Я люблю тебя, Жизнь,
      и надеюсь, что это взаимно!






Смотрите авторскую программу Дмитрия Гордона

30 октября-5 ноября


Центральный канал
  • Анатолий КОЧЕРГА: 4 ноября (I часть) и 5 ноября (II часть) в 16.40








  • 27 июля 2019

    Экс-начальник Черноморского морского пароходства Павел КУДЮКИН: «На зоне у меня трехкомнатная квартира была, я ни в чем не нуждался. Меня там и женщины посещали...»



                    
    «Я ОДНИМ ИЗ САМЫХ МОЛОДЫХ КАПИТАНОВ МИНИСТЕРСТВА МОРСКОГО ФЛОТА СССР ЯВЛЯЛСЯ» 

    — Добрый вечер, товарищ адмирал, рад вас приветствовать...

    — Добрый вечер, Дмитрий Ильич, но если позволите, поправочку сделаю: я не экс-начальник Черноморского пароходства, потому что вначале постановлением Кабинета министров назначен был, а потом, дважды, указом президента. Отмена ни указа, ни постановления не прозвучала, поэтому с вами как действующий начальник Черноморского морского пароходства разговариваю.

    — Вы же коренной одессит?


     

    — Да, в пятом поколении. Отец и его братья в Одессе родились, я — на Куликовом поле в первом роддоме.

    — Кто вы по основной профессии?

    — Инженер-судоводитель. В 71-м году Одесское высшее инженерное морское училище (ОВИМУ) окончил и плавать помощником капитана начинал.

    — Сколько вам лет было, когда капитаном дальнего плавания вы стали?

    — Ну, году в 75-м уже представление по­лучил, в январе 76-го в рейс пошел... 29 лет.

    — Довольно рано...

    — Ну, я одним из самых молодых капитанов Министерства морского флота СССР являлся.

    — Ответственность большая была?

    — Конечно. Судно территорией страны считалось, и капитан с полной ответственностью государство представлял — мы даже регистрировать смерть, рождение или бракосочетание могли.

    — Начальником ЧМП вас — так получилось — сразу два премьер-министра Украины назначили — Витольд Фокин в последний день работы на этом посту и Леонид Кучма едва ли не в первый: как так получилось?

    — Ну, назначил-то один — Витольд Палыч Фокин. Великий человек, выдающийся премьер-министр: зная, кто 25 лет после него был, я его таковым считаю, а Леонид Данилович после Фокина пришел, но я уже работал.

    — Черноморское морское пароходство третьей в мире компанией по числу судов и объему грузов считалось — это так?

    — Второй — по состоянию на 91-й год, и, в общем-то, мы его разумно, насколько смогли, приумножили...

    — ...а первой?

    — А первой японская компания была. До трагедии — крушения теплохода «Адмирал Нахимов» — в структуре ЧМП 386 судов было — перед тем, как Пилипенко назначили. Я компанию в 202 судна получил и в составе 274 судов сдал.

    — Разных?

    — Да. Это балкеры были, универсальный флот, пассажирский флот, контейнеровозный — семь компаний в составе.

    — Сколько человек всего в ЧМП под вашим началом работало?

    — Около 37 тысяч, при этом в аппарате управления пять с половиной тысяч человек было — это, можно сказать, мозг флота. Вообще, три составляющие есть: флот, моряки (от капитана до матроса) и, конечно, менеджмент. Основной компании два века почти, и за эти 200 лет в Одессе интеллект создавался — из наших, украинских, моряков. Это, увы, погублено и, пожалуй, восстанавливать очень сложно будет.

    «ПО ОЦЕНКЕ АУДИТОРСКОЙ ФИРМЫ «АРТУР АНДЕРСЕН», ЧМП ПОЛТОРА МИЛЛИАРДА ДОЛЛАРОВ СТОИЛО» 

    — В 92-м году, когда вы ЧМП возглавили, сколько оно стоило и какой годовой оборот был?

    — Перед назначением у меня встреча с премьером Фокиным и президентом Леонидом Макаровичем Кравчуком была, где я сказал, что компанию только после аудиторской проверки приму, и «Артур Андерсен» на территорию Украины как раз благодаря Черноморскому морскому пароходству зашла...

    — Это же американская аудиторская фирма?

    — Да, в пятерку крупнейших в мире входила — сейчас, правда, не в очень здоровом состоянии. По оценке фирмы «Артур Андерсен», мы полтора миллиарда долларов стоили...

    — ...в то время, теми деньгами?

    — Да-да. Мы где-то 800-850 миллионов по доходу и 700-750 по расходу имели, в хорошее время 120-150 миллионов долларов прибыли было.

    — В конце 80-х — начале 90-х у многих шальные деньги появились, а вместе с ними и рэкет возник. Вокруг вас рэкет ходил?

    — Ну, местный ходил, правда, я бы сказал, очень нежно и аккуратно. Ко мне их лидер пришел, мы с ним поговорили, я объяснил, что с ЧМП работать только в чис­тых отношениях можно, и не со мной, а с руководителями флотов, и никакого давления. Если лучшими будете — работайте. Рэкетом мы не интересуемся, ни ваших имен, ни фамилий не знаем, хотя, кто это был, я знал.

    — И кто же?

    — Карабас — его где-то потом застрелили... Вот он приходил: мол, может ли их структура с флотом работать. Может, конечно...

    — То есть он под крышу вас взять хотел?

    — Вряд ли — этого не предлагал, у нас таких разговоров никогда не было.

    — «Карабас-Барабас, не боимся больше вас», да?

    — Ну, вероятно (улыбается). Он таких вещей не произносил, крыша мне не нужна была.

    «ЧЕРНОМОРСКОЕ МОРСКОЕ ПАРОХОДСТВО ИСЧЕЗЛО — ГДЕ ФЛОТ И КТО ЕГО ВЛАДЕЛЕЦ, НЕИЗВЕСТНО» 

    — Так получилось, что каждому следующему президенту нашей страны больше, чем предыдущему, в вину вме­няли. Сначала против первого президента Леонида Макаровича Кравчука компромат найти активно пытались, и очень много потуг таких было — за что-то его зацепить, за что-то подвесить... Единственное, в чем обвинили, — в продаже Черноморского морского пароходства, дескать, через своего человека Кудюкина Кравчук ЧМП продал. Признайтесь, так ЧМП вместе с Кравчуком вы распродали или нет?

    — Ну, сказать «нет» мало. Я вам уже говорил, что 202 судна мы получили, а передали 274, правда, не построили, но во Вьетнаме 72 парохода под 84 процента взяли — в собственность, по переводным рублям, и когда Леонид Макарович в 94-м году ушел, ни одно судно из структуры флота выведено не было, и совершенно естественно, что, когда от управления в 95-м меня отодвинули, 274 судна мы и передали. Увы, с 95-го по 2000 год компания с лица земли исчезла.

    — Исчезла?

    — Да, ее нет. Ну, я имею в виду флота и, соответственно, моряков, администрации, сотрудников... Лучшие люди ее составляли — наши, украинские: и из России были, но в основном местные, одесситы, водный институт оканчивали, ОВИМУ наше. Все это утрачено, и потеря это колоссальная.

    — Итак, под руководством Кравчука ЧМП вы не продавали?

    — Нет, и вообще руководства мною со стороны Леонида Макаровича Кравчука не было. Мы с ним беседовали, встречались, он все наши направления поддерживал: создание танкерного флота Украины, береговой охраны — под всем этим подписи президента Кравчука стоят, поскольку это нужно было, и не только нашей стране, но ни мной, ни нами он не управлял. У нас министр Владимир Владимирович Прядко — руководитель Фонда госимущества: мы плотно сотрудничали и полное взаимопонимание имели.

    — Кем же тогда торговый флот Ук­ра­и­ны распродан был и где он сегодня?

    — Ну, есть, конечно, имена, к этому отношение имеющие, но перстом указывать, кто продал, я вряд ли могу. У нас структуры разного уровня, начиная с прокуратуры и заканчивая СБУ, НАБУ, есть — они абсолютно все знают...

    — Да?

    — Конечно — по именам...

    — ...и даже по фамилиям?

    — Ну смотрите: в 2000 году газета «Ведомости приватизации» Фонда госимущества Украины засвидетельствовала: одним пакетом 145 судов продано было (точнее, тремя пакетами за один раз). Кому? Кипрской. Естественно, нужно было формальность соблюсти, что торги объявлены, но никто в них не участвовал, флот как был, так и ушел, только флаги поменялись.

    — И где он сейчас?

    — Где и кто владелец, неизвестно. Ну, кому-то известно, вероятно... Там ребята в НАБУ занимаются — они большой объем работы проделали, но, с моей точки зрения, бесполезной: ничего она не даст.

    «ЗА РЕШЕТКОЙ БОЛЕЕ ЧЕТЫРЕХ ЛЕТ Я ПРОВЕЛ» 

    — В 95-м году вас в Москве задержали и арестовали — почему в Москве и почему арестовали?

    — Почему в Москве? Потому что в Москве. Откровенно говоря, у нас правительственная комиссия, парламентская комиссия, сотрудники Генпрокуратуры работу заканчивали... Спрашивать, можно мне уезжать или нет, я не обязан был, но запрос отправил: мол, пока все это не завершилось, я на несколько дней в Москву отъеду?

    Я в «Совфрахт» ездил. С развалом страны сотрудничество с ним мы потеряли, а 93 процента грузов Черноморского морского пароходства грузами общесоюзного назначения были, и только семь процентов — гифовские, грузы иностранных фрахтователей. 77 процентов грузопотоков — Россия, Беларусь, Прибалтика и Азия, через семь украинских портов, так называемые порты большой Одессы. Одесса, Николаев, Херсон, Ильичевск, Измаил, Рени — все это порты Большой Одессы, северное Причерноморье, и если кому-то в голову Россию остановить взбрело бы — грузопотоки на Россию остановить достаточно, и она через три дня обмякнет. Правда, и мы — еще раньше...

    — Хороший совет!

    — Хороший, однако пользоваться им не следует, потому что без них мы не выживем — порты встанут. Сейчас уже, впрочем, грузопотоки и направления пересмотрены, и очень многое туда не идет...

    Почему меня арестовали? Без объяснений. В Одессе уже я спросил: «В чем проблема?». Мне сказали: «А вы границу пересекли незаконно». Меня начальник ОКПП (под козырек взял) в аэропорту провожал — до самого самолета, даже в самолете в салон вместе зашли, то есть все нормально было, я всю планету пересек, паспорта разного значения имея...

    Смешной аргумент был, конечно, через три недели это дело закрыли, но придумывать начали, как бы все же не выпустить, под арестом держать. В итоге за решеткой более четырех лет я провел, а потом решение суда получил — что судимостью эти годы не считаются. Я судье вопрос прямо в зале суда задал: «А где же я тогда был? На Канарах, может, загорал?». — «Мы вам определение дали, что годы, под следствием проведенные, судимостью не являются — вы помилованы, и все» (вздыхает). Все эти годы мимо прошли...

    «500 ТЫСЯЧ МАРОК — ЭТО БОГАТЕЙШИЙ ЧЕЛОВЕК, ЧТО ЛИ?» 

    — Суд вас к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества приговорил, при этом у вас, насколько мне известно, около полумиллиона дойчмарок конфисковали, хотя СМИ писали, что у вас чуть ли не миллиард был...

    — Ну, миллиарда не было — во-первых, и во-вторых, никакой конфискации особой не произошло. У меня действительно не помню, какую сумму в дойчмарках конфисковали, но совершенно откровенно скажу: счет я в советские годы, с разрешения Главного таможенного управления и Внешнего банка СССР, открыл. В Москве мне добро дали счет не на К-759, а на имя Кудюкина Павла Викторовича открыть.

    — Персональный счет? В советское время?

    — Да, критерий доверия ко мне таков был.

    — И много у вас там лежало?

    — Как раз, может, та сумма, которую вы назвали...

    — Где-то полмиллиона?

    — Около того. Я сейчас отношение к коммерцбанкам имею и полагаю, что они вынуждены будут это вернуть. Как они у страны заберут, не знаю, но мне они вернуть должны.

    — Так вы не богатый, а богатейший человек были?

    — Ну, 500 тысяч марок — это богатейший человек, что ли? Я, к слову, совсем не в структуре Черноморского пароходства их заработал — почти 17 лет в Германии, в Бремене, работал, соавтором многих проектов являлся и вознаграждение получал. Эти деньги очевидные, понятные и доступные для понимания были, ничего скрывать не надо было... Я даже никогда ими не пользовался — как они пришли, так и лежали.

    — Вы — уважаемый человек, адмирал, руководитель Черноморского морского пароходства, крупнейшая, заметнейшая фигура в стране, и вдруг вас сажают. Когда приговор услышали, повеситься не хотелось?

    — Нет (улыбается), мысли такие в голову никогда мне не приходили. Откровенно говоря, когда следствие закончилось, придумать никак не могли, какое же обвинение выдвинуть. Сначала хищения шили, потом — решение Генеральной прокуратуры по­яви­лось эпизод по хищениям в другое дело вывести. Судья внимания на это не обратил и по отсутствующему эпизоду в обвинении мне срок объявил...

    — 10 лет...

    — Да. Я по помилованию вышел, но, если бы указ о помиловании в марте, по-моему, не прозвучал, в августе и без помилования освободился бы. Слава богу, президент указ подписал...

    — Кучма?

    — Леонид Данилович, да, и вот через 10 лет по тому эпизоду дело по статье 6.2 закрыли — «отсутствие состава преступления». Обвинили — и потом сняли...

    — Свои ощущения, когда дверь камеры за вами захлопнулась, вы помните?

    — Вы знаете, когда первый раз в Лондон я прилетел, почувствовал, что на острове, не на материке. Конечно, Лондон и тюрьму Лукьяновскую сравнивать нельзя, но я ощутил, что как-то огражден — в доступе к той свободе, которой жил. Может, даже не в этой жизни только... Все это в разум вмещать сложно было. Я понимал, откуда ветер дует, совершенно убежден был, что все это должно закончиться.

    Тогда четырех человек арестовали — Паливоду Виктора Ивановича, начальника личной охраны Леонида Макаровича, Боженара Виктора, главного советника Мороза, кого-то из «Укрфармации», фамилии не помню, и меня. Трое буквально с первого заседания суда вышли...

    — ...«а вас, Штирлиц...

    — ...я попрошу остаться», да. Сейчас этот вопрос в Брюсселе, в международном суде, находится: я, пока занозу не вытащу, жить не могу.

    «НА ЗОНАХ КО МНЕ КРАЙНЕЕ УВАЖЕНИЕ БЫЛО» 

    — После Лукьяновского СИЗО вас куда отвезли?

    — По Украине круг сделали — не знаю, для чего, наверное, это технологии какие-то. Сначала на николаевскую зону, потом — на одесскую, затем — на харьковскую, а после — на житомирскую. Вот в Житомире я года полтора, наверное, пробыл.

    — А перед этим в Лукьяновке сидели?

    — Да, и в этих вот зонах. Два человека, четыре в камерах со мной находились.

    — Кого же к вам подселяли?

    — Ну как кого? По именам не помню, а по сути, наверное, каких-то людей, которые рядом со мной быть должны были. Правда, никто со мной особо не откровенничал, да и меня, чтобы разговорить, не поддавливали. Крайнее уважение было — на всех уровнях: и в камерах, и от сотрудников зоны. Особенно в Житомире подчеркнуто уважительное отношение было.

    — Скажите, а лидеры блатного мира на вас выходили, с вами встречались?

    — В Житомире?

    — Вообще — за эти четыре года...

    — Выходили. Которые там находились...

    — Вы с ними общались?

    — Общался. Когда только в житомирскую зону попал, никаких льготных условий у меня не было. Позже, месяца через полтора, из общей зоны меня вывели, но пока я там был, с людьми этими пересекался. Откровенно говоря, никаких сложностей, нормальные парни. В карты я не играю, в домино тоже — иногда чаи с ними пил, ничего более. Они сами меня приглашали, но ни о чем разговора не было — ни о свободе, ни о зоне: просто уважение. Ну, я сыт был — сколько там человек съедает? Нормально все было.

    — Правда ли, что на территории житомирской зоны вам шикарный особняк возвели?

    — Особняк не особняк, но у меня совершенно отдельное жилье было — это правда. Его местные ребята, заключенные, построили, красиво деревом все обшили... Можно сказать, у меня там трехкомнатная квартира была: спальня, кабинетик, где я работал, и прихожая. Рядом со мной Вася Баклан находился — огромный, очень обаятельный парень, у него бойня и пекарня были, поэтому мне каждый день буханку свежего хлеба пекли, я ее другим отдавал — столько не съедал (улыбается)...

    — Так вы как смотрящий там были?

    — (Смеется). Ну, смотрящий — вряд ли, но я ни в чем не нуждался.

    — Правда ли, что вы свободно в Житомир выходить могли?

    — Нет-нет, в город я никогда не выходил, ни разу.

    — Но «добро» на это было?

    — С начальником зоны — Николаем Ива­новичем, по-моему, — мы эту тему даже не обсуждали: я этот вопрос не ставил, и он мне это не предлагал, нужды в этом не было. Я, если честно, себя так настроил, будто в каком-то...

    — ...плавании находитесь?

    — В городке каком-то, который так же какими-то заборами огражден. Много работал, писал, думал — и все, никаких особых проблем не было.

    — Правда ли, что вас прямо на зоне женщины посещали?

    — Посещали.

    — У них свободный проход был?

    — Ну, я же их не пропускал... Администрация не препятствовала, комната была, где мы встречались. Они ж не ко мне, где я жил, приходили...

    — Не к вам в особняк?

    — Нет-нет, зона — закрытая территория, и там специальные комнаты есть, где встречаться можно. Мои родные с Волыни, из Одессы, Львова, Киева навещали, и женщины тоже.

    «КОГДА ИЗ ТЮРЬМЫ ВЫШЕЛ, СЧАСТЬЯ НЕ БЫЛО — КОМ РАЗОЧАРОВАНИЯ ДАВИЛ» 

    — А высокопоставленные украинские чиновники повидаться приезжали?

    — Да, ряд депутатов Верховной Рады...

    — Прямо туда?

    — Да. Ян Табачник, например, — приятно было, что он меня проведал, спасибо большое! Люди приезжали, конечно, вопросов каких-то не было, никто никого никогда не задерживал.

    — Один мой друг, который тогда народным депутатом был и в том, чтобы вас освободили, участвовал, петиции, обращения к президенту в числе других коллег подписывал, свидетелем того, как вас освобождали, был. Он мне сказал, что такой встречи с зоны никогда в жизни не видел...

    — Ну, друзья из Одессы, из Киева при­ехали — наверное, штук пять автомобилей было. Меня сразу забрать хотели, но это уже в конце дня было — переночевать решили, потому что на ночь глядя куда переться? В Одессу, в родной город, хотелось, но... В Житомире переночевали, где и по­ужинали, утром встали — поехали. Не­сколь­ко дней в Киеве я провел, с друзьями пообщался, с людьми, которые меня видеть хотели, которых я видеть хотел, а потом в Одессу поехал — там мама, друзья, роддом мой и кладбище.

    — Физическое ощущение счастья, когда вы вышли, было или усталость на­валилась?

    — Счастья не было — ком разочарования, который все это время меня давил... Что из каких-то цепей освободился, не ощутил — понимал, что все изменилось, не знал, надолго ли. Я очень динамичный, энергичный, и пассивно сидеть, вязанием заниматься у меня не получается.

    — Четыре года, которые вы отсидели, — это потерянное, вычеркнутое из жизни время?

    — Вы знаете, если бы даже вдвое дольше сидел, но мне сказали бы, что ЧМП, флот и администрация, сохранено, я считал бы, что чашку чая выпил.

    — Вот так?

    — Ни грамма отсиженных лет не пожалел бы. Они много полезного мне принесли, я многое там обдумал, но ничего более важного, чем Черноморское морское пароходство, моряки и управленческий аппарат, нет, и не случайно в целом семь указов царя по созданию РОПиТа — Русского общества пароходства и торговли — было. Советский Союз в воссоздание такой компании миллиарды долларов влил — это же сейчас о ЧМП как о флоте мы говорим. Все порты замыкались, Новороссийское пароходство, «Совтанкер» — это Черноморское пароходство было, Ждановское пароходство, рудовозный наш флот...

    — ...Мариупольское...

    — ...да. Все судоремонтные заводы — это Черноморское морское пароходство было, там до 91-го года более 500 тысяч человек работало.

    — Фантастика!

    — Потом уже, конечно, самостоятельные структуры были — и порты, и автотранспортные предприятия. Наверное, это все правильно, но в те годы, когда такие великие люди, как Алексей Евгеньевич Данченко и Станислав Александрович Лукьянченко, руководили, это великая компания была.

    Еще при Екатерине Потемкина сюда судостроением заниматься прислали, и из Белорусии сюда 60 тысяч крепостных крестьян он привез, в Херсоне они расселились. 77 процентов судостроения — это Украина была, а на сегодняшний день ни флота, ни судо-, ни кораблестроения нет.

    «ТЕХ, КТО МЕНЯ ПОСАДИЛ, НЕ ТАК МНОГО ОСТАЛОСЬ, И ЖАЖДЫ МЕСТИ У МЕНЯ НЕТ» 

    — Фамилии людей, которые лично к тому, что вас посадили, причастны, вы наверняка знаете — ведь знаете?

    — Знаю.

    — Когда-нибудь им, каждому, отомстить вам хотелось?

    — Все в руках Господа! Их не так много в живых осталось, и жажды мести у меня нет.

    — Господу помочь не хотелось?

    — Нет, это он мне помогает. Я знаю, что во славе Господа, и это мне ни к чему совершенно. С одним из этих людей в приемной президиума Верховного суда я встретился. Он сказал: «Павел Викторович, говорят, вы считаете, что я в вашей посадке участвовал». Я спросил: «А как вы считаете, я так считать могу?». Он развернулся и ушел.

    — Правда ли, что вы уже давно аграрным бизнесом занимаетесь, гусей и свиней выращиваете?

    — Ну, когда из России приехал, свободное время у меня появилось. Мне Дальневосточное, Ленинградское пароходства возглавить предлагали, но не получилось. Это как раз после освобождения было, ког­да «Флот православия» мы создали. Ну как создали? Уставные документы, философию компании разработали. Мы на Кипре ее регистрировали, это под патронатом патриарха Алексия, нашего митрополита Владимира было, и вот на базе православия — не московского даже, а нашего, при содействии одесского мэра Боделана и московского мэра Лужкова такая компания была создана.

    В Москве, куда меня на собеседование по Дальневосточному и Ленинградскому пароходствам пригласили, года полтора я провел, а когда сюда вернулся, мои друзья предложили: «Ты как, свободен? Интересной темой заняться можно». Я, в общем-то, не из этой сферы человек, но поскольку свободного времени много было, занялся.

    ...Как-то утром брился, в зеркало смотрел, с которого слюда слезла... «Ну, «Калина красная», — подумал, — Егор Прокудин: все ниже и ниже опускаюсь. Если ты такой умный, пойди и сделай». В кармане 100 долларов было, друг пришел, мы сели, поужинали... Наутро только бутылка кефира и сайка за шесть копеек остались — так свою агропромышленную тему я начинал, но осознанно никаких денег не касался — с нуля создать все хотел.

    — И создали?

    — 20 тысяч гектаров земли освоили...

    — ...ого!...

    — ...да!..

    — Это Барышевский район Киевской области?

    — Верно. Один из крупнейших комбикормовых заводов в стране там построили (на 164 тысячи тонн комбикормов рассчитанный) с немцами, с американцами элеватор, но до конца дело уже другие люди доводили. Мы контракт под мясопереработку на почти 12 миллионов евро подписали, 16 компаний создали, где 1600 человек занято было. Первые! — не Косюк, а мы: замкнутый цикл в производстве у нас у первых был.

    «ТАКИЕ МЫСЛИ БРОДИЛИ: МОЛ, ГДЕ КУДЮКИН ПОЯВЛЯЕТСЯ, ТАМ МИЛЛИАРДЫ КАКИЕ-ТО РАСТИ ДОЛЖНЫ, НО МИЛЛИАРДЕРОМ Я НИКОГДА НЕ БЫЛ» 

    — А потом неинтересно вам стало?

    — Не то чтобы... Ребята появились, которые по поручению владельца банка, с которым по кредитованию мы сотрудничали, партнерами стать решили, но к пониманию в этом вопросе мы не пришли, и свою долю уступить мне пришлось.

    — В селе, где вы базировались, Европа уже?

    — Да нет — это у Анатолия Андреича Засухи Европа, а я Европу сделать не успел. Ну, у меня и влияния столько не было, и деньги, которые были, — то кредитные, то оборотные. Мы, насколько могли, школе помогали, храм построили, свечи бесплатно, иконы бесплатно, освещение, транспорт давали — чтобы люди молиться приезжали: в течение 500 лет храма в деревне не было.

    Анатолий Андреевич другие возможности, конечно, имел — я уже не помню, как деревня его называется...

    — Ковалевка...

    — Ну да.

    — Мне говорили, однако, что еще в советское время валютным миллиардером вы были, — да или нет?

    — Такие мысли бродили: мол, где Кудюкин появляется, там, значит...

    — ...деньги расти должны...

    — Да, миллиарды какие-то. Не был я никогда миллиардером и, откровенно говоря, цели им стать перед собой никогда не ставил, потому что о деле думал, а Господь посылал — деньги, бокал виски...

    — ...и сайку за шесть копеек...

    — И ее тоже (улыбается).

    — Сегодня вы богатый человек?

    — Сытый, но я душой, верой, любовью богат...

    — «Сытый» — хорошее определение...

    — (Улыбается).

    — Что сейчас с Черноморским морским пароходством?

    — Ой, когда этой темы касаюсь, что-то внутри происходит... 20 лет с этим борюсь... ЧМП в состоянии санации банкротства в Хозяйственном суде находится — слава богу, одесские судьи это притормозили. Моряков нет, все под чужими флагами плавают — они, может, даже цвет нашего родного флага забыли. Управления тоже нет, всех уволили, здание пустое...

    — ...а судов сегодня сколько?

    — Ни одного нет.

    — Ни одного?!

    — В 2000 году последний пакет продан был — вернее, три пакета на 145 судов. Ни одного судна Украина не имеет, и не только ЧМП нет — Дунайского пароходства тоже практически нет, Ждановского, то есть Мариупольского, нет, «Укрречфлота» почти не осталось. Ну и ЧМП вообще не существует — какое-то береговое имущество осталось, но его потихоньку грабят.

    «СЕРДЦЕ МОЕ УЖЕ МАЛО НА ТО ПОХОЖЕ, КОТОРОЕ В УЧЕБНИКАХ АНАТОМИИ РИСУЮТ» 

    — Вопрос дилетанта: флот Украине нужен?

    — Это не вопрос дилетанта, Дмитрий Ильич. Знаете, Молдова у нас как-то 450 метров берега Дуная выдавила — и по определению морской державой стала: Джурджулешты, маленький порт построила, и у нее там свой флот есть. Со мной чехи в одной группе учились, капитанами стали — у них один из крупнейших танкерных флотов, казахи флот имеют, белорусы... Как Украина, 19 портов имея, — это 38 процентов портов всесоюзного значения...

    — ...и сейчас 19?

    — Ну, сейчас 12 — без Крыма, предположим, при этом семь из них — суперважные порты, но ни пришедшие к власти в 91-м году, ни сегодняшние руководители морской Украину не делали и не делают. Она по определению морская. Не сможем мы сегодня эту стену пробить — какие-то молодые парни, девушки придут, которые ЧМП создадут, но и сегодня шанс на это есть — у нас протокол о намерениях имеется 40 балкеров на китайских, южнокорейских и японских верфях простроить. 70 процентов — финансирование, 20 процентов — это equity, деньги иного происхождения... Это рабочий вопрос, то есть сегодня все еще воссоздать можно.

    Сложнее даже не это. Да, исчезнувший флот, ушедшие моряки и потерянное управление — это очень много, но главное потеряно — грузовая база, вакуумной она не бывает, потому что 40 судов можно построить, в Одессе на якорях поставить, и, если флот не загрузить, они там сгниют.

    — Вам, человеку, который такую махину возглавлял, не больно, что сегодня ничего нет? Это же трагедия для вас, наверное...

    — Ну, «больно», при всем величии русского языка, не то слово — наверное, сердце мое уже мало на то похоже, которое в учебниках анатомии рисуют. Конечно, больно — это боль моей жизни, и не только моей — десятки тысяч моряков в меньшей или большей степени все это переживают. Более 60 процентов одесситов — это люди, с морем связанные: жены, родители, дети, портовики, судоремонтники, моряки, разумеется... О толчках и «Седьмом километре» не говорю — это тоже жизнь, но город-то у нас морской, он не металлургическим, скажем, создан.

    — Черноморское морское пароходство возродить вы до сих пор хотите?

    — У нас проект жив, и я совершенно убежден, что мы его возродим. Не знаю, что по этому поводу Петр Алексеевич, президент наш, думает, но после двух его президентских лет мы с ним на Владимирской в ресторане «Да Винчи» встречались, и он фотографию мне показал: ему лет семь, он в каком-то гюйсике, бескозырочке... Признался, что моряком быть мечтал и когда-то с «Проминвестбанком» Херсонским судостроительным заводом совладел, то есть такими вещами он увлекался, и, мне кажется, для него это не просто бизнес был — что-то у него в душе морское.

    Увы, почти пять лет президентом быть (и я не только о нем говорю — и о предыдущем: не важно, о ком) и Украину как морскую державу не видеть... А ведь в 91-м году она 11-й в мире морской державой была! Если из состава Советского Союза ее вычленить, она весь СССР, вместе взятый, опережала, это сотни лет создавалось, и в советские годы — особенно продуктивно: это воссоздать необходимо!

    Украина не только морская — она колоссально транспортная, и профильное министерство не Министерством инфраструктуры называться должно, непонятным этим названием (даже грубее можно сказать, да?), а как и было, — Министерством транспорта. Не важно, в каком он состоянии — у нас железнодорожный, авиация, морской, речной, порты, трубопроводный транспорт. Гужевой, которого уже нет: мы все съели...

    «Я ЗВОНЮ — МНЕ ВРЕМЯ ОПРЕДЕЛЯЮТ, И МЫ ВСТРЕЧАЕМСЯ. С ЛЕОНИДОМ ДАНИЛОВИЧЕМ РЕЖЕ, С ЛЕОНИДОМ МАКАРОВИЧЕМ ЧАЩЕ» 

    — Судо- и кораблестроение в Украи­не восстановить возможно?

    — Возможно. Николаев тот же — великий судостроительный и кораблестроительный город, но очень много корабелов и судостроителей в Европу уехали, потому что это уникальные профессии, и особым спросом даже не сотрудники КБ пользуются, а лекальщики и сварщики, которые, словно закройщики, флот «шьют». Украина все условия имеет, чтобы судостроением заниматься. Я в Бремене в прошлом году был — в родной, любимый, можно сказать, город летал, где много лет проработал, с бизнесменами Гамбурга, Франкфурта беседовал: они новейшие технологии судостроения на наших, украинских, верфях внедрять готовы, потому что у нас уже все разграблено и разрушено, судостроения в Украине нет. Как и судоремонта — ну, это кошмар вообще...

    — Ну, раз судов нет, то и судоремонта...

    — Нет, это не значит, что оно нам не надо, — суда же не только для ЧМП строились, хотя мы основными заказчиками того же Херсона были. А авианосцы где — «Москва», «Тбилиси», «Киев»? Сегодня девушки легкого поведения в Китае на рейде на каком-то из этих кораблей балуются, а ведь из Николаева практически любой флот выпускать мы могли...

    — Какие отношения у вас с Леонидом Кравчуком и Леонидом Кучмой были?

    — Ну, с Леонидом Макаровичем — хорошие, добрые. Всех президентов, включая сегодняшнего, очень близко знаю, и со всей ответственностью скажу: единственный, который флотом и Украиной как морской державой занимался, — это Кравчук.

    Леонид Данилович Кучма, когда премьер-министром был, тоже вопросам флота внимание уделял — не только ЧМП. Как с президентом с ним поработать мне не удалось, поэтому какие-то оценки давать не буду и говорить о том, каким президентом с точки зрения флота он был, тоже.

    — С Кравчуком, Кучмой вы сегодня общаетесь?

    — Да, практически по звонку: я звоню — мне время определяют, и мы встречаемся. С Леонидом Даниловичем реже, с Леонидом Макаровичем чаще...

    — ...и о чем вы беседуете?

    — Только о Черноморском пароходстве!

    «ЧЕМ БЫ Я НИ ЗАНИМАЛСЯ, ЧЕМ БЫ НИ УВЛЕКАЛСЯ, ФЛОТ, ЧМП И ОДЕССА — МОЯ ДУША И МОЕ СЕРДЦЕ!» 

    — Кто, на ваш взгляд, лучшим президентом Украины за все 28 лет независимости был?

    — Первый президент.

    — Обоснуйте, пожалуйста...

    — Ну, я короткое время с ним проработал, но мог понимать, что такое Украина в те годы... И я, и многие, как я, столько усилий приложили... Я с Черноволом Вячеславом Максимовичем дружен был, и, кстати, врагами Кравчук и Черновол не были — может, и друзьями не были, но в очень хороших отношениях находились.

    Приезд канцлера Германии Коля сюда, можно сказать, я инициировал — даже не Зленко, и только совместное судостроение основной задачей было. Когда Леонид Макарович в Германию летал, у него своя повестка дня была, но один из важных воп­росов — судостроение по ЧМП: на наших, украинских, верфях — в Николаеве, корпуса наши, а силовые установки и навигация — немецкие.

    Палата лордов и премьер Великобритании Джон Мейджор: ну, это прямые отношения были — только по ЧМП, и англичане нам почти четыре миллиарда фунтов стерлингов под целевое судостроение на украинских верфях выделили, — не на немецких или китайских. К Мейджору со мной министр здравоохранения Юрий Прокофьевич Спиженко летал — чтобы фармацевтику создать помогли. Мейджор сказал: «Вот вы у нас столько денег берете, а ничего не строите...». — «Так Тэтчер же у вас судостроение запретила — как самое дорогое. Давайте фармацевтику у вас мы возьмем», и мы согласовали: под здраво­охранение Украины Спиженко четыре завода построить собирался. Благодаря Черноморскому пароходству — нашему контракту.

    ...Кравчук не корабел ведь и не моряк, но с листа понимал! И Кучма так же понимал — пока премьером был, потому что о последующих годах судить не берусь.

    — Вами столько лет морю отдано, за него, можно сказать, вы пострадали... Море манит?

    — Конечно, и без моря ощущение иногда такое, что со всех сторон ракушками оброс. Это основная моя профессия, я моряком быть мечтал, когда в школе учился, из дому в мореходное училище сбегал, отец меня вылавливал, домой возвращал... И он ведь когда-то плавал — в довоенные годы. В первом рейсе Одесса — Балтимор мой отец там, на борту какого-то судна, был, но, правда, настолько свою жизнь, как я, с морем не связал.

    Чем бы я ни занимался, чем бы ни увлекался, флот, Черноморское пароходство и Одесса — моя душа и мое сердце!

    — Последний вопрос: когда в море оказываетесь (даже на круизном лайнере), что чувствуете?

    — Я себя лучше на транспортном судне, чем на круизном лайнере, чувствую, а что испытываю? Ну, откровенно говоря, я еще и домашний человек — не успел уйти, а уже вернуться хочу. Мне в Одессу хочется — видеть ее, по ней гулять... Есть, конечно, моряки, которые с радостью в рейс уходят, и время для них значения не имеет. Я тоже подолгу плавал — рейсы достаточно длинные были, но мне всегда вернуться хотелось.

    — Товарищ адмирал, благодарю вас!

    — Спасибо, Дмитрий Ильич!

    Записала Анна ШЕСТАК










    © Дмитрий Гордон, 2004-2013
    Разработка и сопровождение - УРА Интернет




      bigmir)net TOP 100 Rambler's Top100