Ровно 40 дней назад, 22 мая, за день до своего 79-го дня рождения, мэтр советского спортивного репортажа Владимир Перетурин ушел из жизни.
В последние пять лет он был всеми забыт и очень одинок. Вспомнили о нем только раз — в августе 2014-го, когда Владимир Иванович, один-единственный из российских спортивных комментаторов, призвал власти отказаться от проведения чемпионата мира по футболу в 2018 году, дескать, Россия — страна бедная и позволить себе миллиардные траты на это действо не может.
Последний из «мастодонтов» минувшей эпохи, он пришел на телевидение в то время, когда футбол был не просто игрой, а частью жизни его поколения. Перетуринский голос — болельщики со стажем его до сих пор помнят! —звучал из комментаторской кабинки в столицах и в провинции, на курортах и в глухих таежных углах. Слушателям нравилась спокойная манера Владимира (тогда еще без отчества), который первым позволил себе в эфире иронизировать — невиданная по тем временам вещь!
За свою долгую репортерскую жизнь прославленный комментатор побывал на шести чемпионатах мира по футболу, вел репортажи с первенств Европы и Олимпийских игр. Созданную им еженедельную программу «Футбольное обозрение», посвященную исключительно футболу, с нетерпением ждали — она казалась глотком свежего воздуха, была пусть не окном, но форточкой в другой мир. Перетурин подготовил более 900 ее выпусков, и именно ей многие болельщики обязаны приобщением к миру футбола, а вот от идеологически выдержанной программы «Время» он в отличие от его более прагматичных коллег держался на расстоянии.
Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА
Вообще, Владимир Иванович нетипичным был москвичом — болел за украинские клубы и при всей известности нос перед рядовыми соотечественниками не задирал. Этому, в частности, немало способствовало то, что своей машины у него никогда не было — он ездил в метро. Его узнавали, радостно тянули кто червонец, кто паспорт: «Распишитесь!», а вот начальство ершистого, конфликтного комментатора не жаловало и как-то, воспользовавшись реорганизацией телевидения, даже вне штата оставило. Потом его все-таки выпускающим редактором взяли — днями напролет в «Останкино» сидеть и спортивные программы, которые выходят в эфир, отслеживать. Видимо, рассчитывали, что Перетурин возмутится, откажется, дверью хлопнет, а он согласился и рядовым сотрудником работал, поскольку вне футбола себя не мыслил. Опала несколько лет продолжалась...
Видимо, обо всем этом Владимир Иванович вспоминал, лежа в маленькой, увешанной вымпелами и старыми фотографиями со спортивными звездами, комнатке. Его небольшой, еще ламповый, телевизор сутками напролет не выключался, на экране шли бесконечные футбольные матчи. В 2012 году Перетурина запер в четырех стенах второй инсульт, и он грустно шутил: «Еще не умер, но не встаю». До последнего дня постаревший, ослабевший комментатор жил футболом — единственным, что у него оставалось: об игре, которую считал спортом №1, он был готов говорить часами.
Теперь Владимир Иванович не одинок — он присоединился к своим друзьям и приятелям, с которыми когда-то был счастлив: жаль только, что с уходом Перетурина оборвалась ниточка, которая связывала тысячи болельщиков с их детством, юностью, а еще — что убыло и без того мизерное число смельчаков, способных говорить неудобную правду.
Думаю, ему, человеку жизнерадостному, который традиционно заканчивал передачу или репортаж фразой: «И будьте здоровы!», не понравилось бы, что это вступление на минорной ноте я завершаю, поэтому процитирую, с вашего позволения, несколько перлов, прозвучавших в его репортажах. Итак:
«Счет 0:0, потому что игра не началась».
«Наша сборная играла местами».
«Три удара — и два с половиной мяча в наших воротах».
«Хоть бы подрались нормально, что ли?».
«Юран иногда прав, но чаще прав арбитр».
«Смертин переодевается так медленно, как будто вся жизнь впереди».
«Пошли все динамовцы в одно место».
«За левыми воротами расположились болельщики «Лацио». Вы их видите. Они голубые».
«Через несколько минут должен прозвучать свисток, хочет он этого или нет».
«Я БЕЙДЖИКОМ РАЗМАХИВАЮ И КРИЧУ: «СЕНЬОРЫ, СИТУАЦИЯ ДРАМАТИК!»
— Владимир Иванович, как и миллионы футбольных болельщиков, я привык видеть вас на телеэкране энергичным, бодрым, подтянутым, а теперь вы встречаете меня на кровати — что случилось?
— Жизнь сложна, здоровье болезни точат... Сейчас у меня инсульт (второй — первый был в 1998-м), поэтому, пролежав месяц в больнице, теперь дома лечусь.
— Я хорошо помню ваши прекрасные футбольные репортажи с чемпионатов мира и Европы, с первенства Советского Союза, которое очень сильным тогда было... С ноября 1980 года вы вели еще и знаменитую программу «Футбольное обозрение», которую сами создали, — в течение скольких лет были ее бессменным ведущим?
— Бессменным я не был, вели и другие, а первые выпуски с Николаем Озеровым мы делали. Программа на протяжении почти 20 лет выходила...
— Какие репортажи были для вас самыми знаковыми, стали, как говорится, вашей визитной карточкой?
— Ну, визитной или нет, не скажу, но особенно яркие, конечно, помню. Таких несколько, и первый — 1982 год, Испания...
— ...XII чемпионат мира...
— ...полуфинал Германия — Франция...
С мамой Эмилией Александровной, отцом Иваном Уваровичем и младшим братом Сашей, конец 40-х
— О, драматичнейший матч, исход которого решил вышедший на замену Румменигге...
— Да, да! Там была ситуация почти такая же, как у наших ребят. Советскую сборную только победа над сборной Польши устраивала — при ничьей решающим фактором становилась бы разница мячей, а она осталась бы лучшей у соперников, но наша команда настроилась на то, чтобы прежде всего не проиграть, а если получится — попытаться выиграть. На поле никто из соперников не решался пойти на обострение, не было ни темпа, ни голевых моментов, что вызвало справедливое недовольство трибун. В результате сборная СССР выбыла из борьбы, ну а в матче немцев с французами...
— ...проигрывавшие уже в дополнительное время со счетом 3:1 немцы все-таки победили...
— После семи одиннадцатиметровых, а для меня это имело особое значение, потому что было связано с приключениями. Матч проходил в Севилье, а мы, журналисты, жили в Мадриде, и наш начальник, первый заместитель главного редактора спортивных программ Гостелерадио СССР Рудольф Федорович Незвицкий, дал мне билет на самолет, которым я должен был лететь туда в день игры. «А обратный?» — спросил я. «На поезде доберешься — вот тебе деньги». Я посмотрел расписание и увидел, что поезд через полтора часа после окончания матча отходит. «А если добавочное время? — задал вопрос. — Если послематчевые пенальти?». — «А если кирпич упадет?» — поставил точку Незвицкий. Увы, мои опасения оправдались...
Стадион в Севилье на окраине города находится, это вам не «Лужники» в Москве — никакого метро там нет, а мне до вокзала добираться, поэтому я все время думал, как бы на поезд не опоздать. Когда основное время со счетом 1:1 закончилось, занервничал, но в овертайм французы два мяча забивают, и я с облегчением вздыхаю: кажется, успеваю. И тут на поле захворавший Румменигге выходит и сначала сам забивает, а через несколько минут с его помощью Фишер сравнивает счет... Потом серия пенальти последовала — процедура не быстрая: я как на иголках сидел...
Это, правда, еще не все. Телевизионный репортаж уже подходил к концу, и тут из Москвы — время к часу ночи там приближалось! — мне говорят: «Володь, после окончания сделай обзор на утро на радио» (редакция радио и телевидения у нас общая была). Сделал, вскакиваю, чтобы на вокзал мчаться, а родина не отпускает: «Еще для «Маяка» на 15.30 комментарий запиши».
Минут 10 на один комментарий ушло, столько же на второй, к этому времени зрители со стадиона ушли. Я на улицу выскакиваю и вижу, что толпа — 70 тысяч болельщиков! — в одном направлении идет, такси не поймать: их расхватывали молниеносно. Там еще брички с лошадьми были, но я подумал: на бричке точно не успею. В запасе у меня минут 30 оставалось. Наконец, машину увидел: я к ней побежал, и люди за мной побежали, а я с бейджиком — размахиваю им и кричу: «Сеньоры, ситуация драматик!». В общем, сел. Шоферу кучу денег дал: «На вокзал, быстрее!». На внушительной скорости подъезжаем... «Эх, — думаю, — опоздал: время отправления давно прошло». Смотрю, а состав стоит — минут на 40 его задержали, поскольку на стадионе масса журналистов была, которые в Мадрид спешили.
Пионерский лагерь МИДа, Володя Перетурин — капитан команды, крайний справа, конец 40-х
До утра никто в вагонах не спал — все пили, гуляли. Я ожидал, что меня кто-нибудь на вокзале в Мадриде встретит: для этой цели у нас две машины были — их напрокат брали, но ни одной из них не увидел. Пришлось с пересадками на метро добираться. К гостинице подхожу, а навстречу Незвицкий: «О, здорово!». — «Здравствуйте». — «Как самочувствие?» — спрашивает. «Неважное, — отвечаю. — Почему же меня никто не встретил?». Он руками развел: «Мы посчитали, что ты никак не должен был на этот поезд успеть».
«РАБОЧИЕ ИЗ НИЖНЕГО ТАГИЛА ПОКЛЯЛИСЬ: «НИКАКИХ ПИСЕМ МЫ НЕ ПИСАЛИ»
— Практически у каждого спортивного комментатора в творческом багаже есть фразы, которые, помимо его желания, вырываются и крылатыми потом становятся, — у вас такие были?
— Нет такой фразы — есть целое выражение. В 1988 году на чемпионате Европы в Германии я вел — так уж получилось — все матчи голландцев и почти все — советской сборной. Первый матч с Голландией проходил в Кельне: я в нашем торгпредстве жил, а торгпред — мой хороший знакомый, и с этим одна ситуация связана. Там перед матчем основных составов журналисты играли, а из советских, кроме меня, только Виктор Понедельник был — редактор еженедельника...
— ...«Футбол-Хоккей»...
Игрок кировского «Динамо» Владимир Перетурин с мячом, 1958 год
— Да, сначала еженедельник «Футбол» был, потом «Хоккей» добавился, и вот вечером игра сборной, а утром эта встреча товарищеская. Поскольку коллег мало, я работников торгпредства за журналистов определил, а днем, часа в два, у меня интервью с Лобановским было назначено, и после первого тайма — он со счетом 0:2 закончился — мы проигрывали, я сказал, что ухожу. Когда на матч приехал, Понедельник с укоризной спросил: «Что ж ты ушел-то?» (а я в защите играл). «А что случилось?». — «2:8 мы проиграли». Я: «Извини, у меня работа».
Хорошо, что настроение вскоре исправилось: этот матч наши выиграли 1:0, Василий Рац забил, но самое интересное было в полуфинале. Голландия в Гамбурге с Германией играла, я репортаж веду и минуте на 15-й замечаю, что в составе голландцев трое ребят из Суринама: Рууд Гуллит, Франк Райкаард, Арон Винтер... Я подумал и — импровизация! — сказал: «Как хорошо играют суринамские ребята! У нас такая многонациональная страна — может, и нам отцов из Суринама поискать?».
Когда в Москву вернулся, кто только меня за это не пинал, распекали на больших и малых летучках. Оказывается, «Комсомольская правда» напечатала от имени рабочих Нижнетагильского металлургического завода письмо, причем подписи под ним были: горновой такой-то, сталевар такой-то, литейщик такой-то... Они написали: «До чего наши комментаторы дошли! Вот недавно в матче чемпионата Европы Владимир Перетурин призывал советских женщин с неграми спать».
— Было бы, может, и неплохо...
— Потом в Нижний Тагил мы звонили, люди с такими фамилиями на этом заводе действительно были, но они поклялись: «Никаких писем мы не писали».
«ЛАПИНУ БРЕЖНЕВ СКАЗАЛ: «У ТЕБЯ В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ, КРОМЕ ФУТБОЛА, ХОККЕЯ И «ФУТБОЛЬНОГО ОБОЗРЕНИЯ», СМОТРЕТЬ НЕЧЕГО»
— Вы с Николаем Николаевичем Озеровым дружили, которому, не знаю, обоснованно или нет, одну фразу приписывают, — якобы как-то во время репортажа он воскликнул: «Гол! (Потом слово из трех букв последовало. — Д. Г.). Штанга!»...
— Вы уже, наверное, 101-й человек, который об этом у меня спрашивает, и отвечаю я коротко: нет! Дядя Коля никогда не ругался — ни в жизни, ни в театре, ни на футболе: просто не так воспитан...
— Случалось ли вам, интересно, на матч опаздывать, когда игра начинается, а вы еще не в комментаторской кабинке?
— Да, это в 1993 году было, когда московское «Торпедо» в Кубке кубков с израильской командой «Маккаби» (Хайфа) встречалось. Ехать из Останкино до стадиона «Торпедо», где они играли, минут 30, но в эти дни в Москву певец негритянский приехал... Как же его?
— Майкл Джексон?
В 1980 году на советских телеэкранах появилась программа «Футбольное обозрение», которую создал Владимир Перетурин. «Бессменным ведущим я не был, вели и другие, а первые выпуски с Николаем Озеровым мы делали»
— Да, точно. Концерт где-то в центре проходил, поэтому там все перекрыли, и проехать мы не могли, и пока по улицам крутились-вертелись... Главная сложность заключалась в том, что если нет режиссера, операторы могут сами работать, а комментатора не заменит никто. Страховки у нас были, только когда трансляция из-за границы велась, — кстати, мой первый репортаж как раз на страховке был (в 1970 году во время матча СССР с Югославией из-за технических проблем связь с находившимся на месте Озеровым прервалась и мэтра заменил никому еще не известный Перетурин. — Д. Г.). Мы, в общем, минут за пять до начала приехали, я в судейскую составы брать побежал. Не опоздали...
— Брежнев и прочие руководители страны ваши репортажи внимательно слушали?
— Не знаю, но один пример на эту тему могу привести. Леонид Ильич (царствие ему небесное!) перед Новым годом приезжал поздравление советскому народу записывать — при этом требовал, чтобы всегда одни и те же люди были: гримерши, операторы (специально оборудованная студия круглый год на него работала). И вот очередное поздравление, куча народу, наш председатель Гостелерадио Лапин — он был приятелем, другом генсека — сзади стоит, и вдруг Брежнев сказал: «Слушай, Сергей, у тебя в последнее время, кроме футбола, хоккея и «Футбольного обозрения», смотреть нечего». — «Как же, Леонид Ильич? — разволновался Лапин. — А «От всей души» и программа «Время»?». — «Нет, слушай, что я тебе говорю».
Я этого не знал — мне через пару лет один из людей, которые тогда в студии были, рассказал...
— Тренеры, которые, возможно, были чем-то на ваши репортажи обижены, в ЦК на вас жаловались?
— Жаловались.
— Кто?
— Константин Иванович Бесков.
— А чем он был недоволен?
— Да что-то я, как ему показалось, «не по чину», прокомментировал. Он тогда сборную СССР тренировал, товарищеская игра во Франции была. Минуте на 10-й я понял, что у нас сборная — 11 игроков из 10 клубов, ну и сказал в эфир: «Странный у нас подбор футболистов — сборная состоит из игроков 10 клубов: таким составом легче удивить, чем победить».
— Вы помните, сколько в советское время спортивные комментаторы, в частности футбольные, зарабатывали?
Со знаменитым спартаковским футболистом и тренером Олегом Романцевым, конец 90-х
— Конечно, помню — мало, в 10 раз меньше, чем в Германии или других странах... Оклад был 500-800 рублей.
— Немало...
— ...но и не особенно много...
— При средней зарплате по стране в 150-200 целковых?
— Ну, с нас же отработки требовали. Телерепортаж до 15 рублей стоил, по радио — до 10, а у нас сегодня радио, завтра телевидение, потом наоборот, и пять-шесть репортажей надо было в отработку отдать, то есть сделать бесплатно.
«В КОРОБКАХ, НА КОТОРЫХ «ИНВЕНТАРЬ» БЫЛО НАПИСАНО, ДЕСЯТКИ БОЛОНЬЕВЫХ ПЛАЩЕЙ ЛЕЖАЛИ. МАСЛАЧЕНКО ПОСЛЕ ЭТОГО ОТ ЭФИРА НА ГОД ИЛИ НА ДВА ОТСТРАНИЛИ»
— В 70-80-х годах самыми популярными футбольными комментаторами у нас были Николай Николаевич Озеров, конечно, Котэ Махарадзе, Владимир Маслаченко и вы. Покойного Владимира Никитовича Маслаченко вы подлым и непорядочным человеком считали — почему?
— Откуда вы знаете? (Пауза). Потому что несколько поступков его ниже всякой критики. Рассказать, каких?
— Если можно...
— Маслаченко горными лыжами занимался и стал их на телевидении пропагандировать. Они с главным тренером сборной контакты с какой-то фирмой австрийской установили, и та сюда инвентарь присылала, костюмы. В Шереметьево у Маслаченко с кем-то договоренность была, что их не проверяют, но однажды аэропорт был закрыт, и самолет во Внуково посадили, а там...
— ...таможенники другие...
— Они стали багаж проверять, и оказалось, что в коробках, на которых «инвентарь» было написано, десятки болоньевых плащей лежали.
— Тоже инвентарь своего рода...
— От эфира его на год или на два отстранили, и ему это не нравилось — как и то, что «Футбольное обозрение» я веду. Они жаловаться толпой ходили: почему Перетурин передачей занимается, а не мы? После этого Маслаченко очень меня, говоря русским языком, невзлюбил, а он с нашим главным редактором Александром Иваницким дружил...
В 76-м реорганизация происходила: у нас был отдел, а из него главную редакцию сделали, при этом сотрудников как бы уволили, а потом взяли обратно. Зачислили всех, кроме меня — вне штата я оказался, а в это время зимние Олимпийские игры в Инсбруке проходили. Все, в общем, уехали, а Маслаченко после той истории в Москве остался — Лапин выход в эфир ему запретил, вот он здесь и маялся.
С легендарным спартаковским тренером Константином Бесковым, конец 80-х. Константин Иванович как-то жаловался на Перетурина в ЦК. «Я, как ему показалось, «не по чину», комментировал»
Я тоже фактически без работы остался, но у меня знакомые были (один из них в ЦК работал), которые мне всячески помогали. Видимо, словечко замолвили, и Лапин меня к себе вызывает. Пришел я к нему и сказал: «Сергей Георгиевич, вот убрали — не понимаю, за что», а он: «Ну, у вас же высшего образования нет». — «Как нет? Я Ленинградский педагогический институт имени Герцена окончил». Лапин: «Но вы же спорта не знаете». — «Что вы, я мастер спорта, чемпион Спартакиады народов СССР, в ленинградском «Динамо» играл». Он удивился: «Если это правда, идите работайте», а потом мне один человек рассказал, как там интрига была закручена. Маслаченко к Иваницкому прибежал и воскликнул: «Саня, Саша! «Синхронную камеру» вернули», то есть они все рассчитывали, что меня уберут, а меня восстановили.
Это одно ЧП, а второе в Испании произошло. Озеров тогда с нашей сборной жил, Саркисьянц — в Барселоне, Махарадзе еще где-то, а мы с Маслаченко — в Мадриде, «Футбольное обозрение» дважды в неделю делали. Там всем журналистам сувениры давали: какие-то сумки, кроссовки, майки, шапки, и Маслаченко сказал: «Не надо туда скопом ходить — я договорюсь за всех». Что было дальше, Витя Понедельник рассказал.
Мы жили в отеле Villa Magna, где на последнем этаже находился бассейн, — Виктор часто туда приходил, поэтому мы встречались. Он спросил: «Володь, вы сувениры получили?». — «Нет», — я ответил. «Как нет? Маслаченко на всех взял». Потом он его встретил и прижал: «Володь, как тебе не стыдно? Что же ты все взял, а ребятам не дал?», а Маслаченко ему: «А что? И жене надо, и сыну».
— Правильно...
— И третий эпизод. Он журналу «Огонек» уже после окончания карьеры историю своей жизни описал, биографию, и «разоткровенничался»: «Все говорят, что Яшин лучший вратарь. Нет, я лучший, Яшин — второй!». Ну как же так можно?
«ГУСЕВ — НЕГОДЯЙ ИЗ НЕГОДЯЕВ, КАГЭБИСТ: БЫЛ ИМ И ЕСТЬ»
— Котэ Махарадзе рассказал мне, что на чемпионате мира-1986 в Мексике между Озеровым и Константином Ивановичем с одной стороны и Маслаченко — с другой произошел какой-то конфликт...
— Да, при мне...
— Озеров якобы чуть не умер...
— Нет, но плохо ему было...
Мы с Котэ Ивановичем в одном номере жили, а суть-то скандала в чем? Озерова, который уже заканчивал, они плавили жутко: финал ему не дали вести, Маслаченко отдали, и вот у Маслаченко, друга главного редактора, по телевидению репортаж, я на радио должен вести, а остальные (там Евгений Майоров еще был) не при деле оказались. За день до игры мы сидим, ждем билеты специальные на финал, Маслаченко (он за главного был, поскольку Иваницкий уже уехал) приходит. «Вот тебе» — дяде Коле протягивает, потом мне, а Майорову, Махарадзе не дает. Они: «А мы как же?». — «А вы будете марьячи (мексиканских певцов и музыкантов, исполняющих народные песни и произведения в фольклорном стиле. — Д. Г.) с оператором снимать»...
— То есть репортажами на улице займетесь...
— Да — Маслаченко с Иваницким фильм просто делали. Махарадзе взревел: «Как? Ты на футболе будешь, а я марьячи буду снимать?». Шум, гам...
— Кто-то из нынешних футбольных комментаторов вам нравится?
С Дмитрием Гордоном. «Жизнь сложна, здоровье болезни точат...»
— К сожалению, нет, и этот вопрос вы не первый мне задаете. Видите ли, есть телевизионные школы, курсы какие-то, где телеоператоров, режиссеров, осветителей обучают, но спортивных комментаторов не готовят нигде.
— Какая-то тотальная безграмотность поражает...
— И безграмотность, и незнание футбола... Понимаете, все мои коллеги, с кем я был знаком, были личностями — и Вадим Синявский, и Николай Озеров, и Котэ Махарадзе, и Виктор Набутов, и Владимир Маслаченко, и Георгий Саркисьянц: у них даже штампы свои были...
— Маслаченко тоже ведь личность, правда?
— Да, безусловно — и в смысле знания футбола, и в смысле какой-то своей манеры, а сейчас личностей нет, все усреднилось...
— Говорят, вашему увольнению с Первого канала российского телевидения комментатор Виктор Гусев поспособствовал, которого вы в сердцах даже кагэбистом назвали...
— Не я назвал — он был им и есть. Гусев руку приложил точно — это негодяй из негодяев, который в составе группы КГБ где-то в Африке воевал (служил военным переводчиком в Эфиопии, которая на тот период с Сомали воевала. — Д. Г.).
— Смотрите-ка...
— Столько гадостей делал — необъективный человек! Представляете, по телевидению какой-то матч из-за границы ведет (по-моему, это был чемпионат мира по хоккею) и после первого периода через телевизионную связь жене домой звонит: «Оля, ну как я отработал?». Та: «Ничего». — «Не ничего, а отлично», — поправляет ее муж, сам себя хвалит...
(Окончание в следующем номере)
