очень люблю. Он философ, мудрец, умница. Я не говорю даже о том, какой он музыкант, для меня это уже отходит на второй план. Для меня главное его внутреннее наполнение. Я вам приведу один пример. Я всю жизнь поступал нестандартно. Не потому что мне хотелось выпендриться, а потому что я всё что чувствовал, то и делал. В то время в 2004 году я сидел здесь и вот по этому телевизору смотрел репортаж заседания Центральной Избирательной Комиссии. Януковича назвали уже Президентом…

- И поздравили…

- Да, Путин. Поверьте, не потому что Янукович мне отвратен (как он мне при встрече сказал: «я знаю, что Вы нас не любите, но мы Вас уважаем»), а потому что я считал что он не должен быть Президентом, это бы означало откат Украины в мрачное советско-российское прошлое. Это мне не нравилось. Я встал, поехал на Пятый канал вот сюда рядом на Подол, они меня тут же усадили на прямой эфир. Я обратился к людям чтобы они выходили на улицы и поддержали Ющенко. У меня четверо детей, деньги, недвижимость, устойчивое положение. Казалось бы нелогичный совершенно поступок, когда человека назвали уже Президентом. Семь часов вечера, на майдане полмиллиона человек смотрят передачу… Как сказал потом Ющенко, история «помаранчевой» революции разделяется на два этапа – до выступления Гордона и после. И все отреагировали: ну, если он – Гордон - уже говорит такое, то остальным молчать просто невозможно.

- Все кого я знаю, у нас на Востоке Украины до этого поступка Вас считали «бело-голубым»… Все были очень удивлены.

- Просто я всегда делал поступки исходя из того как я это вижу. Вот вышел я на Майдан и до сих пор не жалею ни капли об этом, хотя у меня к Ющенко сейчас очень много вопросов, лично к нему… Закончилась «помаранчевая» революция, я герой, я красавец, меня все любят, меня под локти переносили на майдане люди к трибуне. И вдруг один из героев «помаранчевой» революции Николай Томенко говорит: хватит уже в Украине выступать Табачникам и Кобзонам, имея ввиду то что и Табачник и Кобзон поддержали Януковича, но имел ввиду он ещё и другое…

- Национальность.

- Другой бы промолчал на моём месте, смалодушничал. Я же прихожу на пресс-конференцию Яна Табачника. Он выступает, я сижу рядом с ним. Ко мне подходит журналистка Пятого канала с телекамерой и говорит: «что Вы об этом думаете?». Я отвечаю, что Томенко антисемит и он должен объяснить что он имел ввиду говоря о Табачниках и Кобзонах, при этом публикую их открытое письмо в «Бульваре». Все говорят – логики нет. А логика есть – надо быть человеком. Нужно быть искренним. Есть пример ещё одного моего близкого друга Евгения Александровича Евтушенко, он делал нелогичные поступки. Когда наши танки вошли в Прагу, он отправил телеграмму Брежневу. Все под козырёк, а он телеграмму Генеральному секретарю с протестом и пишет стихи «Танки идут по Праге в багряной заре рассвета, Танки идут по Правде, которая не газета». И этот пример не единственный. Он всё время шёл против течения. Я ему сказал: или Вы агент КГБ и это было инспирировано, чтобы показать, что у нас гласность или Вы сумасшедший, но не похоже. Или Вы с дальним прицелом это делаете? Он сказал: понимаешь, надо просто быть всегда самим собой и тогда тебя будут уважать. И добавил: однажды, когда высылали Солженицына, я позвонил Андропову из телефона-автомата на улице, перед этим я сильно выпил. Я не любил Солженицына, но меня возмущал факт его высылки. Когда меня соединили с Андроповым, говорит Евтушенко, я прокричал: Вы не имеете права высылать его из страны! Андропов ответил: Вы пьяны, пойдите проспитесь. И Брежнев как-то сказал, что мы можем не соглашаться с Евтушенко, но он искренний человек.

- Опять же он имел возможность для этого, у него была база…

- Мы знаем много примеров, когда люди имели намного больше возможностей, но их сворачивали так быстро, что они не успевали пикнуть. А всё потому что они перед этим допускали какие-то моменты в своей жизни, что их можно было легко свернуть. Леонид Макарович Кравчук рассказывал мне, что когда победил Ельцин во время путча, председатель КГБ Украины Галушко должен был ехать в Москву председателем КГБ Союза, вместо свергнутого Крючкова. Галушко передал ему списки на агентов КГБ, а там две трети Парламента во главе со всеми «Руховцами», которые били себя в грудь во главе с Павлычко. Сначала Павлычко в схронах сидит с «бандеровцами», потом он их выдаёт, их садят, он за советскую власть, но когда они выходят из тюрем, его быстро перебрасывают из Львова в Киев, дают ему квартиру подальше от греха. Сохранилось письмо Берии в «Комсомольскую правду»: «опубликуйте стихи талантливого поэта». Он за Ленина, за советскую власть, клеймит «бандеровцев», наступает независимость и он клеймит советскую власть, говорит что всегда был «бандеровцем» и сидел в схроне. Что за люди поломанные?

- Мне это напоминает чем-то старшего Михалкова, Царство ему Небесное…

- Спокойно. Нормальный человек был.

- По-моему Евтушенко рассказывал историю на встрече писателей с Хрущёвым, где Михалков старший…

- Да, эта история была. Я был у сына Хрущева Сергея Никитича в Америке. Кстати делаю сейчас с ним большую книжку, его огромное интервью - пять часов беседы. Хрущёв подтвердил этот случай. Сидели за столом на даче у Хрущёва деятели культуры. Никита Сергеевич начал клеймить позором скульптора Неизвестного, мол, «товарищ Неизвестный, если вам надоел Советский Союз, то забирайте свой паспорт и езжайте вон из страны!». И Евтушенко встал и говорит: «Товарищ Хрущёв, как вы можете такое говорить человеку у которого 42 немецких осколка в груди! Если он не прав, подскажите ему и он исправится». Хрущёв стукнул кулаком по столу, всё подскочило, скатерть была залита вином и сказал: «горбатого могила исправит». И вдруг Евтушенко тоже стукнул кулаком по столу и произнёс: «Нет, Никита Сергеевич! Прошло и надеюсь, что навсегда, то время, когда людей исправляли могилами». Хрущёв налился кровью, побагровел. Писатели начали кричать «позор! позор!». И Сергей Михалков тоже с прононсом вторил «Позог! Позог!»… И тогда Хрущёв обвёл их взглядом. Евтушенко показалось, что тот увидел что с ним будет, когда его свергнут, и он медленно начал аплодировать Евтушенко, а за ним зааплодировали все остальные. Евтушенко – искренний человек, надо быть таким искренним. Вот почему Сталин не тронул Пастернака, Булгакова? Они не были лицемерами и он это оценил.

- Все друзья Пастернака сидели. Однажды он позвонил к Сталину, чтобы защитить своего друга, но так и не решился произнести нужных слов, попросивши Сталина о встречи для разговора. «О чём?» - спросил Сталин. «О жизни и смерти» - ответил Пастернак, на что Сталин положил трубку и резюмировал: «Не смог защитить друга». Возможно, это и спасло ему жизнь. Сталин понял, страх превратил этого человека в послушного раба и уже ни творческая романтичность, ни признание не возродит в нём смелость ради поступков. Те в ком осталась хоть отчасти внутренняя свобода, оказывались за решёткой. Покорность, служение – вот что надо было Сталину. Хрущёв, слава Богу, был уже иным человеком…
У Радзинского есть пьеса «Беседы с Сократом». Сократ своих учеников называл не учениками, а именно беседующими с Сократом. Когда Вы беседуете с интервьюируемым, Ваши вопросы доносятся до всей страны. Люди подсознательно эти вопросы задают себе и, таким образом, Вы заставляете огромную массу народа задумываться, искать ответы. Скажите, реально ли нашу страну, которая может превращать все хорошие начинания в предмет для разочарования, переделать словом или ей нужен диктатор?

- Ролан Быков – очень светлый человек, я был у него в гостинице, брал интервью, мы с ним очень подружились и он в шутку называл меня хулиганом. У меня есть фото, где мы стоим с ним в обнимку – маленький Быков, высокий я. Он мне сказал одну замечательную вещь: «как ты думаешь почему в сказках добро всё время побеждает, побеждает, а победить не может? Что зло непобедимо?». И ответил: «Да просто добро остаётся добром и в этом его победа» (улыбается). Надо говорить! Нельзя чтобы затыкали рот подушкой, кляпом и другими сопутствующими предметами. Надо говорить! А дальше умный поймёт. Знаете Жукову поставили условие, что его мемуары выйдут только при условии что он напишет в них что-нибудь про Брежнева. Жуков сказал: «но я ведь с ним ни разу не пересекался во время войны». В итоге он вписал в текст фразу о том что он якобы приехал посоветоваться с Начальником политуправления армии Леонидом Ильичём Брежневым. И добавил: умный поймёт (смеётся).

- Один из моих самых любимых актёров – Евгений Евстигнеев. На одной из фотографий у Вас на стене я увидел его. Чем он Вам запомнился?

- Гений. Я с ним общался, к сожалению, минут тридцать, но впечатление одно – абсолютный гений. Гениальность всегда чувствуется. Если вы с Кашпировским пообщаетесь пять минут, то сразу увидите что он гений. Если вы пообщаетесь с Розенбаумом, то всё сразу поймёте. С Виктюком – всё увидите тут же. Достаточно три минуты.

- Кашпировский много раз затрагивает тему Бога. Ваше отношение к Богу?

- Я абсолютный атеист. Всё это сказки, а в сказки мы не верим.

- Кашпировский тоже атеист?

- Ну конечно. Я с Капицей делал интервью недавно и спросил его: это правда, что среди лауреатов Нобелевской премии ни одного верующего? Он ответил: да, ни одного верующего.

- Дмитрий Ильич, я Вам очень благодарен за уделённое время и насыщенную беседу. И отдельно особая благодарность Татьяне Родиной, без которой эта встреча не состоялась бы.

- Я вам тоже благодарен. Знаете за что?

- За что?

- За понимание. Понимание дорогого стоит.