Звезды о Гордоне
Сергей ХРУЩЕВ




— Пару месяцев назад я побывал в штате Айова, где отмечали пятидесятилетие визита первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущева к американскому фермеру Росуэллу Гарсту. Конечно, меня умилил обед, где подавали блюда, которыми потчевали когда-то отца, но больше всего удивило обилие теплых слов, произнесенных в адрес Хрущева местными жителями. Таких, если честно, давно не слышал и, в общем-то, от американцев не ожидал: все-таки это другая страна, да и отношения двух супердержав в то время были достаточно сложными.

На ферме Гарста открыли музей двух уровней: штатного, поскольку хозяин прославился тем, что предложил выводить гибридные семена кукурузы, и одновременно федерального, поскольку в сентябре пятьдесят девятого тут побывал Хрущев (иными словами, «чужой» глава государства оказался для них важнее соотечественника). Потом был парад в городе Кун-Рапидс: естественно, не на российский или украинский манер — с танками и самолетами, а чисто американский. Демонстрировали разные тракторы, комбайны, дети разбрасывали конфеты, а меня с дочкой Гарста поместили в открытый «Паккард» тридцать первого года выпуска, и мы махали собравшимся оттуда рукой.

Выглядело все очень трогательно, мне даже неловко было выслушивать в адрес Никиты Сергеевича хвалебные оды. Говорили, в частности, что он и Гарст совершили политический прорыв, внесли большой вклад в окончание «холодной войны», в развитие торговли и сельского хозяйства, а вот в России эта дата, по сути, прошла незамеченной (хотя и не она одна — пятидесятилетие запуска первого спутника, к примеру, в Соединенных Штатах отмечали куда шире, чем в стране, его запустившей).

Меня иногда спрашивают: в чем дело? Мы что, Иваны, не помнящие родства, потомки, неспособные оценить сделанное до нас? Трудно ответить, но думаю, что есть у России проблема — как бы сказать попроще — самоидентификации, и если, допустим, обществу постоянно внушают, что Сталин построил СССР и стал героем, то, соответственно, Хрущев, разоблачивший культ личности, должен быть контргероем. Поэтому-то вокруг Никиты Сергеевича и нагромождены горы лжи: он, мол, и гопака перед Сталиным танцевал, и старший сын его такой-растакой предатель — масса, одним словом, всяческой ерунды, которую очень давно выдумали еще Семичастный с Шелепиным. В связи с этим, видимо, им (понимаете, о ком я?) сейчас трудно признать хорошим Хрущева. Раньше ведь написали, что Сталин хороший, так что выбор, получается, сделан.

На самом же деле не о том следует речь вести, кто хороший, а кто плохой, а о том, что у страны есть история, из которой необходимо извлекать уроки (себе и стране на пользу), тем не менее некоторые россияне до сих пор борются и друг с другом, и с историческими призраками, и с памятью об отце. Например, маршал Язов — был такой в ГКЧП! — заявил: «С Хрущевым борюсь всю жизнь». Спрашивается, зачем? Что, ему больше заняться нечем? Впрочем, я на него не в обиде, но и вы, уважаемые читатели, на меня не обижайтесь: я, как и он, до сих пор живу в той эпохе, а вы — в нынешней, и у вас, как говорил Владимир Познер, совсем другие времена.

Каждый из нас сам выбирает, с чем бороться и кем гордиться, и для многих до сих пор Ленин и Сталин — кумиры. Апологеты Иосифа Виссарионовича утверждают, что вождь всех времен и народов принял Советский Союз с сохой, а оставил великим, с атомной бомбой и чуть ли не единолично победил во Второй мировой войне, приписывают ему массу других вещей, которые, думаю, действительности не соответствуют, но они так считают, и ничего с ними не сделаешь, никакими доводами и аргументами не переубедишь.

Почему, спрашивается, российские власти не захотели вместе с президентом Ющенко осудить Голодомор? Потому что тогда опять же нужно сказать, кто миллионы людей уморил голодом. Да, я согласен: это не было направлено исключительно против украинцев, потому что Сталин был «демократом» и уничтожал всех, но в любом случае, по мнению его приверженцев, называть его виновником страшной трагедии недопустимо. Думали, в общем, они и придумали, что был просто неурожай — на него все и списали, не задаваясь вопросом, из-за кого и чего этот недород получился.

Сегодня историю переписывают как в России, так и в Украине, что, впрочем, не удивительно — разные деятели «подправляли» ее всегда, и это отнюдь не российское и не украинское изобретение. Возьмем британскую средневековую историю времен короля Лира — ее перелицевали до неузнаваемости, и, как выяснили современные исследователи, все это чистой воды выдумка. Бог с ними, просто мне неприятно, что на это тратятся время и силы, — есть, согласитесь, много других вещей, которыми можно заняться.

Лично я ни на кого не в обиде — неловко за соотечественников, которые сами себя в такое положение ставят. И Сталин, в конце концов, и Хрущев давно умерли, и им, наверное, уже все равно, а людям жить, и они должны представлять, какой мир хотят создать для себя и своих детей. Если же они не осознают своего прошлого, не оценивают его, это может закончиться очень печально.

Когда духов прошлого начинают настойчиво вызывать, всегда есть опасность их разбудить. Проснутся, появятся, и, если у общества нет необходимого иммунитета, может найтись какой-то «спаситель», который все повернет так, что снова вернется старое. Историю нужно поэтому изучать, и изучать на трезвую голову, потому как корни современной жизни — они там, в прошлом (это же, как дерево, которое без корней не может), и если сумеем извлечь уроки, будем застрахованы уже от ряда ошибок.

У англичан есть мудрое правило ставить общественным деятелям памятники только спустя полвека после того, как те ушли. Вообше-то этот срок у Никиты Сергеевича Хрущева не за горами, но я не претендую на то, чтобы Родина увековечила его в граните и бронзе — к всякого рода монументам отношусь сдержанно. С ними, особенно в России и Украине, где их то снесут, но им нос отобьют, лучше не заводиться. Полвека простоял гранитный Ленин на бульваре Шевченко, а теперь остался без носа... В Америке, между тем, стоят памятники и северянам, и южанам, которые воевали друг против друга, и никто, хотя люди здесь тоже эмоциональные, не пытается сводить с ними счеты.

В общем, если и ничего Никите Сергеевичу не установят, я не обижусь: главное — чтобы осталось им сделанное. Скоро о тех временах выйдет моя книжка, которая называется «Реформатор», — я работал над ней последние годы и описываю, что же происходило при отце в Советском Союзе. Естественно, отношение у меня к этому периоду сыновье, но фактов не искажаю. Пытаюсь их подавать объективно, и хотя слово это не люблю (любой историк в своих выводах субъективен), если вы на реальных фактах основываетесь и не врете, — а я не вру! — значит служите людям и помогаете им лучше понять прошлое.

Некоторые ура-патриоты порой меня упрекают: «Вы уехали из родной страны, сменили естественные науки на политологию», но никуда я не уезжал — меня просто позвали на работу, которая увлекла. К тому времени я хотел заниматься именно этим и, кстати, поменял свою жизнь в третий раз. Сначала делал ракеты, потом в наказание за то, что помогал Никите Сергеевичу с мемуарами, меня отправили заниматься компьютерами (я, правда, так и не понял, почему это наказание), а после того, как погрузился в воспоминания отца с головой, стал задумываться: почему же у нас не получилось то, на что мы рассчитывали? почему не построили — нет, не коммунизм (это пустое слово), а общество, о котором мечтали? почему продолжали жить хуже, чем американцы, Европа? Я принялся размышлять об этом, писать...

Признаюсь: всякий раз, когда переходишь на следующий уровень, новая задача захватывает. Я всегда был специалистом по сложным системам, однако система управления ракетами, как ни странно, оказалась самой простой. В Америке, кстати, при этих словах смеются (у них даже весьма уважительное выражение имеется — rocket scientist). Куда тяжелее было сбалансировать энергетическую систему Украины (этому я пятнадцать лет посвятил), а общество — система еще более сложная, так что мне это до сих пор интересно.

Поскольку я преподаю международные отношения и рассказываю студентам о происходящем на постсоветском пространстве, за событиями в Украине слежу. У нас, в частности, есть русское телевидение RTN: они транслируют украинский «Интер», и я регулярно этот канал смотрю. Его новостная программа мне нравится больше, чем московские, которые стали уж очень напоминать советские, — взять хотя бы комментарии к недавнему обмену посланиями, состоявшемуся между президентами России и Украины. Кто-то усмотрел тут даже аналогию с Карибским кризисом 1962 года, но в этом тоже, на мой взгляд, непонимание нашего прошлого... Тогда шла «холодная война», две великие державы, СССР и США, соревновались за первенство на мировой арене и борьба велась по жестким правилам, установленным американцами.

Джон Форстер Даллес, госсекретарь при президенте Эйзенхауэре, провозгласил, что США будут проводить политику на грани войны, и, естественно, Советскому Союзу не оставалось ничего иного, кроме как этот вызов принять. С одной стороны, очень опасный, но с другой, как утверждал Никита Сергеевич, они с Даллесом хорошо представляли, где эта грань. Направляя ракеты на Кубу, Хрущев послал американцам сигнал: «Нападете на остров — будет худо: Куба теперь наш союзник, и мы готовы ее защищать!». Позиция отца ничем не отличалась от американской по Западному Берлину, иными словами, это была серьезная заявка на паритет. Американцы вообще никого признавать равными не любят, но Хрущев потребовал от них этого и добился, а вот что хотел сказать своему украинскому коллеге Дмитрий Медведев и чем он недоволен, я что-то не очень понял.

По-моему, тут больше обиды, чем политики. У России, как и у всякой бывшей империи, имеются переживания, что теряет свое (Украина, дескать, — она же наша!), но только по прошествии времени политики начинают осознавать, что и Британия не Римская провинция, и Индия уже не принадлежит британской короне, и украинский поезд ушел, а значит, строить отношения следует по-другому. Думаю, все утрясется, потому что возврата назад нет. Главное — не попадать в неудобное положение, из которого очень трудно потом выходить.

Еще проблема. Мы, россияне и американцы, почему-то уверены, что вся политика завязана исключительно на и вокруг нас. Ющенко, дескать, прозападный, а Янукович — пророссийский, и мы будем все делать, чтобы... Я объясняю студентам, что оба они проукраинские, а спорят потому, что один понимает интересы своей страны так, а другой — иначе, и совсем не следует думать, что они пекутся об Америке или о России, — они о себе заботятся. Все это важно, чтобы правильно оценивать ситуацию в мире, где Украина — игрок независимый. Так получилось: нравится это кому-нибудь или нет.

Украина проходит период своего становления, а в силу того, что нация разделена, она дальше продвинулась в строительстве демократии, чем соседи. Украинские партии не бутафорские, представляют реальные группы населения с различным пониманием национальных интересов страны, а их лидеры ожесточенно борются за голоса и за власть, но в пределах установленных Конституцией правил. Выборы и политическая борьба не сопровождаются при этом стрельбой и мордобитием — они происходят в Украине примерно так же, как в старых демократиях, и хотя в США стулом входную дверь спикеру не подпирают, остальное — я имею в виду взаимные обвинения — очень похоже.

Мне, безусловно, приятно, что мое интервью Дмитрию Гордону вызвало в Украине большой интерес, резонанс, к тому же из Киева сюда, в Провиденс, путь неблизкий. С Дмитрием Ильичом мы проговорили несколько часов кряду, и сожалею о том лишь, что был очень уставший: как раз до его приезда просидел все утро над книгой и потому иногда просто терял нить. Пару раз мне задавати один вопрос, а я отвечал на другой, но это не было приемом, к которому прибегают порой политики, когда, например, кого-то из них спрашивают: «Как вы будете голосовать?», а он отвечает: «Вчера я пил кофе». Я же считаю, что неудобных вопросов не бывает — все они имеют право на жизнь, а если кто не умеет ответить, так это его проблемы.

Дмитрий Гордон — профессионал Божьей милостью, и я потом долго переживал, что отнесся к его приезду, как к рядовому интервью, когда спрашивают о каких-то глупостях, а потом пишут, перевирая все двадцать раз... Гордон задавал очень серьезные, основательные вопросы и, самое главное, не приукрасил мои слова и тем более не переврал. Дмитрий «украшательством» не грешит: он произвел на меня впечатление, я с удовольствием с ним общался и готов, если ему понадобится, нашу беседу продолжить. Пускай приезжает!

Я, кстати, тоже много чего написал: более двухсот технических статей, примерно три сотни публикаций газетных и три книжки. Первую, «Пенсионер союзного значения», отпечатали в самом конце советской власти тиражом то ли двести, то ли триста тысяч экземпляров, и она была распродана за неделю. Потом я подготовил следующий труд – «Кризис и ракеты»: в девяносто четвертом тридцать тысяч экземпляров его тоже разошлись моментально.

Напоследок рискну обратиться к читателям: «Если интервью Дмитрию Гордону вас заинтересовало, приобретайте мою новую книгу «Реформатор» – там все про Хрущева, про Украину и про кукурузу. Ну и еще: прошлое – это всего лишь прошлое, поэтому воспринимайте его без особых эмоций. На нем, я уверен, надо учиться, а не бороться с ним и пытаться его переписывать».

Из предисловия к книге «Сын за отца» (2010)

 — За последние четверть века я несколько сот интервью дал и на тысячи вопросов ответил, схожих друг с другом, как лягушки из одного пруда. Журналисты, как правило, ожидали и добивались от меня ответов, с их пониманием происходящего совпадающих, подкрепляющих установившееся в их кругу мнение, — если же из этого ряда высказывания мои выбивались, интервьюеры нервничали, а затем нещадно мой текст кромсали и редактировали, загоняя в «разумные», по их мнению, рамки. Такова жизнь — большинство стандартных, устоявшихся точек зрения придерживается и сердится, если кто-нибудь представляет что-то иначе: к новому знанию оно не стремится, а подтверждения своего, «единственно правильного», взгляда на вещи жаждет — особенно страдают такой предвзятостью американцы и русские.

Лет десять назад крупнейшая телекомпания США NBC попросила меня сороковую на тот момент годовщину Карибского кризиса прокомментировать. Я согласился — в моих правилах журналистам в интервью не отказывать, ведь даже самые предвзятые из них могут извлечь из моих слов что-то полезное, и надежды как-то на них повлиять, донести в результате до слушателей, что же на самом деле в те далекие годы происходило, не оставляю.

Мы приятно побеседовали, а на прощание я пошутил: «Думаю, из всего сказанного мною в эфир только одна попадет фраза — согласия с точкой зрения интервьюера», и когда собеседник возмутился: «Мы серьезная компания!», спорить не стал...

Обычно передачи с собственным участием я не смотрю: на телеэкране себе не нравлюсь, за явные и мнимые ляпсусы переживаю, расстраиваюсь, но в тот раз, когда NBC программу ту начала, на другой канал не переключился, да и эпизод длился всего минут десять. Из них где то пять бывший министр обороны США Роберт Макнамара говорил, еще минуты три комментариям американского историка Артура Шлезингера отвели, который на президентстве Джона Кеннеди специализировался, после чего хронику показали: Фидель Кастро на фоне джунглей, зенитные ракеты, танки... Наконец, и до меня дошла очередь, однако от всех моих разглагольствований лишь одна, вырванная из контекста, фраза «...мой отец был не прав...» осталась — затем бравурная музыка зазвучала и титры пошли, в которых всех участников благодарили за вклад, внесенный... Куда и зачем, я уже позабыл...

Это, замечу, далеко не самый беспардонный случай: NBC действительно серьезная телекомпания и подлогами не занимается — просто «поправляет» слегка то, что в общепринятые в США рамки не укладывается.

В другой раз ко мне менее респектабельные телевизионщики обратились, за неопознанными летающими объектами охотившиеся. Я объяснил им, что, в принципе, в существование внеземных цивилизаций верю, допускаю, что их космонавты посещали когда-то Землю, но категорически отвергаю мысль, что они, наподобие Господа Бога, неотступно, день за днем за нами следят, ни во что при этом не вмешиваясь, — это и алогично, и расточительно. Следуя своим правилам, от интервью я не отказался и честно на все вопросы ответил — в том числе и о своей работе в пятьдесят седьмом-шестьдесят восьмом годах на ракетном полигоне в Капустином Яру, расположенном в заволжских степях на границе с Казахстаном: не только о стартах ракет рассказал, но и о пыльных дорогах, унылой полынной степи и ее обитателях — сайгаках и ушастых ежиках. Особенно настойчиво гости мои статусом проводимых там испытаний интересовались, и я подтвердил, что все тогда гриф «совершенно секретно» имело.

Телевизионщики сердечно меня поблагодарили и пообещали соблюсти объективность, однако... На сей раз в «ящике» я на себя не смотрел, но обнаружил вскоре, что студенты мои стали проявлять ко мне интерес больший, чем обычно, причем вопросы не по теме занятий задавали, а о пришельцах и прочей ерунде. Особого внимания, правда, на это не обратил: проявлять любознательность студентам положено (хуже, если они безразличны, а уж что спрашивают — не так важно: плохих вопросов, в конце концов, нет, и на любой из них, умеючи, можно дать хороший ответ). Прошли года два, я совсем уж и о моих интервьюерах, и о пришельцах забыл, и тут позвонил из Москвы давнишний коллега, с которым когда-то полигонную пыль вместе глотали. Поговорив о том о сем, друг поинтересовался: трезвым ли я давал интервью, в американском фильме об НЛО фигурирующее? — оказывается, показали его и в России (не знаю, добрался ли этот «шедевр» до Украины). Я со свой стороны уверил приятеля, что к общению с журналистами по-прежнему отношусь ответственно и ничего такого себе не позволял, однако в ответ он только неопределенно хмыкнул и дальше внеземную тему уже не затрагивал.

Разговор этот, тем не менее, меня заинтриговал, и при первой же возможности передачу ту посмотрел. Как и все подобные истории, состояла она из выдумок и догадок, ничего общего с реальностью не имевших, — интрига держалась на том, что якобы в начале пятидесятых в Советском Союзе в районе Урала потерпел крушение инопланетный корабль, обломки которого увезли на исследования в Капустин Яр, где авторы для большей занимательности «прокопали целую паутину туннелей». В этом подземелье, дескать, наши ракетчики потусторонние тайны разгадывали да инопланетные технологии осваивали, и все советские космические успехи берут начало оттуда. В общем, такая же чепуха, как и выдумки об аналогичном американском полигоне в Неваде, так называемой «Зоне 51», где инопланетяне тоже якобы «приземлялись».

Описывая «чудеса» в Капустином Яру, телевизионщики время от времени показывали меня, сидевшего в кресле и с глупо-глубокомысленным видом повторявшего: «Все это было совершенно секретно...» — судя по всему, только за этими моими словами они охотились и ради них брали у меня интервью.

Подобных разочарований на своем веку я пережил немало и к ним привык, и хотя от встреч с журналистами по-прежнему не уклонялся, относился к ним соответственно — поэтому, когда однажды некий Дмитрий Гордон из какого-то киевского «Бульвара» ко мне обратился, с порога его не отшил, но посетовал, что занят работой над книгой, вследствие чего в Украину в обозримое время вряд ли выберусь, да и говорить нам особо не о чем.

Ответил и забыл... Действительно, книга о реформах в СССР, задуманных и непосредственно осуществленных при моем отце, полностью поглощала и время, и внимание, однако Гордон не исчез. Мы периодически по телефону общались, посланиями в интернете обменивались, и вот, наконец, мой украинский собеседник взял быка за рога и сказал, что готов прилететь в США. Что ж, отказывать ему я не стал, хотя и радости никакой не испытал.

В день приезда его я все утро писал, изрядно измотался и мечтал об одном: как бы поскорее наш диалог закруглить — в таком настроении и приступили мы к делу. Интервью по наезженному катилось сценарию: Дмитрий Ильич спрашивал, я отвечал — иногда подробно, порой, сэкономить время стараясь, скомканно, но постепенно мое мнение о происходящем менялось: вопросы звучали разумно, их явно хорошо подготовленный, разбиравшийся в теме, заинтересованный человек задавал, который точки зрения своей не навязывал и внимательно слушал. При этом нить беседы он не терял ни на минуту, инициативу в своих руках держал и разговор в задуманном им направлении вел.

Когда вопросы иссякли, мы сфотографировались, поужинали, и гость засобирался, а на прощание несколько книг со взятыми им у разных людей интервью подарил и экземпляр своего «Бульвара Гордона», пообещав регулярно очередные выпуски еженедельника присылать. Из вежливости я поблагодарил, но особых иллюзий насчет этого издания не питал — накануне за полной нечитабельностью от подписки на выходящее в Нью-Йорке «Новое русское слово» отказался и не думал, что украинская газета лучше окажется. Дареному коню, тем не менее, в зубы не смотрят — мы тепло, даже дружески, распрощались, Дмитрий уехал, а я к своей работе вернулся.

Книги сложил на полку, присылаемые из Нью-Йорка экземпляры «Бульвара» небрежно просматривал — вникать в чужие интервью недосуг было, а затем... начались чудеса. Как-то один из томов полистать взял — на случай, если Гордон вдруг позвонит и мнением моим поинтересуется, — раскрыл книгу и больше, пока не дочитал до конца, не закрывал, а затем выпуски еженедельника разыскал и их перечитал тоже.

Все оказалось на удивление глубоко и необычно: во время беседы Дмитрий Ильич в стороне как бы держался, собеседнику возможность выговориться давал, но ненавязчивыми вопросами направлял разговор в нужное ему русло, и в результате рождалась какая-то исповедальная интонация. Исповедь одного человека подхватывал другой, третий, четвертый — таким образом некая возникала полифония: голоса политиков и артистов, мафиози и олигархов, беглых шпионов и маститых писателей накладывались, дополняли или опровергали друг друга.

Каждый, естественно, в лучшем свете представить себя старался: воры в законе о своей исключительной честности и склонности к благотворительности рассказывали, переметнувшиеся на «вражью» сторону разведчики о собственной принципиальности рассуждали, политики упоминаний о просчетах избегали, но охотно о своих успехах и чужих провалах разглагольствовали. Все они, короче, в наиболее выгодном, как им казалось, ракурсе себя преподносили, говорили лишь то, что сами считали нужным, но раздолье это кажущимся было — на самом деле в заданном интервьюером направлении удерживались. Гордон внимательно их выслушивал и сказанное без малейших изъятий публиковал, но так, что ложь легко, без какого-либо вмешательства извне проявлялась и все незаметно по своим расставлялось местам.

Многочисленные интервью-исповеди в одну большую картину складывались, отражающую прошедшую и проходящую на наших глазах эпоху, — с точки зрения истории, это были поистине бесценные свидетельства, дополняющие и окрашивающие эмоциями сухие строки архивных документов, которые фиксируют результат, но не позволяют понять, из чего и как он рождался.

Не могу сказать, что прочел все, от корки до корки: некоторые имена оказались мне незнакомы, другой, не моей, принадлежали эпохе, а кто-то из собеседников Дмитрия Ильича в сферу моих интересов не вписывается, хотя, безусловно, для кого-то очевидную представляет ценность. Вот и свое интервью я со всеми досадными огрехами и недомолвками прочитал, задним числом за усталость себя укоряя, за то, что сосредоточиться не смог, но все это мои были погрешности, а не намеренные подтасовки или небрежности журналиста.

По истечении года на «Бульвар» я уже сам подписался — читаем мы его с женой регулярно, после чего передаем друзьям: с моей подачи еженедельник в нашем «русском» магазине продавать начали.

Когда через несколько лет, в 2012 году, мы с Валей собрались посетить Киев, уже я позвонил Гордону: не захочет ли он еще раз со мной пообщаться? Захотел, и поговорили мы всласть. Рассказывал, в частности, я о том, что раскопал, над новой книгой работая, о реформах отца, реализованных и только задуманных им, — теперь, с расстояния в десятилетия, вся грандиозность перемен виднее становится. Практически все ведь, чем мы живем и гордимся, произрастает оттуда: и технологии массовой застройки — от примитивных первых пятиэтажек до современных комфортабельных комплексов, И ракетно-космический щит от возможных вмешательств извне, и новые сорта сельскохозяйственных культур, еще недавно немыслимые урожаи дающие, и удобрения, которыми мы не только собственные нивы обогащаем, но и полмира ими снабжаем, даже механизированная дойка коров, привычная сейчас, но тогда с огромным трудом внедрявшаяся, и еще многое, многое другое. В результате на свет публикуемое в этой книге интервью появилось, хотя и оно наверняка не без огрехов — моих, естественно...

Теперь я понимаю, почему некоторые собеседники Дмитрия Ильича встречались с ним дважды и даже трижды — кстати, листая его книги, нельзя не заметить, что это сплошь известные, преуспевшие в своем деле люди, чьи имена на слуху. Именно таких ставят молодежи традиционно в пример, на них призывают «юношам, обдумывающим житье» равняться, и это не советское изобретение, как можно подумать. Пару лет назад американский президент Барак Обама широко разрекламированную           книгу «Я о тебе пою» выпустил: по форме это письмо дочерям, а по содержанию — назидание на тему «делать жизнь с кого» (идея явно у Маяковского позаимствована). Обама Альберта Эйнштейна перечислял, Мартина Лютера Кинга, Линкольна и Вашингтона, певицу Билли Холидей...

Ход этот лежит на поверхности, он напрашивается, но интервью Гордона я под другим немножко углом, более важном и для истории, и для Украины, и для всего мира, рассматриваю — дело в том, что у каждой эпохи свои кумиры, свои примеры тех, с кого надо бы «делать жизнь». В годы моей молодости это был Ленин, а теперь говорят — Столыпин, во времена, когда в Украине жил, образцом для подражания Богдан Хмельницкий считался, а в нынешние — Иван Мазепа или Степан Бандера, причем правы, вообще-то, сторонники и тех, и других, потому что каждая из названных личностей ту идеологию олицетворяет, которую в данный период истории общество исповедует.

Дмитрий Ильич не пытается под какое-то свое видение нас подстроить: мол, сегодня мне кажется, что этот человек самый правильный — давайте его возвеличим, а завтра кто-то скажет: «Ну и глупец — не этот персонаж должен примером быть, а вот тот — единственно честный и образцовый!» (это неверно, и я с таким флюгерством не согласен, но так бывает). Гордон срез эпохи дает, показывает, как устроен наш мир сейчас, о классиках и современниках рассказывает, и это большое подспорье для того, чтобы понять, что же на самом деле происходит вокруг, а с кого «делать жизнь», каждый все равно выбирает сам. У одного есть желание петь — и он пример с Карузо берет или Майкла Джексона, другому математика интересна — и он хочет похожим быть на великих Гельфанда (уроженца Херсонщины), Митропольского (родом с Полтавщины) или Тимошенко. Не на Юлию Владимировну, о которой нынче все говорят, а на Степана Прокофьевича — великого математика и механика с черниговскими корнями. Многие читатели, подозреваю, о таком и не слышали, а я его знаю, потому что для нас в своей области он был кумиром, поэтому интервью, которые Дмитрий Ильич берет, считаю куда более интересными и важными для мира, чем книжка Барака Обамы.

С тем, что такое настоящий успех, каждый из нас тоже разбирается сам: для меня — как и для большинства, думаю, — это удовлетворенность тем, что я делаю, самореализация. Одного рода — когда ракеты я конструировал, компьютерами занимался, которые мы на киевском заводе ВУМ выпускали, или автоматизацией объединенной энергосистемы Юга, а другого рода — когда думать стал об истории, о том, что у нас в Советском Союзе происходило и почему не получилось так, как рассчитывали, вследствие чего начал писать книги и с лекциями выступать, но если самое большое удовольствие вы получаете, когда свою хату побелите, наведете в ней чистоту или сварите вкусный борщ, это не менее важно, потому что у каждого свое призвание. Если мы с Дмитрием Гордоном призовем вас сонаты писать или симфонии и вы, хотя не умеете, согласитесь, плохо всем будет — и вам, и слушателям.

Мне возразят с укоризной: в советское время, мол, молодые люди в геологи, летчики или космонавты стремились, а ныне в экономисты и юристы рвутся, раньше совершить подвиг мечтали, а теперь — стать богатыми, получить власть. Ну да, просто в СССР народу рассказывали, как важно нефть, золото или алмазы найти и первыми покорить космос, а сейчас приоритеты изменились, и ничего страшного в этом не вижу: если кто-либо сумел достатка достичь, если в инвестировании, в «делании» денег честным путем самовыражается — это тоже талант.

Жил вот в США бедный и скромный Уоррен Баффет, который вдруг обнаружил, что понимает, где завтра будет выгодно бизнес начать и в какой проект, который остальные инвесторы пустышкой считают, нужно средства вложить, чтобы вернулись они сторицей, и в течение десяти лет самым богатым человеком в мире он был.

Баффет и сегодня уверен: если вложит, предположим, сюда, еще миллиард долларов получит, с которым не будет знать, что делать, но миллиардер нашел выход — вкладывать стал в благотворительность.

В общем, когда некоторым личностям доставляет удовольствие капиталами обрастать, потому что им это удается лучше, чем остальным, слава Богу — другое дело, если они хотят их украсть, как Березовский в России или, извиняюсь, ваша Тимошенко, хотя, чтобы какую-нибудь провернуть аферу, тоже талант нужен. Как и для того, чтобы сейф взломать, — попробуйте, и убедитесь, что это не так просто.

К сожалению, не изжито еще заблуждение, во времена Егора Гайдара и вашего Виктора Пинзеныка сформированное, которые говорили: «Ребята, предпринимать ничего не надо — это все экономистов забота, а вы ждите: доллары, рубли и гривны сами в карман к вам полезут».

Рынок, мол, сам все уладит и утрясет, главное — быть богатым, а вот в богатых странах так не считают, и Билл Гейтс горд не тем, что он один из самых состоятельных в мире людей: по его словам, первостепенно для него то, что самовыразиться сумел и программное обеспечение создать для компьютеров. За это огромные деньги ему заплатили, и теперь он намерен в помощь народам Африки их вложить, в борьбу со СПИДом, а если бы мне миллиардом-другим предложили распорядиться, потратил бы их на создание еще одной Аскании-Нова или приднепровские восстановил бы дубравы — на это никаких средств не жалко.

Вот тут мы с Дмитрием Ильичом, несмотря на разницу в возрасте и в жизненном опыте, полностью солидарны — как и в том, что вкладывать надо в мозги, в обучение. Американцы сейчас этим весьма озабочены — считают, что нужно какие-то идеологические или идеальные цели перед народом поставить. Пока где-то получается, где-то нет, и каким результат будет, ясно лет через тридцать станет: мы же всегда недовольны тем, что у нас есть, и оценят это уже следующие поколения, как — не сомневаюсь! — оценят они и труд автора этой книги.

Что еще к сказанному можно добавить? То лишь, что Дмитрий Гордон не просто интервьюер, пусть и выдающийся: он — летописец, составитель новейшей «Повести временных лет», и с каждым прожитым годом ценность его работы будет лишь возрастать.

Дмитрий Ильич, вы делаете великое дело и на свои плечи великую возложили ответственность. По-моему, вы это осознаете, и продолжать в том же духе желаю.

Из предисловия к книге «Души отдушина» (2014)










Полный адрес материала :
http://gordon.com.ua/stars/hruschev/