(Продолжение. Начало в Части I, Части II )

«С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ МИССИИ, БЕЗУСЛОВНО, Я УКРАИНЕЦ»

— «Большую часть жизни, — вы говорите, — я эмигрантом был, чужаком». Столько лет живя в Киеве, украинцем себя ощущаете?

— (Пауза). Вы знаете, с точки зрения миссии — да, безусловно.

— Классный ответ, между прочим. Где в Киеве вы живете?

— Сейчас на Щорса, возле Университета культуры.

— Квартиру снимаете?

— Да. Раньше на Городецкого снимал, и там гораздо больше мне нравилось. Новая квартира лучше, потому что современная, а та старая была, но сам тот район... Ольгинская, Театр Франко — обожаю!

— В Вильнюс, где детство и юность прошли, вас тянет?

— Тянет.

— Давно там были?

— Когда Янукович туда ездил (смеется).

— Не самое удачное время...

— Нет, Вильнюс всегда люблю — и Литву тоже. Несмотря на то, что слышал от родителей, как литовские националисты во время войны...

Савик с родителями Изабеллой и Михаилом Шустер, Вильнюс, 1955 год. «Я вообще реальной защиты моих родителей не ощущал никогда, не чувствовал их за своей спиной»

— ...немало евреев расстреляли...

— ...да, и это было, литовцы этого не скрывают, но все равно Литва — это мое. У меня три Родины точно: Литва, Украина, Италия, и я вам скажу, что Россия отчасти тоже.

— Немудрено — cтолько лет там прожили...

— С 91-го по 2005-й, и я считаю, что народ там талантливый. Ну, как всегда: народ может многое, а те, кто им руководят...

— ...с ними вот просто не повезло...

— Ну, не повезло — это после 100 лет можно сказать, а когда это столетиями происходит...

— ...хронически не везет...

— (Разводит руками).

— Отец ваш четыре года назад умер, мама до сих пор жива. В прошлый раз вы мне признались, что с родителями у вас достаточно сложные отношения были. С отцом до его смерти как-то объясниться, примириться, уладить конфликт удалось? И какие сейчас отношения с мамой?

— Ну, как по Фрейду, все всегда было «нормально». Отношения более натянутые с мамой, не с отцом, были. Отца я все время, хоть и некрасиво так говорить, подкаблучником считал — мама руководила им полностью, и на эту тему мы с ним давно-давно не разговаривали.

— Ему между тем это нравилось?

— Подкаблучником быть? Ну, во-первых, он себя таковым не ощущал (улыбается), а во-вторых, он человек, который взял и на пустом месте индустрию создал...

—...обувную фабрику в Монреале...

—...а это, знаете ли, достижение — ему ведь уже 50 лет было...

—...и он футболистом был...

— Да, но в Ленинграде трехмесячные курсы модельеров закончил — в Советском Союзе еще, и обувную фабрику в Монреале открыл. Он целеустремленный был, работоспособный, у него дофига энергии было, и это всегда я ценил, а то, что он не умел женщине сопротивляться и на меня это напрямую влияло... Ну, это мне как бы не сильно нравилось... Один раз от мамы уйти он пытался (это в Монреале было — чем-то она его оскорбила), я его остановил, но если бы стал отношения с ним выяснять, он бы меня просто не понял.

— На похороны ездили?

— Конечно.

— Плакали?

— Да. (Пауза). Когда гроб открыли, не то что плакал... Мы впятером были: я, мои двое детей, Стефано и Сара, и двое детей моей сестры, Леонардо и Самуэль. Они видели: я не стеснялся, не пытался сдержаться.

— После смерти отца ваши отношения с мамой улучшились?

— Я бы так не сказал. Моя мама — латентный офицер КГБ, мне очень сложно.

«ВОЛОДЯ МУНТЯН СКАЗАЛ, ЧТО В ФУТБОЛ СЕГОДНЯ ЛУЧШЕ МНЕ НЕ ИГРАТЬ»

— Лет вам уже сегодня немало, отца нет, а полусиротой себя ощущаете? Все-таки, когда он был жив, вы им защищены как-то были...

— Нет, я вообще реальной защиты моих родителей не ощущал никогда. Не чувствовал их за своей спиной, поэтому...

—... чего-то добились...

— Ну, во-первых, может, и так, а во-вторых, именно потому к собственным детям отношусь иначе. Да, они со мной советуются, но я главным образом за их спиной стеной быть пытаюсь.

Савик зажигает с футболистом Андреем Гусиным на новогодней вечеринке Кати Осадчей, 2010 год

— Обувная фабрика в Монреале — насколько я понимаю, ваши родители богатыми людьми были?

— Университет в 76-м я окончил, они в Монреаль в 75-м приехали и тогда очень бедными были.

— Сейчас, тем не менее, состояние матери...

—...хорошее.

— Большое?

— Ну, не хочется, чтобы канадские налоговики нас услышали, но, думаю, больше миллиона там. Не огромный достаток, однако деньги есть. Сколько у нее было? 120 рабочих? Хороший средний бизнес.

— На отцовское наследство вы претендовали или нет?

— Нет, наследство мне пофигу! Поймите: есть моя сестра, есть я, мы с сестрой не в очень хороших отношениях, потому что я считаю, что она со своим мужем моего отца с фабрики выгнала. Как в романе Драйзера, но, с другой стороны, для ее детей, если понадобится, я сделаю все.

— Здорово! Родная кровь, да?

— Знаете, да, и зла никогда им не причиню. Единственное, о чем я с ней спорить не буду, — это наследство. Своему сыну скажу: «Стефано, ты у меня финансист великий, юрист — иди и разбирайся. Возьми все, что тебе причитается, подели с Сарой — и вперед в жизнь!», а я туда лезть не хочу.

— Папа ваш футболистом был, и, говорят, хорошим...

— Крайним полузащитником. Когда он играл, эти подкаты начались, и потом мне советовал: «Подкат с мясом!», то есть мяч выбить — не цель, надо не только это...

— В юности вы всерьез стать футболистом хотели?

— Не то слово — до сих пор хочу! (Улыбается).

— Любите футбол?

— Очень.

— И по-прежнему за «Фиорентину» болеете?

— Ну конечно.

— Она, однако, не радует, и что делать?

— Почему? На первом месте в Серии А сейчас.

— Сегодня в футбол вы играете?

— Не-а — пытался, но Володя Мунтян сказал, что лучше мне этого не делать. Дело в том, что после операции у меня куска мышцы нет — чувствительность правой ноги отсутствует, а я правша, поэтому сложновато.

С Игорем Суркисом и Игорем Белановым в перерыве благотворительного футбольного матча, 2007 год

— Как же, если не с помощью футбола, вы расслабляетесь?

— Смотрю его, а еще спортивный зал есть, сериалы, чтение. Женщина...

— Одна?

— Да, я человек моногамный — извините, но это так. Если решение жить один я принимаю, у меня знакомства быть могут, но если решаю с женщиной жить, то какой смысл еще на сторону или по сторонам ходить? Это же бред! Обманывать, выискивать, тайком звонить...

—...сложности...

—...совершенно лишние, так зачем? Ты просто выбираешь: так или эдак, но если бы на какое-то время назад я вернулся, вероятно, решил бы, что лучше пожить одному.

— Больным в эфир часто вы выходили? С насморком, может, с давлением...

— Это было, конечно.

— Сами-то вы телевизор смотрите?

— Да, а как же.

— Новостные программы?

— Разумеется.

— Ток-шоу?

— Ой, я так много телевидения потребляю, что вы удивитесь: смотрю на всех языках, которые знаю. В зависимости от событий те или другие каналы включаю. Если что-то во Франции происходит, то французские...

«К ДМИТРИЮ КИСЕЛЕВУ И СОЛОВЬЕВУ КАК К ОФИЦЕРАМ РУССКОЙ АРМИИ ОТНОШУСЬ, ДА И ПРОФЕССИОНАЛЫ ОНИ ПЛОХИЕ. ХОРОШИЙ ПРОФЕССИОНАЛ — ЭТО ТОТ, КОГО ПОСЛЕ УХОДА ДЕЙСТВУЮЩЕЙ ВЛАСТИ НЕ ПОВЕСЯТ»

— Кто из коллег вам нравится?

— Мне очень многие нравятся — легче сказать, кто нет.

— Евгений Киселев тоже сюда из Москвы приехал — как вы к нему относитесь?

— Очень хорошо. Единственное, что я сейчас не как коллега Евгения, а как генеральный продюсер канала, на котором сейчас работаю, говорю. Я бы его пригласил и спросил: «Женя, а что бы тебе делать хотелось?», причем ответа его не знаю. Может, Женя сказал бы, что документальное кино хочет снимать, может, что хочет «Итоги» вести, может, сказал бы, что планирует «Черное зеркало» продолжать, на что я ответил бы, что это не самый удачный проект. И добавил бы: «Может, ток-шоу — это не твое».

С бойцами «Штаба обороны Мариуполя», Мариуполь, 2014 год

— Вот аналитическая программа — да...

— Было бы здорово искренне, творчески поговорить.

— То есть он уважение у вас вызывает?

— Да, безусловно, — я очень хотел бы, чтобы он у нас работал.

— То, что он ваш конкурент, вы чувст­вуете?

— Ну когда мы на «Плюсах» выходили, а он на «Интере» — да, конкурент, а когда мы на 3S.tv, а он на «Интере» — какая там конкуренция?

— Как вы к Дмитрию Киселеву и Владимиру Соловьеву относитесь?

— Как к офицерам русской армии.

— На задании...

—...да, и у них конкретное оно — нанес­ти Украине информационный удар.

— Профессионалы они хорошие?

— Нет.

— И Соловьев плохой?

— Считаю, что да. Или вы имеете в виду, хорошие ли они пропагандисты?

— Да, с задачей своей справляются?

— Хороший профессионал — это тот, кого после ухода действующей власти не повесят.

— Классный ответ! Савик, а вы сегодня — состоятельный человек? С деньгами проблем не испытываете, можете себе все, что хотите, купить? Старость у вас обеспечена? — вопрос даже так поставлю...

— Нет, поэтому работать должен буду до последнего дня. Детей в шутку я иногда спрашиваю: «Когда помогать мне начнете?». (Смеется). Они отвечают: «Папа, не дож­дешься, поэтому давай вперед!».

«МАРАДОНА, С МОЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ, ЛУЧШЕ ПЕЛЕ И МЕССИ»

— Людей с вашим невысоким ростом зачастую комплекс Наполеона отличает, да и вообще комплекс. Мы с прекрасным советским певцом Юрием Богатиковым очень дружили, так он говорил: «Мы, маленькие, в корень пошли...». Присущ ли вам комплекс Наполеона и испытываете ли вы неудобства оттого, что не высоки, не, к примеру, Арвидас Сабонис и не Александр Волков?

— Слушайте, у меня два кумира в жизни — Пеле и Марадона.

— Оба «великаны»...

— 170, 160 с небольшим...

— Месси в список кумиров не входит?

— Нет.

— Да вы что? Вы считаете, он хуже, чем Марадона?

— Конечно — Марадона, с моей точки зрения, лучше Пеле. Он один чемпионат мира выиграл, понимаете? — этого ни один футболист не сделал! Я даже Пеле в 70-м году не сравниваю: там были Тостао, Жерсон, Жаирзиньо...

Савик Шустер и Владимир Познер общаются с участниками международной конференции на тему: «Что такое свобода слова?». Киев, 2 декабря 2010 года

—...Ривелино, Карлос Альберто...

—...только вратарь в эту звездную команду не вписывался...

—...а у бразильцев они никогда не вписываются...

—...хотя Феликс очень симпатичный, красивый был парень. А вот Аргентина Марадоны — это только он: он лично чемпионат мира-86 выиграл.

Журналист Мустафа Найем фотографирует Савика в эфире программы «Шустер LIVE», 2013 год

— Тем не менее, когда к вам в студию Виталий Кличко приходит, завистливо снизу вверх на него не смотрите?

— Ой, с Виталием история у нас особая. В России в свое время ТЭФИ я выиграл, но программа моя на «НТВ» закрыта уже была. Ну, как надо мной поиздеваться? Дать приз (хотя голосование в прямом эфире было). Выхожу я на сцену — и награду мне Виталий Кличко вручает: ну, чтобы все было пропорционально... Есть статуэтка ТЭФИ, есть, чуть повыше, я, а потом Кличко — выглядело это примерно так, но самое страшное за кулисами произошло. Виталий вручил мне награду, я мои знаменитые слова произнес: «Только после того, как вас закроют, вы можете получить ТЭФИ», захожу за кулисы — а там женская сборная по баскетболу: «Можно с вами сфотографироваться?». Я: «Конечно!», и Виталик тут же. Я посмотрел на них еще раз и попросил: «Срочно табуретку мне принесите!», потому что без табуретки я бы комично выглядел. Принесли, мы сфотографировались...

—...и есть это фото?

— Где-то, наверное, есть. (Улыбается).

— «Первой женщиной, в которую я влюбился, — признались однажды вы, — была французская актриса Анук Эме»...

— Это правда.

— Сегодня тоже в нее влюбились бы?

— Да, безусловно. У нее врожденная элегантность, ни одного лишнего жеста, и что бы она ни делала, это женственность в ней выдает. Назвать ее лицо идеальным нельзя...

Женскую красоту Савик любит и ценит. С певицей Светланой Лободой

—...ну, не красавица неземная...

—...но все в ней какую-то внутреннюю чувственность, эротичность, что ли, подчеркивает.

— Вы, Савик, эстет!

— А шо делать?

— Это правда, что в Афганистане некоторые ваши товарищи по причине длительного воздержания ишаков поль­зовали?

— Этого я не знаю, хотя один момент был. Они в горы шли... Знаете, репортер — это такая работа: если за ними идешь, идти должен в их ритме. Не будут они шаг замедлять, потому что ты там плетешься, и вот на горной тропе ногу я подвихнул, меня на лошадь посадили, а у лошади — две ракеты для РПГ по бокам. Пять утра — время молитвы, они молиться пошли, а я на лошади, как кретин, сижу...

—...и расслабиться ракеты меша­ют...

— Ну, я же об этом не думал (смеется). Они, в общем, молятся, эта процедура минут 15-20 занимает, и я думаю: а чего я сижу-то? Сейчас вот, как в фильмах ковбои, спрыгну — и спрыгнул! Приземлился, а между ногами ракета! Ударился о нее этим вот делом — боль сумасшедшая! Я так кричал, что они молитву прервали, меня с той ракеты стащили...

Ну, в футболе, когда ты в стенке стоишь и мяч туда попадает — это очень больно, но 15-16, может, 20 секунд длится, а потом постепенно дышать начинаешь, и все проходит, а тут боль дичайшая была! Ну, отряд Абдул Хака моя боль совсем не волновала, потому что к боли по-своему они относятся. Ушли, молитву продолжили, а потом Абдул Хак молодого ишачка мне привел (это шутка была!) и сказал: «Ну, у тебя с этим все в порядке?». — «Думаю, да, но возможности проверить нет». — «Вот, проверь...». Я их, конечно, послал — с таким юмором... Издевательство! (Смеется).

«ПРЕЗИДЕНТОМ УКРАИНЫ НЕ СТАНУ, ПОТОМУ ЧТО ЗА МЕНЯ НЕ ПРОГОЛОСУЮТ»

— Правда ли, что вы хотите то ли пре­зидентом Украины, то ли депутатом Европарламента стать?

— Депутатом Европарламента — да, такая мысль лет 15 назад у меня была, потому что зарплаты хорошие и делать нефиг...

— Хорошие — это какие?

— Ну, типа 10 тысяч евро в месяц плюс...

—...социальный пакет...

—...аренда, транспорт и так далее.

— Но у президента Украины получше условия...

— Не-е-ет, я им не стану, потому что за меня не проголосуют...

— За человека, который 100-процентную узнаваемость имеет? Таких, кстати, в Украине мало...

— Дим, хорошо, но это ведь тоже не хрен собачий. Допустим, я приду и скажу: я в президенты иду не потому, что узнаваемый, а потому, что считаю, что Украина вот такой должна быть, ведь если мы говорим, что направление в НАТО взяли, то тогда направление «русский — второй государственный» берем...

«Самые красивые люди Украины» (по версии журнала VIVA) — Савик Шустер и Тина Кароль — на церемонии награждения. Киев, 1 марта 2008 года

— ...ну да, почему нет?..

— Вот такая моя платформа. Мы от этих варваров защищаемся, потому что Кремль — это варвары, но, с другой стороны, нашим людям, которые на нашей территории живут и по-русски хотят говорить, говорим: «Ребята, это — государственный язык», и если сторонники этого есть — значит, хорошо. Дальше реформу А, реформу В расписываем... Мы с программой выходим, а у нас же в политике чистый популизм, и конструктива поэтому нет. Больные точки я понимаю, и тут надо ответ дать: вот он, мол, избиратель, ответ мой, ты с этим согласен? Я, впрочем, не уверен, что меня изберут, потому что в программе у меня очень радикальные будут вещи.

— Я вам сейчас вопрос задам, который вас все ближайшие дни будет мучить...

—...прекрасно...

— Савик, а если плюнуть на все и официально в президенты Украины пойти — вы к этому готовы? Что вам, в конце концов, терять?

— Дима, послушайте, я к этому готов, но где же моя команда? Это же парламентско-президентская республика...

—...но в Канаде футбольную команду вы же организовали...

— Это совсем другое дело, тут я показать должен: вот мое предложение на должность премьер-министра, вот министр иностранных дел, министр обороны, но если я партию, движение создаю, я должен дать людям понять, что хочу изменить и как это делать буду, и если больно будет, открыто предупредить: больно будет.

— Как специалист по боли...

—...совершенно верно.

— Вы украинских политиков лучше, чем они сами себя, знаете — я убежден, что смогли бы команду набрать и самые дерзкие планы реализовать, но все равно решать вам, а я вот о чем вас спрошу. Такая, Савик, жизнь позади! Дай Бог, чтоб впереди столь же интересная была, но ведь все эти годы она у вас яркая, насыщенная, полная встреч с интересными людьми...

—...и полная ошибок...

—...и это нормально — не ошибается тот, кто ничего не делает. За мемуары взялись бы?

— Да. Мне как-то один американец в спортивном клубе, в который хожу, сказал (он раньше в России жил, меня еще на «НТВ» смотрел): «Вы мемуары написать обязаны, это ваша ответственность, потому что исторический момент опишете, о котором людям знать надо». Понимаете, какое у американцев мышление? Это ваша ответственность!

— И миссия! Вы уже знаете, как их назовете?

— Да! Не знаю, назову ли так, но у меня была мысль назвать: «Мама всегда права». Она же именно потому, что латентный агент КГБ, обезопасить меня хотела: «Иди в медицину — тебя никогда не посадят!». Или: «Иди в медицину, потому что у врачей в Канаде зарплаты высокие».

— А если и посадят, все равно пригодишься...

—...и в концлагере, и где угодно — правильно вы сказали! Врач — такая профессия, которая даже в концлагере нужна, а вот журналисты точно там ни к чему, и поэтому... Поэтому, Дима, мама всегда права.

— Я вам за прекрасное интервью благодарен и напоследок авантюру хочу предложить. В самом конце беседы с Александром Гордоном я сказал: «Я знаю, что когда вы выпьете, украинские песни поете. Может, споете?», а он: «Ну надо же выпить!». По полстакана коньяка мы налили, выпили, я говорю: «Ну?». Он: «Подождите, надо, чтобы похорошело». Минут 10 прошло, похорошело, и он замечательно спел. Мы с вами все эти два с половиной часа прекрасное итальянское вино пьем, и я вам не предлагаю, чтобы это непремено украинская песня была, но хоть куплет, хоть чего-то — как сможете. Вот взять — и спеть...

— Не-а, я вам не спою, но одну вещь скажу. Когда я уроки украинского языка начал брать, моя учительница «Червону руту» поставила, и мы вместе с ней ее пели — она сочла, что это правильная история вхождения в украинскую мелодику была. Дим, ну я правда плохо пою — ну зачем же мне делать плохо то, что я делаю плохо? И то, что я делаю хорошо, не совсем хорошо... Зачем?

— Спасибо вам за общение, я хочу выпить за вас и за то, чтобы свобода слова, которую вы в Украину принесли, никогда здесь не умерла!

— Спасибо большое!

С Дмитрием Гордоном