(Продолжение. Начало в № 39, №40, №41)

«СЕКСУАЛЬНЫЕ ДОМОГАТЕЛЬСТВА — ЭТО У НАС В АРМИИ ОБЫЧНОЕ ДЕЛО, НО, КАК В НАРОДЕ ГОВОРЯТ, ЕСЛИ СУКА НЕ ЗАХОЧЕТ, КОБЕЛЬ НЕ ВСКОЧИТ»

— Несколько месяцев назад лауреат Нобелевской премии по литературе белорусская писательница Светлана Алек­сиевич очень тепло мне о вас говорила. Она, в частности, автор книги «У войны не женское лицо» — о женщинах, которые во время Второй мировой рядом с мужчинами воевали, и о том, что они чувствовали, а как вам с мужчинами служилось и воевалось?

— Алексиевич я знаю — в тюрьму мне писала, я ответила, она мне книги свои подарила, и одна из них как раз «У войны не женское лицо», но мне ее не дали — там можно только ту литературу читать, которая в их тюремной библиотеке есть, где Ленин, Сталин и Путин, поэтому, надеюсь, немного отдохну — и до книг Алексиевич дойду.

«Алексиевич в тюрьму мне писала, книги свои подарила, одна из них «У войны не женское лицо», но мне ее не дали — там можно только ту литературу читать, которая в их тюремной библиотеке есть»

Ну как вам ответить? Один парень мне когда-то сказал: «Армия — это нормальная мужская работа», в том плане, что «это нормальная мужская работа, с которой я справляюсь». Она, впрочем, и мне под силу, женщиной в армии я себя не чувствую, мне просто эта работа нравится. Форма одежды нравится, запах оружейного масла, топливного керосина, что-то тягать и носить, бегать и стрелять, а особенно летать я люблю. Летать и стрелять для меня — это нормально, естественно, я мозг отключаю и о том, что вокруг мужчины, не думаю. Правда, проблема в том, что некоторые из них о том, что я женщина, забыть не могут, но не все: есть такие, которым своей женственностью я не мешаю, и они на меня как на военного реагируют — на такого же, как сами, а есть те, кому мне постоянно напоминать, напоминать нужно... Ну и что? — справляться с этим я научилась, они давно меня не раздражают, и на них я не реагирую: научилась на место ставить и дорогой своей посылать.

Из кни­ги На­деж­ды Сав­чен­ко «Силь­не ім’я На­дія».

«Якось се­ре­да — «гу­мо­вий день», зда­є­мо нор­ма­ти­ви по одя­ган­ню про­ти­га­за. Тре­ба за сім се­кунд одяг­ну­ти, але із дов­гим во­лос­сям це зро­би­ти проб­ле­ма­тич­но. Во­лос­ся ви­ди­ра­єть­ся, про­ти­газ не на­ла­зить! «Иди­от­ка! Ту­пишь!!!».

На ви­хід­них їду до­до­му в Ки­їв, при­ход­жу до по­дру­ги, во­на в ме­не пе­ру­кар: «Хав­чик, стри­жи!». — «Як?». — «Ко­рот­ко, під ноль три!». Та­ню­ха обал­ді­ла, але по­стриг­ла. В на­ступ­ну се­ре­ду я в про­ти­газ за чо­ти­ри се­кун­ди вле­ті­ла — і хто тут дур­ний?! Отак я сво­їх дов­гих хви­ляс­тих ло­ко­нів по­зба­ви­ла­ся, і не жал­кую, бо зро­зу­мі­ла, що з ко­рот­ким во­лос­сям в ар­мії зруч­ні­ше».

— Интересно, а посягательства на вашу девичью честь в армии были?

— Конечно. Сексуальные домогательства — это у нас обычное дело, но, как в народе говорят, если сука не захочет, кобель не вскочит. Не проблема — физически заставить меня не пытались, а на подобные предложения один ответ «нет», и все.

Из кни­ги На­деж­ды Сав­чен­ко «Силь­не ім’я На­дія».

«Сек­су­аль­ні до­ма­ган­ня... Чи є во­ни в ар­мії? Та на кож­но­му кро­ці, але, як ка­жуть, «як­що су­ка не схо­че, ко­бель не ско­чить», то­му все від те­бе за­ле­жить.

На той час на­чаль­ни­ком шта­бу в на­шо­му ба­таль­йо­ні був урод мо­раль­ний рід­кіс­ний — ще й до­сі слу­жить, при­ду­рок! Він всіх но­вень­ких дів­чат че­рез строй­о­ву про­пус­кав і че­рез се­бе, жит­тя ба­га­тьом по­ка­лі­чив, але об ме­не зу­би зла­мав швид­ко. В пер­шу ж ніч я йо­му не да­ла, ще й по­зну­ща­лась доб­ря­че, і по­чав він ме­не ви­жи­ва­ти... «Ты ду­ра! Ты иди­от­ка! Ти мав­па! Ты ту­пишь!!!» — це я чу­ла по­стій­но.

Да­лі до ме­не в кім­на­ту з «ніч­ни­ми пе­ре­вір­ка­ми» по­ча­ли офі­це­ри на­під­пит­ку за­ход­жу­ва­ти, то­му пі­сля на­ря­ду прос­ті­ше бу­ло в будь-який куб­рик зай­ти, на будь-яке по­рож­нє ліж­ко (то­го, хто як­раз в на­ря­ді) впас­ти, між ніг «най­твер­ді­ше чо­ло­ві­че на­ча­ло» (ав­то­мат тоб­то) пок­лас­ти і за­сну­ти. Я ро­зу­мі­ла, що як­що в од­но­го «дах зі­рве», то ще 24 (в куб­ри­ку по 25 чо­ло­вік бу­ло) йо­го зу­пи­нять...

Якщо у хлоп­ців по «тє­лі­ку» пор­ну­ха йшла, ме­ні на то аб­со­лют­но по­фіг бу­ло, я — спа­ти! Во­ни до ме­не теж нор­маль­но звик­ли. Бу­ва­ло та­ке, що я ле­жу, а на ліж­ку по­руч зі мною хтось до те­ле­ві­зо­ра від­вер­нув­ся і дро­чить. По­фіг — хай ро­бить що хо­че, го­лов­не, аби ду­мав, що я сплю, і ме­не не чі­пав.

Ще стар­ши­на ве­се­лий в нас був! Мол­да­ва­нин. Зран­ку йде в душ го­ля­ка, на сто­я­чий х... руш­ни­ка ки­не і по всьо­му про­льо­ту не­се... «Смот­ри, На­дю­ха, как еще мо­гу!». Ди­ви­ла­ся. І ржа­ла, як і всі. Що ж ще ро­би­ти? На­че я не знаю, що сто­я­чий х... зран­ку по­сця­ти, а не по...ба­ти­ся, хо­че.

Ко­ли хлоп­ці на­пи­ва­ли­ся, теж іно­ді до ме­не в кім­на­ту за «ве­ли­ким ко­хан­ням» при­хо­ди­ли. То­ді я їх на сво­є­му ліж­ку при­ба­ю­ку­ва­ла — ко­ли уго­во­ра­ми, ко­ли при­кла­дом ав­то­ма­та. Все від ти­пу ка­ва­ле­ра за­ле­жа­ло, і спа­ти на їх­нє міс­це йшла.

Ко­лись був ку­мед­ний ви­па­док. За­хо­дить один:

— Я до те­бе!

— Ну доб­ре. Ти ля­гай, я за­раз в душ — і по­вер­ну­ся.

За­бра­ла ав­то­мат і пі­шла (ав­то­ма­ти ми зав­ж­ди із со­бою но­си­ли, на­віть сра­ти з ни­ми хо­ди­ли).

Йду. На­зус­т­річ дру­гий:

— Я до те­бе!

— Ну доб­ре, — ка­жу, — хви­лин че­рез 15 в кім­на­ту за­ходь, я як­раз з ду­шу че­ка­ти те­бе бу­ду.

І пі­шла со­бі десь по ба­зі ти­ня­ти­ся (лю­би­ла я но­ча­ми по ба­зі гу­ля­ти, як кіш­ка, се­бе від­чу­ва­єш). На ра­нок хо­дять обид­ва, на ме­не ду­ють­ся... «Ну ти й стер­во!». Ви­яв­ля­єть­ся, во­ни ці­лу­ва­ти­ся по­ча­ли, аж до­ки не зро­зу­мі­ли, що обид­ва не­бри­ті, але по-доб­ро­му по­смі­я­ли­ся і за­бу­ли: хлоп­ці нормальні по­па­ли­ся...».

«Не вышло сватанье...»

— Это правда, что в Ираке к вам настоящий принц сватался?

— Да.

— И как это происходило?

«В армии много пить приходится. Это обычный лейтенантский путь»

— Ну, как... Там шейхи есть, местная знать, они на переговоры к командиру батальона ехали, а я на КПП стояла. Военных там учили, что обыскивать мужчин женщины права не имеют, но у нас мало людей было, поэтому пришлось, хотя на женщину я мало была похожа — форма, каска на лысой голове... Как положено обыскала... Не знаю, как тот принц понял, что я женщина, но обиделся, свое «фе» высказал. Я еще и взыскание получила за то, что чуть международный скандал не спровоцировала, а потом он стал туда-сюда ездить — якобы снова на переговоры, подарки мне привозил...

— Какие?

— Разные — ну, у них же понятие такое, что женщину купить можно. Сначала это золото было, которое он передо мной в своей манере на пол бросил... Мне это дикостью показалось, и комбат постоянно мне иракские традиции объяснял, а принцу наши — что в Украине, мол, ухаживать так не принято, бросать что-либо, как собаке, нельзя — по-другому надо. Дошло до того, что мой «кавалер» только фрукты и цветы привозить стал, а не золото и одежду, потому что такое я не брала.

Постепенно мы подружились и вежливо общаться начали, хотя говорить не говорили, потому что друг друга не понимали. В итоге он комбату про­­дать меня предложил — за калым...

— Большой?

— 50 тысяч долларов уже давал, хотя сначала, где-то там, на блокпосту, за два барана купить хотел. Комбат объяснил, что женщины у нас не продаются, надо согласия спрашивать — если, дескать, за тебя замуж захочет, пускай идет. Посмотрел на меня принц, понял, что убеждать меня бесполезно, и уехал. Не вышло сватанье...

Из кни­ги На­деж­ды Сав­чен­ко «Силь­не ім’я На­дія».

«Ну, і на за­вер­шен­ня ве­се­лих іс­то­рій роз­по­вім, ще раз всі­ма «улюб­ле­ну» і за­юза­ну «по­бре­хень­ку» вже всо­те — про те, як за ме­не в Іра­ку тор­гу­ва­ли­ся.

Пер­ший раз на Баг­дадсь­ко­му мос­ту ді­ло бу­ло. Хоч я і в бро­ні­ку, кас­ці і ли­са бу­ла, але ко­ли го­во­ри­ла, ви­да­ва­ла се­бе, що жін­ка.

З на­ми то­ді ще іраксь­ка по­лі­ція чер­гу­ва­ла, і от під­хо­дять во­ни до ко­ман­ди­ра взво­ду і на ла­ма­ній ан­г­лійсь­кій з арабсь­ким пи­та­ють:

— Са­дик (друг тоб­то), your madam? (твоя жін­ка?)

— Моя, — ком­в­з­во­ду ка­же: а як йо­му ще по­яс­ни­ти, що я йо­го під­лег­лий?

— Чейндж! (Мі­няю на два ба­ра­ни. Ці­ну дав, як за мер­т­ву жін­ку, бо ста­ра ду­же).

Хлоп­ці ржач здій­ня­ли, і да­вай глу­зу­ва­ти: «Да­вай­те ми їм за­раз Пу­лю за два ба­ра­ни про­да­мо, а зав­т­ра во­ни нам ота­ру ві­вець при­же­нуть, тіль­ки щоб ми її на­зад за­бра­ли! Ото шаш­ли­ків на­їмо­ся!

Дру­гий раз. Був у нас пе­ре­кла­дач-араб, Му­ха­мед зва­ли, ро­сійсь­ку знав. Спо­кій­ний та­кий, ви­ва­же­ний хло­пець, і ще один був — Га­фар: то­му свої ж го­ло­ву від­рі­за­ли і аме­ри­кан­цям при­сла­ли за те, що по­двій­ним аген­том ви­явив­ся... То­му один Му­ха­мед за­ли­шив­ся — він ме­не ще арабсь­кої мо­ви і пи­сем­нос­ті вчив. Під­хо­дить якось до ме­не Му­ха­мед і роз­по­ві­дає, що хо­че одру­жу­ва­ти­ся і ка­лим вже зі­брав — дві з по­ло­ви­ною ти­ся­чі до­ла­рів. «Доб­ре», — ка­жу, а він — да­лі: що йо­го не ля­кає, як­що жін­ка бу­де стар­шою за ньо­го і ро­зум­ною (йо­му 21 рік був). «Ну, ти мо­ло­дець, Му­ха­мед, що ши­ро­кі по­гля­ди ма­єш» — отак і по­го­во­ри­ли... Ви­кли­кає ме­не до се­бе ком­бат:

— На­дя, ти що, за­між за Му­ха­ме­да ви­хо­диш?

— Що?!

— Він ска­зав, що з то­бою роз­мов­ляв.

— Та я ж не ду­ма­ла, що він про ме­не ка­же!

— От іди те­пер і са­ма все роз­ру­люй!

Пі­шла по­яс­ню­ва­ти Му­ха­ме­ду, що я сол­дат, але, прав­да, зро­зу­мів без об­раз...

Тре­тій раз. Сто­я­ла я на КПП, і як раз де­ле­га­ція прин­ця Ес-Су­вей­ри до ком­ба­та із ві­зи­том за­їж­д­жа­ла. При­їха­ли во­ни впер­ше, то­му тре­ба бу­ло об­шу­ка­ти. Нам на під­го­тов­ці по­яс­ню­ва­ли, що жін­ка ні в яко­му разі не по­вин­на арабсь­ко­го чо­ло­ві­ка об­шу­ку­ва­ти, бо це об­ра­за і при­ни­жен­ня, але лю­дей в на­ря­ді то­ді бра­ку­ва­ло, бо ще не весь ба­таль­йон з’їхав­ся, і я по­ду­ма­ла, що як­що мов­ча­ти бу­ду, ціл­ком за хлоп­ця зій­ду... Взя­ла­ся об­шу­ку­ва­ти прин­ця, мов­ча­ла, і як він тіль­ки здо­га­дав­ся, що я дів­чи­на (тут і свої-то плу­та­ють), хрін йо­го знає, але у схід­них чо­ло­ві­ків, на­пев­не, на на­ших дів­чат якийсь нюх. Принц тіль­ки гля­нув на ме­не, але ні­чо­го не ска­зав...

Ви­кли­кає ком­бат і по­яс­нює, що в ме­не се­рйоз­ний за­льот, але оскіль­ки я прин­цю спо­до­ба­лась, то щоб на­пе­ред по­во­ди­ла се­бе ввіч­ли­во і чем­но. «Слу­ха­юсь!» — ви­тяг­ну­лась я... Ну що тут ска­жеш? На­ту­пи­ла, а міг би скан­дал вий­ти і свар­ка, і то­ді ми­ру і спо­кою кі­нець. Ком­бат все за­ла­го­див — він два ра­зи в Афга­ні­ста­ні був і зви­чаї і но­ро­ви Схо­ду знав. Зав­ж­ди ка­зав: «Вос­ток на­до по­ни­мать...». Муд­рий був ко­ман­дир — по­ки жи­вий був, у нас все бу­ло від­нос­но спо­кій­но і по­ря­док був...

Да­лі де­ле­га­ція по­ча­ла їз­ди­ти ре­гу­ляр­но. На­ступ­но­го ра­зу слу­ги прин­ця ви­нес­ли ме­ні на під­но­сах по­да­рун­ки — зо­ло­ті при­кра­си го­рою, до­ро­ге вбран­ня. Тут уже я об­ра­зи­лась! Я зар­пла­ти мен­ше за пів­ро­ку за­роб­лю, ніж зо­ло­та на цих під­но­сах! «Звід­ки?» — на мит­ни­ці спи­та­ють! П...дою за­ро­би­ла?». До­сить, бу­ли вже та­кі ви­пад­ки, ко­ли баб з ро­та­ції із та­ких при­чин від­прав­ля­ли, та й на чор­та ме­ні зо­ло­то? Не ці­ную я ці бряз­каль­ця...

Зно­ву ком­бат «роз­ру­лює»... По­яс­нює прин­цю, що в нас до жі­нок не так за­ли­ця­ють­ся, їм тро­ян­ди да­ру­ють, цу­кер­ки... Тро­ян­ду в Іра­ку ви­рос­ти­ти ду­же тяж­ко — во­на із пиш­ною го­лов­кою рос­те, але на ко­рот­ко­му ко­рін­ці.

Зно­ву де­ле­га­ція. Две­рі ма­ши­ни від­кри­ва­ють­ся, і щось під но­ги ме­ні ле­тить. Я — ав­то­мат в бой­о­ве по­ло­жен­ня. Див­лю­ся — тро­ян­да. А щоб ти жи­вий був! Я ду­ма­ла — гра­на­та! Упс! Не­ув’язоч­ка! Прос­то на Сході жін­кам по­да­рун­ки, як со­ба­кам, ки­да­ють, а ті під­би­ра­ють і дя­ку­ють... По­яс­нив ком­бат, що у нас так не роб­лять, а у них — при­ни­жен­ня, як­що чо­ло­вік жін­ці по­да­ру­нок під­но­сить...

На щось се­ред­нє до­мо­ви­ли­ся: у машині вік­но опус­ка­єть­ся, принц тро­ян­ду в руці три­має, я під­ход­жу, бе­ру, дя­кую...

Отак-от і по­чав ме­не принц тро­ян­да­ми, фі­ні­ка­ми, ба­на­на­ми, гра­на­та­ми (на цей раз вже фрук­та­ми) за­ва­лю­ва­ти. По­тім все ж одя­гом, але хоч не зо­ло­том біль­ше, сла­ва Ал­ла­ху!

Тро­ян­ди і ла­хи (одя­г) я, в свою чер­гу, мед­ро­ті віддавала, фрук­ти — хлоп­цям (за фі­ні­ки, прав­да, від яких у них «сто­як» був, во­ни ме­ні особ­ли­во не дя­ку­ва­ли). Со­бі з по­да­рун­ків тіль­ки тра­ди­цій­ну жі­но­чу па­ран­д­жу і чо­ло­ві­чу «ара­фат­ку» з кіль­ця­ми за­ли­ши­ла.

Під кі­нець ро­та­ції принц Ес-Су­вей­ри по­про­сив ком­ба­та ме­не в Іра­ку за ка­лим 50 ти­сяч до­ла­рів за­ли­ши­ти. Для по­рів­нян­ня, на той час стіль­ки за го­ло­ву лі­де­ра «алі­ба­бів» в Іра­ку да­ва­ли. Ком­бат ска­зав, що рі­шен­ня прий­ня­ти тіль­ки я мо­жу. Принц, про­їж­д­жа­ю­чи, сум­но на ме­не по­ди­вив­ся, але ру­ку і сер­це про­по­ну­ва­ти не став... Чи то вже це ниж­че йо­го гід­нос­ті бу­ло, чи здо­га­дав­ся, що нах­рін йо­го по­шлю, — не знаю, але так мій «бур­ний схід­ний ро­ман» із прин­цем за­кін­чив­ся. Ну, не бу­ти ме­ні По­пе­люш­кою, не бу­ти, та не бі­да. Мо­же, від­ра­зу ко­ро­ле­вою ста­ну...».

«ПИЛА ВСЕ, ЧТО ГОРИТ, И СПИРТ ТЕХНИЧЕСКИЙ ТОЖЕ. КОГДА ИЗ ИРАКА ВЕРНУЛАСЬ, ПОЛ-ЛИТРА ВОДКИ ЗАЛПОМ ВЫПИЛА» 

— Многих ваша личная жизнь интересует — какая она, есть ли вообще? Были ли мужчины, которые с ума вас сводили, безумную любовь какую-то вы переживали?

«Женщиной в армии я себя не чувствую, мне просто эта работа нравится. Форма одежды, запах оружейного масла...»

— Понимаете, я считаю, человек пару себе ищет, когда чего-то ему не хватает, — таким образом пустоту заполняет. Есть женщины, которые без мужчин не могут, им о кого-то тереться надо, еще что-то, а самодостаточному человеку пароваться не обязательно, он не в поиске — если находится кто-то свой, хорошо, а если нет... Мне кажется, умному человеку нужно прежде всего партнера своего уважать, и чтобы он не переставал удивлять, чтобы ты им восхищаться не прекращал...

— ...но где они, такие партнеры?

— В том-то и дело. Если я вижу кого-то, с кем мне интересно, на контакт иду, мы общаемся, но я никогда себя в рамки этой «ячейки общества» — семьи — не закрою, не такая я, поэтому пускай остальных моя личная жизнь интересует — дурацких историй об огромной всепоглощающей любви у меня нет, о порезанных венах или сумасшедшей влюбленности в 17 лет, как у многих девчонок или парней, тоже рассказать нечего.

— Тем не менее когда-то же вы влюблялись?

— Нет, я любить не умею, потому что недостаточно людей уважаю. Говорить «люблю» очень легко, если играешь, а, как по мне, любить — это не жалеть и за что-то не презирать значит, а у меня такого не было, я в мужчинах всегда недостатки вижу.

— Ясно, однако, никогда не говори «никогда»...

— Ой, Господи, придет — значит, придет, мне столько всего сделать надо! Если по дороге где-то найдется, так тому и быть, но я свою жизнь поискам не посвящаю — это не нужно.

— Слышал, что, когда вы в Бродах служили, много пить приходилось...

— (Смеется). Не только в Бродах — в армии вообще много пить приходится. Ну, это обычный лейтенантский путь: когда лейтенантом становишься, первый загульный период начинается... У меня, правда, загульным он не был — просто такие места есть, где все пьют, потому что делать нечего. Некоторым жена и дети пить не давали, но у меня, слава Богу, ни мужа, ни детей не было, мне, повторюсь, скучно было, и если в Киеве в музей или на фестиваль пойти можно, то там, кроме какого-то кабака, некуда — от скуки много пить приходилось.

— Что же вы пили?

— Все, что горит, и спирт технический тоже (смеется), но не потому, что я алкоголик. Если возможность хорошо посидеть есть, бокал вина выпить, сигарету выкурить, — это одно дело, а если просто с парнями встретились — там водка, конечно, то есть в напитках я не привередлива.

Из кни­ги На­деж­ды Сав­чен­ко «Силь­не ім’я На­дія».

«Спир­т­не нам не за­бо­ро­ня­ли вжи­ва­ти ні­ко­ли. Бать­ко, ве­че­ря­ю­чи пі­сля ро­бо­ти, міг ви­ді­ли­ти пи­ва. То­ді ще пи­во із со­ло­ду ва­ри­ли, а не з хі­мії, як за­раз, то­му во­но ко­рис­не бу­ло. Я ду­же «Обо­лонь» «Окса­ми­то­ве» куш­ту­ва­ти лю­би­ла — на­пев­не, ро­ків з чо­ти­рьох-п’яти.

У шість ро­ків на день на­род­жен­ня за­про­си­ла сво­їх по­друг — жі­нок ро­ків 30-40. То­ді я на пи­том­ни­ку пра­цю­ва­ла, у ліс­ниц­т­ві. Тіт­ка Па­ша зай­ня­ла па­ру ряд­ків мо­ло­дої сос­ни і ду­ба, їх тре­ба бу­ло про­рід­жу­ва­ти, за ро­бо­ту по­тім цу­кор на цук­ро­во­му за­во­ді да­ва­ли. От ме­ні там по­до­ба­лось де­рев­ця по­ло­ти! Ну, і по­дру­ги, від­по­від­но, бу­ли — бри­га­да жі­нок, що на пи­том­ни­ку пра­цю­ва­ли.

За сто­лом гос­ті пи­ли го­ріл­ку, а ми, ді­ти, гра­ли­ся в ха­ті. Я при­біг­ла до сто­лу і спи­та­ла:

— Ма­мо, а що ви п’єте?

— Го­ріл­ку.

— А що во­но та­ке?

— Да­ти то­бі спро­­бу­ва­ти? — спи­та­ла ма­ти і на­ли­ла ме­ні на дно 30-гра­мо­вої чар­ки тро­хи го­ріл­ки. Я ви­пи­ла і скри­ви­ла­ся: «Фу! Яка не­доб­ра!», але по­тім впро­довж ве­чо­ра при­бі­га­ла де­кіль­ка раз і ка­за­ла, щоб на­ли­ли ще. Зреш­тою опів­но­чі, ко­ли вже тро­хи «на­клю­ка­лась», а гос­ті по­ча­ли спі­ва­ти ве­се­лих за­столь­них пі­сень, я прий­ш­ла і всіх ро­зі­гна­ла, ска­за­ла, що спа­ти хо­чу. «І вза­га­лі, в ко­го тут день на­род­жен­ня — в ме­не чи у вас?!»

На всіх ро­дин­них свя­тах, ко­ли зби­ра­ла­ся рід­ня за сто­лом, на­ші бать­ки ні­ко­ли не ка­за­ли: «Їм не на­ли­ва­ти, бо во­ни ще ді­ти» — по­тро­ху нам на­ли­ва­ли ви­на або то­го, що ми хо­ті­ли. Я за­зви­чай го­ріл­ку ви­би­ра­ла, Ві­ра ви­но пи­ла.

До ал­ко­го­лю мій ор­га­нізм до­сить стій­кий був, я хлоп­ців на спір пе­ре­пи­ва­ла, а ну так, щоб «в хлам», пер­ший раз у 17 ро­ків на­пи­ла­ся. То­ді бать­ко ще по­пе­ред­жав: «Так, На­дю, то­бі пи­ти не мож­на, ти в п’янці страш­на!», і біль­ше ні­чо­го ме­ні на цю те­му не го­во­рив. Ма­ти тро­хи дов­ше но­та­ції по­чи­та­ла...».

— Это правда, что в президентском самолете, когда российско-украинскую границу пересекли, вы граммов 200 водки выпили?

— Если не больше — она меня не брала. Во-первых, два года ее не пробовала, забыла уже, какая она на вкус, а во-вторых, ну как за волю не выпить? Когда из Ирака вернулась, пол-литра залпом выпила...

— ...пол-литра?!

«Армия — нормальная мужская работа, с которой я справляюсь»

— Это нормальная реакция. Смотрите, ты с войны приезжаешь, здесь с друзьями встречаешься и понимаешь, что ценности у них совершенно другие, — кто-то сумочку купил, кто-то туфли, телефон новый... Оказывается, у тебя настолько другая жизнь, что в их круг ты больше не вписываешься, — вот и употребила.

— И что с вами после этого было?

— Ничего.

— А с друзьями?

«Играть-то могу, смотря для какой публики талант. Я же когда-то в Карпенко-Карого поступала...»

— Тоже ничего — они же пол-литра не одолели: от меня разве что в шоке были. Так же и по возвращении в Украину — только прилетела, и тебе уже какую-то чушь про политику несут, такое впечатление у людей, будто ты этим два года жила, а ты о чем-то другом слушать хочешь, о том, что помнишь, поэтому да, чтобы начать этих товарищей понимать, мне нужно было хорошо выпить.

— И все равно понимать не начали...

— Нет — я столько не выпью! (Улыбается).

— Вы много курите, а желания бросить нет?

— Ни за что, никогда в жизни! О том, что курить буду, я с четырех лет знала: когда дядя курил, запах никотина мне нравился — видимо, у меня этого никотина в организме нехватка. Кто-то по-другому его получает, а у меня курение — целая жизненная философия, способ остановить время. Куда-то бежишь, красивый пейзаж увидела — ну не будешь же просто стоять и на него смотреть, обязательно кто-то тебя дернет, куда-то потянет, поэтому говорю: «Стоп, мне покурить надо» — и стою любуюсь.

Многие, когда их спрашивают, почему они курят, объяснить это не могут, а я могу. Во-первых, сам никотин вкусный — я бы ту сигарету зубами грызла, во-вторых, сам процесс нравится. От подкуривания сигареты до тушения окурка — это просто философия и наслаждение, но это не реклама, детей мы предостережем: «Курить вредно!».

Из кни­ги На­деж­ды Сав­чен­ко «Силь­не ім’я На­дія».

«Що бу­ду ку­ри­ти, зна­ла ще з чо­ти­рьох ро­ків. Дя­дя Ко­ля ру­бав дро­ва, а по­тім сі­дав на пе­ре­кур. Він кру­тив са­мо­крут­ку із тю­тю­ну, який сам ви­ро­щу­вав, під­ку­рю­вав, а я бі­га­ла на­вко­ло і ню­ха­ла дим. Ме­ні так по­до­бав­ся за­пах тю­тю­ну, що я ска­за­ла: «Як ви­рос­ту — бу­ду ку­ри­ти!».

У 16 ро­ків, пі­сля от­ри­ман­ня пас­пор­та, ми зай­ш­ли до по­дру­ги, її ма­ти ци­гар­ка­ми тор­гу­ва­ла. Я ви­рі­ши­ла, що вже ви­рос­ла, ми взя­ли по ци­гар­ці «Маг­на сріб­на», за­ку­ри­ли, за­каш­ля­лись, і я від­ра­зу зро­зу­мі­ла, що мені це по­до­ба­єть­ся і ку­ри­ти я бу­ду! І це при то­му, що ні бать­ко, ні ма­ти, ані сес­т­ра не ку­ри­ли і не ку­рять. Від бать­ків я не хо­ва­ла­ся, а за­хис­ти­ла свій ви­бір і своє рі­шен­ня — ме­ні ще тро­хи мо­ра­лі по­чи­та­ли та й звик­ли».

«С ДЕТСТВА ЖАРЕНУЮ КАРТОШКУ ЛЮБЛЮ, ПОМИДОРЫ ПРЯМО С ГРЯДКИ И МАМИН БОРЩ» 

— Когда-то вы модельером были, а где сейчас одежду себе покупаете, куда за продуктами, за всем необходимым ходите?

— То, что носить хочу, мне надо самой сесть и пошить, но поскольку времени на это нет и вряд ли оно появится, просто иду и покупаю то, что к телу ближе. В основном в Red и другие стоковые магазины — не секонд-хэнд, потому что времени рыться нет: мне нужно видеть вещь, чтобы она висела. По гламурным бутикам ходить не люблю, все очень быстро покупаю — знаю: подходящую мне модель найти сложно, поэтому либо на цвет, либо на фактуру ткани ориентируюсь, чтобы приятная на ощупь была. Рукой провела — раз-раз-раз, нужную ткань нашла, смотрю, какая модель. Если что-то не совпадет, покупать вещь не буду, и то же с цветом — тот, который хотела, нашла и смотрю, что в нем на меня подобрать можно.

Что же касается еды... В тюрьме думала: «Вот если вернусь, с сестрой в маркет пойдем и все с полок мести будем!», но вернулась, сходили, чего-то чуть-чуть взяла...

— И выбор есть, и не хочется...

«Есть такие, которым своей женственностью я не мешаю, и они на меня как на военного реагируют — на такого же, как сами, а есть те, кому мне постоянно напоминать нужно. Я в мужчинах всегда недостатки вижу»

— Как-то так, да. За продуктами, в общем, в «Сільпо» возле дома хожу, за вещами — в Red, тоже рядом... Миллион вещей мне не нужен, если одни джинсы и блузка есть, этого достаточно.

— Что вы поесть любите?

— Все (улыбается), но опять-таки здесь своя философия: с любовью приготовлен­ное, красиво поданное... С детства жареную картошку, помидоры прямо с грядки и мамин борщ обожаю, но и поесть люблю, и не есть тоже могу — невелика проблема.

Из кни­ги На­деж­ды Сав­чен­ко «Силь­не ім’я На­дія».

«От ви­рву­ся із цієї трик­ля­тої «тюр­ми на­ро­дів» під на­звою Ро­сія на во­лю, по­вер­ну­ся до­до­му в Укра­ї­ну і як на­вер­ну ми­ся­ру ма­ми­но­го до­маш­ньо­го ук­ра­їнсь­ко­го бор­щу із ква­со­лею, із хлі­бом ук­ра­їнсь­ким, із са­лом ук­ра­їнсь­ким! Із час­ни­ком і ци­буль­кою! Під чар­ку ук­ра­їнсь­кої го­ріл­ки з пер­цем! І ні­чо­го ме­ні не ста­неть­ся!!!

Але все це бу­де на во­лі в Укра­ї­ні, а по­ки що ска­за­ла лі­ка­рю, щоб на 8 Бе­рез­ня до ме­не із своєю за­кус­кою без ви­пив­ки і не під­ко­чу­вав.

Во­ює­мо да­лі...

Сла­ва Укра­ї­ні!!! Ге­ро­ям сла­ва!!!».

— Наше интервью в девять утра началось, а сколько часов в сутки вы спите?

— Сегодня в час 28 легла, в шесть встала.

— И хватило?

— Да это уже многовато! В первые дни на воле по два-три часа в сутки спала, а теперь и пять, и шесть, и даже восемь могу.

— В заключении книгу «Сильное имя Надежда» вы написали — интересную, неформатную, я ее всем рекомендую, а какие книги читаете?

— Ну, свою я написала так, как если бы сестре или кому-то из друзей о своей жизни рассказывала, о том, что со мной происходило, пока порознь мы находились. Я те книги и те фильмы люблю, где история человека есть, потому что жизнь — это не сказка про Золушку, где в конце все хорошо и замуж за принца, а крутые повороты, через которые только ты проходишь. Люблю книжки с язвинкой, стервинкой, где ирония есть, сарказм, — они меня веселят. В тюрьме всех поэтов Серебряного века перечитала — там это единственное было, что взять в руки не стыдно.

— Кто больше остальных понравился?

— Блок. Немного хуже Ахматову и Цветаеву воспринимаю — наверное, дорасти нужно, а вообще с детства поэзию Шевченко, Франко и Леси Украинки любила — то, чего в России найти нельзя. Русскую классику и в школе я изучала, но во время отсидки ее больше было (улыбается). Пушкина перечитала — легко, однако, знаете, мне больше не о любви стихи нравятся, а о людях, которые наперекор судьбе идут, о сопротивлении жизни и обстоятельствам.

«ЕСЛИ ОБО МНЕ ФИЛЬМ СНИМАТЬ БУДУТ, ГЛАВНУЮ РОЛЬ СЫГРАЮ!» 

— Какие фильмы вам нравятся?

— Те, в которых концовку угадать не можешь, а я почти всегда угадываю, начинаю смотреть — и знаю, чем дело кончится. Шесть картин одновременно смотреть могу, каналы переключая: понимаю, что ничего не пропустила, — такое кино уже надоело.

— Любимые фильмы между тем у вас есть? Может, с детства?

— Любимых нет — есть те, которые запомнились, какой-то отпечаток наложили. Например, «Побег из Шоушенка»— тяжелый, но один из лучших в мировом кинематографе, я считаю. Советские — «Белый Бим Черное ухо», «Чрезвычайное происшествие», об Александре Матросове, о летчике Мересьеве...

— ...«Повесть о настоящем человеке»...

— ...да, о героических людях. Кумиров при этом себе не сотворяю, прекрасно понимаю, что идеальных героев нет, — то, что человек подвиг совершил, еще не значит, что не грешил. Если о комедиях и мелодрамах говорить, то мне нестандартно поставленные нравятся — «Влюбись в меня, если осмелишься», например, где любовь на грани с садомазохизмом, а слюнявые и сопливые утопии не для меня, мне повеселее и подрайвовее надо.

— Вы, несомненно, очень талантливый человек, причем во всем, и это не­удивительно — если что-то одно дано, как правило, дано и другое. На мой взгляд, вы хорошей актрисой быть могли бы — никогда сыграть в кино не мечтали?

— (Смеется). Ну, если обо мне фильм снимать будут, главную роль сыграю!

— А ведь интересно, правда?

— Ну, я ведь в театре играла...

— Самодеятельном?

— Да, с детства могла спокойно на сцене стоять, не волнуясь. В школе всегда бабу Галю изображала — Данилко ее еще до того, как Веркой Сердючкой стать, показывал: эту вот бабу Галю, наверное, класса с пятого я копировала. Сцены не боюсь, в студенчестве в аматорском театре «Сварга» играла. Я вообще театрал, по театрам ходить люблю, но не по классическим, а каким-то необычным, таким, как «Черный квадрат», «Театр 19» в харьковском Доме кино. С удовольствием новые пьесы смотрю и, как только возможность появляется, сразу в театр иду, а не в ночной клуб. Как я играла?.. Как говорится, играть-то могу, смотря для какой публики талант (улыбается). Я же когда-то в Карпенко-Карого поступала...

— ...в театральный?

— Ну да, мне советовали: либо модельером становись, либо актрисой, но на экзамены пошла — и желание поступать отпало. Стаю глупеньких девочек, мечтающих стать звездой, увидела, и подумала: ну даже если поступлю, с кем общаться там буду?

— Зачем, дескать, оно мне надо?..

«Особенно летать люблю. Летать и стрелять для меня — это нормально, естественно...»

— Да, поэтому тихонечко оттуда ушла и дома сказала: «Не поступила». В Академию легкой промышленности пробовала... Там рисовать надо было, и рисую я хорошо, но для вуза по-другому нужно. У меня свой стиль, а вот академической школы нет, потому и не приняли. Если честно, швеей на высшем уровне быть не особо и хотелось, и потом понеслось: то официанткой, то грузчиком, то в сексе по телефону работала...

— Даже там?!

— Даже там, и это отдельный мир, который больше забавный, чем сексуальный.

«КОГДА-ТО ПО ТЕЛЕВИЗОРУ ПРО СЛУЖБУ «СЕКС ПО ТЕЛЕФОНУ» СМОТРЕЛА: БАБКА В БИГУДЯХ, В ХАЛАТЕ СИДИТ И ПО ТЕЛЕФОНУ О СЕКСЕ ОБЩАЕТСЯ. СМЕШНО БЫЛО, ДУМАЛА: НУ НЕУЖЕЛИ ПРАВДА? — А КОГДА В ТУ СЛУЖБУ ПОПАЛА, УБЕДИЛАСЬ: ТАК И ЕСТЬ» 

— Мужчины звонили, вы с ними разговаривали...

— На разные темы... (Улыбается).

— И долго?

— Долго — дорого: обычно четырех минут им хватало, чтобы цели своей достичь (смеется), а мне чем дольше, конечно, тем лучше, потому что денег получу больше. Когда-то по телевизору про службу «Секс по телефону» смотрела: бабка в бигудях, в халате сидит и по телефону о сексе общается. Смешно было, думала: ну неужели правда? — а когда в ту службу попала, убедилась: так и есть, пожилые женщины в основном работают...

— После освобождения в Киеве в театр вы ходили?

— К сожалению, пока нет: вот отдохну — и пойду. Пока только на концерт группы «Океан Ельзи» попасть повезло, в Харькове.

— А куда сходить хочется?

— На какое-то нераскрученное представление, не туда, где полный зал и «лоджия», а в какой-то театр, где актер со зрителем напрямую общается, — когда-то «Черный квадрат» постановки показывал, где зритель на языке жестов вместе с актерами мог играть. В Харьковский молодежный театр сходила бы, если бы время было, во Львове Театр имени Леся Курбаса люблю — там своеобразные постановки, а в Театре Заньковецкой и оперном — классика...

— Очень интересно вы рассказываете...

— Правда?

— Да, и я, кстати, знаю, что в 2012 году вы в телешоу «Битва экстрасенсов» участвовали...

— Было дело...

— У вас, значит, еще и экстрасенсорные способности есть?

— Там экстрасенсорных способностей у самих экстрасенсов нет, я так вам скажу! (Улыбается). Хотя, думаю, вы это и сами знаете. Это постановочное шоу, у меня отпуск был, а они позвонили: нужна была картинка, женщина-военный, желательно снайпер, а я еще и летчица... Скучно было, сходить решила и посмотреть, что же там такое. Это тоже актерская игра была...

— ...разводняк...

— Ну, что там экстрасенсов нет, я поняла сразу.

— Интересно было?

— Было бы, если бы так холодно не было и не надо было на холодной земле непонятно зачем лежать — все равно ведь кадры нарежут и смонтируют. Одна лампа UFO на всю палатку, одна бутылка коньяка, чтобы всем тем снайперам, которые участие принимали, согреться... Если бы не эти обстоятельства, было бы веселее.

«ШАНСОН И ПОПСУ НА КЛЕТОЧНОМ УРОВНЕ НЕНАВИЖУ!» 

— Слышал, что вы телевизор не смот­рите и интернет совсем не читаете...

— Сейчас на это абсолютно времени нет, а в тюрьме вот так (пальцем по шее проводит) телевизора насмотрелась.

— А было там, кстати, что-то, что вас растрогало?

— (Задумывается). Много низкопробного российского кинематографа было, реже — неплохие зарубежные и российские фильмы. Ну, может, на платных каналах и есть что посмотреть, но набор бюджетных на отравление человеческого мозга запрограммирован. Тупые сериалы, шоу всякие развлекательные, поэтому что там растрогать могло? Разве что неплохая социальная программа о героях среди простых людей. Кто-то котенка спас, кто-то сестричку — о таких людях рассказывали, и, в принципе, это правильно. Благотворительные программы были — детям больным деньги собирали: тоже неплохо, если правда, а больше и вспомнить нечего.

— Какую вы музыку любите?

— Слушаю все, кроме шансона и попсы.

— В России они надоели?

— На клеточном уровне ненавижу! Еще в киевских маршрутках эта шантрапа 90-х осточертела — «Бутырка»...

— ...«Владимирский централ»...

— ...и прочее, а в России просто пытка этой музыкой была, вынос мозга! В тюрьме радиоточка есть, отключить которую ты не можешь, и тебя слушать то, что любят в тюрьме, заставляют. Целый день шансон или попсу слушала — меня уже выворачивало! Я живую музыку обожаю — классику, рок, смесь классики и рока, электронную музыку, если как живая она, а не стучащая и пискливая, фолк разных народов мира — кантри, например. У каждого народа своя аутентичная музыка есть, и мне интересно, как они ее разви­вают. У некоторых, к слову, развитие мне не нравится, я считаю, что раньше было лучше. Ирландская музыка очень веселая, японскую и китайскую сложно понять, но она самобытная, мне танцы их по душе, я в театре масок не прочь побывать, ансамбль «Сухишвили» хочу на сцене увидеть.

Да, кстати... В России хороший канал «Культура» есть, я новости там смотрела, а под программы их засыпала — люди искусства так медленно, размеренно говорят, что не задремать не получалось (улыбается), но музыка там хорошая, в основном классическая, звучала.

— Какие песни вам нравятся?

— Украинские.

— А из исполнителей кто?

— Я весь русский рок переслушала, который моя сестра мертвым называет, а я вечным, потому что слова песен группы «Кино»...

— ...«Машины времени»...

— ...Гребенщикова и других так работать мозг заставляют — ты думаешь и по-другому мир понимаешь, мне это нравится. В Украине Вакарчук есть с тембром голоса неповторимым, ритмичная музыка Ot Vinta и Mad Heads, правда, последний альбом Mad Heads больше лирический — первые, отбойные такие, мне больше по душе. Есть «Крихітка Цахес» и Талита Кум, которая «я гаряча і гірка, як кава» поет — и все переворачивается. Многие исполнители нравятся — настоящие!

— Надя, я вами восхищен! К сожалению, наше интервью к концу подошло...

С Дмитрием Гордоном. «Жизнь — это не сказка про Золушку, где все хорошо и замуж за принца, а крутые повороты, которые только ты проходишь»

— Уже? Ну, я тоже скажу «к сожалению»...

— Хочу поблагодарить вас за то удовольствие, которое от нашей беседы, от общения с настоящей Личностью я получил, и напоследок попросил бы вас что-то спеть, потому что у вас это хорошо получается...

— (Смеется). Сейчас подумаю, что бы такое исполнить... О, ту песню вспомню, которую очень любила со мной охранница петь, которая меня в суд привозила. Сама она белоруска, и мы с ней часто в автозаке, когда никто не слышал, это пели. (Поет):

Ой у вишневому саду,
Там соловейко щебетав.
Додому я просилася,
А він мене все не пускав,
Додому я просилася,
А він мене все не пускав...
Голос сиплый сейчас, правда...

— Посвящается Путину!

— (Хохочет). Ну, Путину что-то другое я посвятила бы, но ладно. Охранница со мной эту песню пела, у нее такой акцент белорусский — легкий, приятный, — и голоса совпадали. Вот почему ­ABBA успешная группа? Голоса подходили — так и у нас с ней. Когда кто-то слышал, на видео нас снимали и просили: «Девчата, еще пойте...».

— Спасибо, Надя!

— И вам спасибо!