(Продолжение. Начало в № 19)

«ШТАТЫ ВИДЯТ, ЧТО ПУТИН БОИТСЯ, И ПОКА ЭТА БОЯЗНЬ ЕСТЬ, ОН ПЛЮС-МИНУС УПРАВЛЯЕМ» 

— Что сегодня представляет собой российская финансовая и политическая элита?

— Это люди глубокого, скажем так, вза­и­мопроникновения с ФСБ: ты либо чекис­там платишь, либо с ними в доле...

— ...либо сам чекист...

— Все, в общем, под контролем чекис­тов находится.

— Уровень образования наверху в Рос­сии высокий?

— Да, все еще высок...

— И в этом отличие нынешних руководителей от советских, правда?

— Ну, даже эти чекисты, это феерическое ворье, детей в Лондон, в Швейцарию, в Америку отправляют учиться...

— ...несмотря на патриотизм...

— А никакого патриотизма у них нет, они воры и бандиты, а дети на Западе учатся, потому что их отцы прекрасно понимают: то, что они творят, в итоге приведет к катастрофе.

— А украденные миллионы где они, как правило, держат?

— Тоже на Западе. Через офшорки родственников, через всякие сложные струк­туры...

— Американская финансовая разведка знает, где деньги российского руководства лежат?

— Да, конечно.

— Теоретически наложить на все это лапу она может?

Бывший заместитель председателя правительства России Альфред Кох, Гарри Каспаров и Евгений Чичваркин на Форуме свободной России в Вильнюсе, 10 марта 2016 года

— В секунду.

— И если нужно будет, она это сделает? Воли хватит?

— Хватит. Штаты же видят, что Путин боится, и пока эта боязнь есть, он плюс-минус управляем. Это основное — он для них предсказуем.

— Путин, значит, управляем и предсказуем?

— Ну, разумеется, и давайте вспомним, что 11 августа 2008 года в Грузии произошло. Америка четко дала понять, что будет за Грузию воевать, и российские войска мо­ментально убрались.

— А чего же тогда занятые территории не освободили?

— Видимо, договорились, что Абхазия и Южная Осетия — да, а остальное — нет, до­статочно цинично. Боюсь, что так же было и в отношении...

— ...Крыма — 100 процентов...

— И с Крымом, и с территориями на Востоке Украины — подозреваю, что там такой же цинизм присутствует.

— С Путиным вы лично общались?

— Нет, никогда.

— А желание в его глаза посмотреть было?

— В 2006-м было желание попросить, чтобы его силовики от нас отстали.

— Вас к нему не пустили?

— Увы...

— Как вы считаете, Путин долго еще будет Россией править?

— Начиная с конца 2008-го все русские либералы каждый год ему пять-шесть лет отводят. Давайте так: мы прекрасно понимаем, что его поддержка очень серьезно от наполняемости холодильников зависит...

— ...и от телевизионных «ящиков»...

С президентом России Дмитрием Медведевым и миллиардером Михаилом Фридманом, 15 сентября 2008-го

— От холодильников! Когда в декабре 2014-го курс рубля по отношению к доллару резко обвалился, Москва свою лояльность Путину показала, выстроившись в очереди в обменки. Да, в глубине души лояльности — ноль! Все знают, что этим людям на остальных плевать, просто плевать, все прекрасно понимают, что рейтинги Путина из-за огромной социальной нагрузки держатся, которую он на себя взял: пенсий, соцвыплат, бла-бла-бла — всего того, что он наобещал, чем он Крым купил (чем, кстати, бешеная женщина с косой, воровка на доверии, так же сейчас пытается украинцев в очередной раз облапошить). За эти социальные пряники нужно огромные деньги платить, которые — это не секрет — от нефтегазовой отрасли идут, и мы отчет себе отдаем, что бюджет при высоких ценах на энергоносители наполняется. Мы точно понимаем, что при цене 70 долларов за баррель или 65...

— ...жить можно...

— ...бесконечно. При 50 долларах за баррель жить можно долгие и долгие годы — минимум ближайшие пять-шесть лет, при 40 долларах за баррель — три-четыре года...

— ...а при 30?

— При 30 — от силы полтора, а при 22 карусель все по цепочке за час разнесет. Эта зависимость плюс-минус такая, но ни один человек: ни Нуриэль Рубини (один из самых авторитетных экспертов в мире по вопросам глобальных финансов. — Д. Г.), ни Михаил Борисович Ходорковский (не хочу его никак обидеть, уважаю безмерно) не может сказать, какой будет цена на нефть в ближайшее время. Все эти аналитики, эти умные ребята с тремя Эм-Би-Эями, эти эксперты в Bloomberg что-то пытаются объяснить только постфактум, тот тренд, который есть, обрисовывают и прос­то его продолжают. Никто не может вперед заглянуть, никто не знает, что будет, — все уверены только, что ниже 20 цена нефти не опустится и выше 200 вряд ли поднимется — вот в этих рамках прогнозы и держатся...

«ЕСЛИ У ЧЕЛОВЕКА ОГРОМНАЯ ЯХТА, ЭТО НЕ ИСКЛЮЧАЕТ ТОГО, ЧТО У НЕГО, МОЖЕТ, КОЛИЧЕСТВО РАКОВЫХ КЛЕТОК В КРОВИ ПРЕВЫШЕНО, А ОН ОБ ЭТОМ НЕ ДОГАДЫВАЕТСЯ» 

— Ну а хозяева мира, те, кого мировой закулисой называют, на ваш взгляд, существуют?

— Как белые медведи...

— 12 или 100 семей, которые настоящими хозяевами мира являются, есть?

— Ну, им так кажется — пусть так будет...

— То есть таких нет?

— (Отрицательно качает головой). Если у человека вот такая (разводит руками) яхта, это не исключает того, что у него, может, количество раковых клеток превышено, а он об этом не догадывается...

— Вашингтон может устроить Путину нефть по 20 или по 15 долларов?

С Леонидом Парфеновым в своем винном магазине в Лондоне

— Если интеллекта и организаторских способностей хватит, чтобы с некоторыми странами ОПЕК договориться...

— ...саудитами, Ираком, Ираном...

— ...то да. Если на то воля будет...

— ...Аллаха...

— И его тоже.

— Знаю, что вы одно время к Дмитрию Медведеву были близки...

— Я в его избирательный штаб входил и за него голосовать призывал, за что мне совершенно не стыдно, хотя одесситы не­дав­но этим меня приложить пытались.

— А вы всерьез на него ставили, вам казалось, что это альтернатива Путину и с ним Россия другой путь может выбрать?

— У нас был в России период, когда безвольный Маленков (считай, Берия за спиной) Хрущева выдвинул, был период...

— ...когда Горбачева выдвинули...

— Да, история несколько моментов знает, когда для тиранов и для империи это заканчивалось... Медведев сам по себе тоже, может, вспыльчивый, но не злобный.

— То есть вам казалось, что он может ход истории переломить?

— В сторону плавных либеральных реформ откорректировать. Он юрист, он про бизнес, про инвестиции, про сотрудничество с Западом думает...

— ...ему айфоны, в конце концов, нравятся...

— Он западно-ориентированный, на самом деле.

— Вы много с ним контактировали?

— Нет, немного.

— Но общаться с ним вам понравилось?

С Михаилом Ходорковским

— В самом начале — да, а потом по причине моего отъезда общение прекратилось.

— Путин сильно его, на ваш взгляд, подавляет?

— Думаю, что между ними, с одной стороны, жесточайшая договоренность и вза­имопонимание, а с другой — Дмитрий Анатольевич очень доверенное его лицо.

— На инаугурации Медведева вы книгу ему подарили — о чем и кто ее автор?

— Это в день его рождения было — я ему роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» преподнес — крайне важный, я считаю, для осознания себя в этом мире.

— Ее же русская написала, правда?

— Она еврейка из Санкт-Петербурга, уроженка Российской империи, и настоящая ее фамилия — Розенбаум: Алиса Розенбаум.

— О чем этот роман?

— Суть в том, что от природы человек — сам он, его тело — и продукты его труда, его фантазии только ему принадлежат — никому больше.

— Вы не в курсе, Медведев эту книжку прочитал?

— Я точно знаю, что он ее получил, поскольку близкий к нему человек сказал, что Дмитрий Анатольевич передает спасибо.

«СУРКОВ НЕ СТРАНАМИ УПРАВЛЯЕТ — СОЗНАНИЯМИ» 

— На взгляд бизнесмена, который хо­рошо знает Россию, но живет вдали от нее, что с ней происходит?

— Я хорошо знал Россию до 2008 года и буду, наверное, совершенно не оригинален, если скажу, что с тех пор от жизни отстал, многое изменилось. Осенью 2014-го мне достаточно долго ждать одного человека довелось, и я в отеле перед русским каналом оказался ...Три или четыре часа подряд все новости смотрел, и со мной произошло то, что в известной рекламе было: я отказывался вообще понимать, что это мои сограждане. Там что-то распылили, на­верное...

— Этот вирус массового психоза, который продолжают, мне кажется, над огромной страной распылять, та легкость, с которой россияне ему поддались, вас на какие мысли наводит?

С Ксенией Собчак

— Все это было, то есть национальную идею искали — долго и в очень хороших местах: «Стратегия 20-20-20» (Единая экономическая стратегия ЕС до 2020 года. — Д. Г.), устойчивое развитие, суверенная, но все-таки демократия... Владислав Юрь­евич Сурков... Ну давайте начистоту: ему здесь, в Украине, управление снайперами приписывают, и я к этому как к чуши собачьей, к какому-то вбросу отношусь. Он не странами управляет — сознаниями, это человек другого масштаба и другого интеллекта, нежели тот, который снайперами командует. Сурков долго искал, искал и думал, много читал о том, что же национальной идеей будет, потому что старая сгнила, и важно, чтобы новая, сильная, появилась. Мне этот подход нравился, я в разработке «Стратегии 20-20-20» участвовал. Среди вещей, которые там закладывались, много чего интересного было, и очень интересные люди этим занимались — например, Кирилл Серебренников, а оказалось, идея — вот она...

— ...понятная, простая...

— Да: налететь и ограбить, и она прям на сердце легла. Долго-долго какое-то национальное самосознание, еще чего-то вы­ст­раивали, а оказалось, примитивные кнопки работают.

— Смотрите, а ведь такое распыление и в 37-м году было — абсолютно такое же...

— Ну, в 37-м, уже все (жестом показывает, что головы рубили).

— Тем не менее как «предателей родины» — английских, американских, не­мецких «шпионов», польских, японских — клеймили!

— Вы какую страну имеете в виду?

— Советский Союз...

— А-а-а, а я почему-то про Германию сразу подумал...

— 33-й — Германия, 37-й — СССР, то есть распыление на советских людей действовало...

— Да, это работает.

— Иными словами, они генетически к этому восприимчивы?

— А из тех, кто невосприимчивы, первая волна с революцией уехала, вторая — на излете НЭПа, как Алиса Розенбаум, потом их в 30-е истребляли...

— Затем Вторая мировая была...

— ...и все самые смелые на ней погибли. Истинные патриоты, настоящие...

— Да, первыми...

— А потом евреи уехали, много евреев.

— За ними последовали все, кто мог...

— В 90-е — те, кто в состоянии были на других языках говорить и понимали, что могут себя на Западе прокормить, в 2008-2009-м — огромное количество бизнеса и люди, которые IT и прочим продвинутым занимались. Все неординарное выдаивается и выдавливается, а те, кто от болота отличаться способен...

— ...самостоятельно мыслить...

Художник Петр Павленский вручил Евгению премию Вацлава Гавела, Прага, 15 августа 2016 года

— ...из России утекают, утекают, утекают. Понятно, что национальная элита очень разбавлена, но надо отдать должное: в России она есть. Здесь, в Украине, с национальной элитой, на мой взгляд, кромешная проблема на самом деле — никого не хочу обидеть, но это факт.

— Вы Владислава Суркова упомянули, а насколько заявления Германа Стерлигова, одного из первых советских миллионеров, верны, что Сурков, играя на поле Дмитрия Медведева, второй его срок на посту президента России готовил вместо нацеленного на оче­редное пришествие Путина?

— Нет сомнений, что для страны это было бы лучше. Ну давайте посмотрим: я не знаю, как индекс РТС (основной индикатор фондового рынка России. — Д. Г.) во время Медведева изменялся — после кризиса 2008 года до момента, когда поползли слухи о том, что Путин возвращается, но когда об этом было официально объявлено, индекс резко снизился, так что да, это, наверное, одна из правильных идей была.

— Как вы считаете, Путин Суркова и Медведева раскусил?

— Нет, поскольку долго на формально не первом месте быть и не собирался. Путин же как? Там разные кланы разные варианты готовят, а он выбирает, какое решение ему близко. Думаю, изначально все было понятно.

«РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ НАЧНЕТСЯ ТОГДА, КОГДА ТАМ ДЕНЬГИ ЗАКОНЧАТСЯ» 

— В Украине, когда эта российско-ук­раинская война началась, очень много людей было, которые говорили: вот сей­час, еще чуть-чуть и Путин упадет — россияне его сбросят, а вы сказали: «Ре­волюция в России начнется тогда, когда там деньги закончатся», то есть вариант такой все-таки возможен?

— Да, россияне привыкли есть за чужой счет.

— Шару любят...

— ...большие пенсии. Ну, сейчас пенсии надутые: хотя они маленькими кажутся, на самом деле, если из возможностей экономики исходить, большие, при этом заоблачные тарифы и огромная наценка на еду. Людям огромные деньги платят — в 10 раз больше, чем при Ельцине! — но в кошельках у них, по сути, ничего не остается.

— А зачем, объясните мне, от импортных продуктов было отказываться — что это за глупость?

— Это не глупость. В 2015-м впервые за длительное время российское производство прирост показало — во-первых, из-за курсовых разниц, а во-вторых, из-за эмбарго: они реально тренд в производстве изменили.

— Российское производство продуктов добрых слов заслуживает, они хорошие?

С Борисом Гребенщиковым

— Нет, дерьмовые...

— Но поскольку россияне привыкли г... есть...

— Нет, производство малоэффективно, там технологии устаревшие, и, будем откровенны, это не очень вкусно и слишком дорого. Да, эти продукты покупают — просто потому, что других нет, а зарплаты все еще большие и пенсии (опять-таки до не­давнего времени, до появления этой курсовой разницы) достаточно велики были. 

Если бы при таких выплатах да открытая страна была бы, без препон импорту, с нормальными тарифами, которые получились бы, если бы позади 20 лет рынка, а не естественных монополий были, которые из-за чудовищного внутреннего воровства неподъемные тарифы устанавливают! Сейчас же все деньги, которые выплачивают, большие эти пенсии в эти тарифы уходят и дальше госчиновниками пилятся, и в стоимости еды коррупционная составляющая достаточно приличная. В стоимости нового дома, например, московского метра, коррупционная составляющая — 70 процентов.

— Немало...

— Да это чудовищно просто!

— Где еще такое есть?

— В Зимбабве и еще в 50-60 странах, которые в индексе коррупции в красной зоне находятся, — в ярко-красной, красной и бордовой. Кстати, Россия и Украина — одна страна, и я всем карту «Индекс восприятия коррупции» показываю, где мы одним цветом закрашены: границы между нами нет, потому что темнее цвета, чем тот, которым наши территории окрашены, чтобы их обозначить, у полиграфистов не нашлось...

— То есть, если из уровня коррупции исходить...

— ...то мы одна страна, да.

«КРЫМ — ЭТО ИГЛА В ЯЙЦЕ, КОТОРОЕ В УТКЕ, СИДЯЩЕЙ В СУНДУКЕ НА ДЕРЕВЕ» 

— Россия к Советскому Союзу может скатиться?

— Нет, это невозможно.

— Только идеологически?

— И даже это исключено, потому что идеология отбирать чужую землю очень дорогостоящая. Крым в 300 миллиардов долларов обошелся: на конец 2012-го международные валютные резервы 600 составляли, а осталось 300. Что за это время произошло? Крым и Донбасс были. Вот эти два куска земли, насчет одного из которых громаднейшие сомнения есть, что он вообще будет к России присоединен и толком ею контролируемым будет, а Крым, понятно, никто не отдаст.

— Даже если Путина не будет?

— Если Путина не будет, это большой вопрос...

— ...то и Курилы отдадут, правда? И Сахалин...

— Курилы никто не отдаст. Нет, если что, бомбить будут — реально бомбить.

— А вы верите, что Россия ядерное оружие может использовать?

— За Курилы, за Сахалин — да, конечно.

— А за Крым?

С Земфирой

— Ну, расчехлить может. Крым — это игла в яйце, которое в утке, сидящей в сундуке на дереве, и если вдруг окажется, что Крым не наш, — все, рейтингу Путина конец: на следующие сутки он перестанет существовать.

— Хорошо, вы вот сказали, что Путин, как Каддафи, закончит...

— Это один из вариантов, но может и как Сталин закончить.

— Ну, тоже не сладкий конец...

— Не сладкий, но до него еще долго.

— Хорошо, представим себе, что Путин каким-то образом уйдет, и что, Крым все равно не отдадут?

— В зависимости от того, сколько време­ни с момента его присоединения пройдет и каким оно будет — насколько хватит у них мозгов и воли огромное количество ино­странных инвесторов на полуостров пус­тить, например, офшорку из него сделать.

— А кто же из иностранных инвесторов туда пойдет?

— Если это офшорка будет, пойдут — они ж абсолютно циничные бляди. Извините, но абсолютно циничные, беспринципные.

— Жаль...

— Тем не менее у совков, у этих путинских ребят, воли отдать это и инвесторов туда пустить не хватит.

— Вот! — и сами ничего не сделают...

— ...и другим не дадут.

«СТАРЫЙ ЧИНОВНИЧИЙ АППАРАТ С ОЛИГАРХАТОМ, СТОЯЩИМ ЗА НИМ, ОТНОСИТСЯ К УКРАИНЕ, БУДТО ВСЕ — ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ» 

— Каким будущее Украины вы видите?

— Давайте смотреть, что с реформами после революции произошло.

— Ни-че-го!

— Какие они были? Какой приток инвестиций пошел? Стройки, снижение налогов, либерализация, легализация бизнеса — где это все, вот где? А ведь этого люди требовали. Евромайдан сказал: «Мы западных ценностей хотим», а это защита част­ной собственности и прав человека, свободное перемещение товаров, грузов, людей через границы внутри Европы, цивилизация и открытость», и где это все? В Грузии это было сделано...

— ...мгновенно...

— ...несмотря на то, что стартовая точка у них гораздо хуже была, — это маленькая страна, которая чрезвычайно уязвима, люди там не очень-то хотели меняться. Здесь, наоборот, меняться хотят: это старый чиновничий аппарат с олигархатом, стоящим за ним, относится к стране, как будто все — последний день. Они шортят (играют на по­нижение. — Д. Г.), чтобы, если завтра все рухнет, ну и ладно.

Что с Украиной будет? Предстоит тяжелейшая, затяжная битва с крючкотворст­вом, законами тяни-толкай, где реформы и контрреформы будут предприниматься одновременно, и путь к свободе будет долог и тернист, как мне кажется.

— Вы в свое время и к Порошенко, и к Яценюку с просьбой в команду реформаторов вас включить обращались. Действительно, как мне говорили, пост министра экономики в украинском правительстве хотели занять? Вы с удовольствием в Украине бы поработали?

С первой женой Антониной и сыном Ярославом, 2008 год

— Да, мы на одних советских мультиках выросли, у нас одни советские тараканы и закупорки — я знаю, где они в голове, потому что все то же самое было, когда по регионам мы открывались. Наша компания в 2008 году 55 миллионов человек обслужила — это больше, чем жителей в Ук­ра­ине.

— Фантастика!

— Девять стран, 11 часовых поясов... Я приблизительно представляю, как закон больших чисел работает, я очень хорошо знаю, как либеральные реформы экономику стимулируют, — это на моих глазах происходило. Мы маленькие сектора, подсектора выбеляли: цифровые фото, приставки, идиотский авторский закон на какое-то время похоронили (этим какие-то бандиты — выходцы с Кавказа — занимались: друг друга стреляли, чтобы кормиться, а потом Путин это Михалкову отдал, чтоб бандит был такой, в законе), я увидел, как это работает... Мы правительственные слушания инициировали — в Минфине, у Леонида Рей­­мана в Министерстве связи и информатизации, в Министерстве экономического развития и торговли...

Вот, наверное, самый яркий пример — для чего-то у нас защитная пошлина на цифровое фото была, то есть 18 процентов НДС и 10 процентов должны были сверху взимать, потому что, видимо, где-то в России, мы не знаем где, свое производство цифровых фотоаппаратов было (нигде в истории этот факт не отмечен), и понятно, что сложенный процент нужно заплатить, — это, соответственно, 30 получается, а так как взятка на таможне за вывод денег — от пяти до 10 процентов, то...

— ...то, по сути, 40...

— ...и все всерую шло. Государство ничего с этого не получало, то есть вбелую процентов 10-15-20 ехали. Мы в правительство пришли и сказали: «Мы со всем рынком поговорим — только НДС 18 процентов оставьте, и все его платить будут. Ну почти все, но на круг это больше будет — может, один месяц провалится». Я тогда не знал, что это кривая Лаффера, американского профессора, который был у министра финансов Наталии Яресько советником по налоговым вопросам... Мы расчеты привезли и на цифрах доказали: если 18 процентов налога оставить, сборов больше будет.

— На это пошли?

— Да, Герман Греф (на тот момент министр экономического развития и торговли) и Алексей Кудрин (министр финансов) поддержали, эксперимент на таможне, рас­считанный на несколько месяцев, начали. В первом же квартале мы участников рынка собрали и сказали: «Ребята, 18 — это то, что все потянут: вот надо, и все! — ну а тех, кому не надо, я сам ментам закажу». Все! — и тут же сети по продаже цифровых фотоаппаратов в рост пошли, дилеры начали покупателям какие-то награды выдавать. Все сразу выбелились, стали белые зарплаты платить, а ноутбуки, с которыми этого не сделали, — они как были, так с 20-процентной защитной пошлиной и остались — где-то как-то на Горбушке, на Савеле в интернете продолжали сбывать...

— Вы вот обмолвились, что знаете, какие в головах россиян и украинцев тараканы...

— Тараканы одни — совковые.

— Да, безусловно, — совковый менталитет, мышление искореженное, лож­ные, въевшиеся в гены, мифы, но самый главный бич и в России, и в Ук­раине, безусловно, коррупция. Реально ли в Ук­раине ее искоренить?

— Конечно. Ну кто бы мог поверить...

— ...что Грузия это сможет...

С сыном Ярославом. «Моя задача отца — чтобы дети росли людьми, независимыми от всех, в том числе от меня, с пониманием возможностей, которые им дает жизнь»

— Вот задай мы в 2003 году любому грузину вопрос: освободится ли она от коррупции? — что услышали бы в ответ? А кто мог поверить, что Япония может жить без коррупции? Там четырежды полицейских меняли, с самурайским упорством раз за разом это делали...

— Харакири за харакири...

— Этого мы не знаем, но трижды всех выгоняли, и добились: на четвертый раз нужный результат таки получили.

— То есть борьба, вы считаете, не без­надежна?

— Безусловно, и огромное количество примеров есть...

— Вы, значит, верите, что Украина жить без коррупции может?

— Вот смотрите... Люди — ну так, в сравнении — работящие, в целом честные, непьющие, климат хороший...

— Что еще надо?

— Ничего!

«ХОРОШИЕ КАЧЕСТВА ТОЖЕ АКТИВИРОВАТЬ МОЖНО, НО В СОСТОЯНИЕ СВИНЕЙ ЛЮДИ ПРОСТО С КАЛЕЙДОСКОПИЧЕСКОЙ СКОРОСТЬЮ СКАТЫВАЮТСЯ» 

— Недавно Юрий Афанасьев скончался, который одним из «прорабов» перестройки был, на съездах народных депутатов СССР партноменклатуру клей­мил. Он наш политический словарь хлестким термином «агрессивно-послушное большинство» пополнил, и мне вот кажется, что и вы большинство очень не любите, вы за продвинутое меньшинство — это так?

— Мы когда-то самое что ни на есть большинство обслуживали — эти люди нашими покупателями были, и, думаю, это полностью доказывает, что я их понимаю.

— Понимаете — понятно, а любите или нет?

— Вот что есть суть рекламы? Прежде всего узнаваемость. Нужно как можно больше о себе рассказать, потому что если ты открылся, тебе доверять начинают и какая-то личная привязанность возникает: это верно — будь то компания, бренд или человек.

Я понимаю, откуда плохие стороны в людях берутся и откуда хорошие. Хорошие качества тоже активировать можно, но сделать это гораздо тяжелее, и процесс идет дольше, а вот плохие раскочегариваются очень быстро, люди в состояние свиней просто с калейдоскопической скоростью скатываются. Быдло я не люблю — ну вот не люблю, презрительно к нему отношусь, но каждый — это один голос, это избиратель, каждый по рождению набор прав имеет, которые уважать надо.

— Все советское, насколько я знаю, вам противно, совок вам отвратителен. Однажды вы при­знались: «Я ненавижу ходить строем и скандировать», и еще одна ваша цитата: «Хочу, чтобы на моей могиле написали: «Он добил СССР»...

— Все верно (смеется).

— В Днепропетровске, ныне Днепре, вы даже лично декоммунизацией занялись — в чем это выражалось?

— Там страшенное количество всяких коммунистических названий — в честь Ленина, Маркса, Карла Либкнехта...

— И какое они отношение к Днепру имеют?

— Есть и улица Чекистов — в конце ее несколько домов стоят, к которым невозможно проехать, потому что асфальта нет. Там никогда никакой дороги не было, кроме грунтовой, — этот отрезок улицы сроду не асфальтировали, и это самый центр города! Представьте: чудовищная разруха и гордая надпись «Улица Чекистов» — прям символично, так вот, когда мы эту табличку отор­вать попытались (сначала хотели ее просто купить, предложили: «Давайте, мы за нее заплатим», потом на время просили, обещали назад повесить), на нас человек с секатором напал: чекистское название защищал.

«У МЕНЯ БЫЛИ ЗОЛОТЫЕ ЧАСЫ, ЗОЛОТОЙ VERTU, НО НА НОВЫЙ ГОД МЫ С ТОВАРИЩЕМ НАПИЛИСЬ И ВСЕ ЭТО РАЗБИЛИ» 

— Нескромный вопрос вам задам: сколько у вас сегодня денег, вы знаете?

— Да.

— Много?

Со второй супругой Татьяной Фокиной

— Очень мало.

— «Очень мало» — это в десятках мил­­лионов или в сотнях?

— Я бы не хотел отвечать — разговоры о своих деньгах не люблю.

— Но вы богатый человек сегодня?

— Нет.

— Состоятельный?

— Да, вполне.

— Можете себе позволить все, что для жизни и деятельности бизнесмену вашего возраста и сознания нужно?

— Конечно.

— Вы щедрый или, как многие богатые люди, прижимистый?

— Я не жадный.

— С деньгами легко расстаетесь?

— Смотря на что, но в целом, как царь Кощей, над златом не чахну.

— Это правда, что в бытность руководителем «Евросети» вы однажды мобильный телефон Vertu за 400 тысяч долларов продали?

— Он 300 с чем-то тысяч евро стоил, а в долларах... Да, наверное, это 400 тысяч.

— Что же там, в этом мобильном телефоне, за такую цену должно было быть?

— Вы кнопки на модели Сonstellation, который здесь на столе лежал, помните? У него эти тоненькие кнопочки — огранки «багет», то есть из большого бриллианта, вырезаны.

— Ясно, и кто это чудо купил?

— Молодая женщина из Сибири...

— Вот богатый край, правда? Ну а вы себе такой телефон позволить могли?

— У меня золотой Vertu № 223 в 2003 году, по-моему, был.

— Поиграли и бросили?

— Нет, я его разбил. У меня золотые часы были и золотой телефон, мы с моим товарищем Новый год отмечали и по традиции...

— ...по древней русской традиции...

— Да, напившись, бороться решили — ну так, совершенно дружески! — и это все раз­били (на следующий день он часы Swatch мне купил и сказал, что они тоже прекрасно время показывают). Я все починил, конечно, но больше не носил...

— Каким мобильным вы сами сегодня пользуетесь?

— У меня два восьмых айфона.

— Это, по вашему мнению, лучший на сегодняшний день телефон?

С женой Татьяной

— Удобный, хотя любые телефоны я не­навижу, честно.

— Я одного олигарха знаю, который телефоном Nokia за 100 долларов поль­зуется...

— 3110 или 62-м?

— Ну, каким-то из них, и когда я его спросил, что случилось, он ответил...

— ...«Мне только говорить»...

— ...«не слушают — это удобно»...

— А-а, это 62-й... Да, не слушают (смеется), ага!

— То есть есть телефоны, которые не слушают?

— Конечно же, нет! Ну, о’кей...

— Может, местонахождение хозяина не определяют, как это по айфонам делают?

— Слушают, разумеется, просто почему телефоном 15-летней давности не повыпенд­риваться? Это как Classic Art.

— Какой самый большой подарок вы себе делали?

— Отказ от курения 15 лет назад.

— А если в материальном плане, что вы самое дорогое себе покупали?

— Ну, дом — это же неправильно, потому что я не себе его купил, а всем...

— Самые дорогие часы какие у вас бы­ли?

— Это лет 12 или 13 назад было — тысяч 40 они стоили. До Пескова (пресс-секретаря Путина, который с часами стоимостью 620 тысяч евро засветился. — Д. Г.) далеко.

«В ЗАГРОБНУЮ ЖИЗНЬ НЕ ВЕРЮ — МНЕ, СОБСТВЕННО, ДАЖЕ МОГИЛА НЕ НУЖНА» 

— Какой самый дорогой подарок кому-то вы сделали?

— Очень хороший автомобиль — жене.

— Сколько раз вы были женаты?

— Я бы в личную жизнь не вдавался...

— Но сколько у вас детей и чем они занимаются, сказать можете?

— Двое детей. Учатся.

— Надежды подают? Вы в них такие бизнес-задатки, как у вас, видите?

— Моя задача отца — чтобы дети росли людьми, не­зависимыми от всех, в том числе от меня, с пониманием возможностей, которые им дает жизнь.

— Что главное для богатого человека в воспитании детей, что он им должен, на ваш взгляд, оставить?

С Дмитрием Гордоном. «У меня сейчас два восьмых айфона, хотя любые телефоны я ненавижу, честно»

— Очень хорошее воспитание, очень хорошее образование и вкус к открытиям, путешествиям. Не деньги. Удочку — не рыбу.

— Ваши дети знают, что вы им вмес­то денег удочку оставить собираетесь?

— Я думаю, что...

— ...они об этом даже не догадываются...

— Сын и не рассчитывает, собственно... Нет, он мечтает быть самостоятельным и независимым, по-другому вообще себя не представляет... Для мальчика это очень важно — он тогда взрослым становится, когда независимость получает. Для сына это дело принципа, и мне кажется, такая черта у него есть.

— Мне один очень богатый человек по этому поводу сказал: «Я-то им удочку бы оставил, но боюсь, на могилу плю­нут» — у вас такого опасения нет?

— В загробную жизнь я не верю — мне, собственно, даже могила не нужна.

— Вы атеист и, как видно, признаться в этом не стесняетесь?

— Не стесняюсь. Я с большим интересом к теологии отношусь, с уважением — к верующим, с пренебрежением — к набожным, я за то, чтобы храмы и церкви реставрировать, чтобы в них обязательно всех пускать. Это неотъемлемая часть культуры и истории, которую изучать надо, и то, что в Великобритании школьники разные религии проходят, — это прекрасно, но я категорически против того, чтобы религиозные школы, то есть школы одной религии, были. Категорически против! — считаю, это очень вредно и на будущее плохо влияет.